Каста Неприкасаемых - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 16

Глава 15

Реальность проявляется медленно-медленно, словно прощупывая, жив ли я еще или уже нет. Постепенно начинаю чувствовать холод каменного пола, идущую от стен сырость. И в подтверждение еще не сформировавшейся мысли, сознание отчетливо фиксирует — я жив.

Не успеваю полностью осознать этот факт, как в голове проявляется мое второе чужеродное я.

Да ты — чертовски живучий сукин сын! Не буду скрывать, я удивлен и даже немного рад этому. Надеюсь, что ты, наконец-то, осознал, что без меня тебе не справиться. Договор готов, только скажи “да”, и мы разнесем в клочья эту халупу и всех твоих мучителей.

Несмотря на то, что Гор, пользуясь моментом, пытается вновь меня надуть, мне все равно приятны его слова. По сути, этот демон, или что он там из себя представляет — единственная живая душа, которой я не безразличен. Какие бы корыстные мотивы не крылись в его голове, он искренне радуется тому, что я выжил. От этих мыслей у меня даже навернулась слеза умиления и очень захотелось согласиться. Просто так, без всяких условий, только ради того, чтобы сделать ему приятное.

К счастью, способность анализировать и природная подозрительность возвращаются ко мне быстрее, чем кое-кому бы хотелось, и я начинаю подозревать, что подобные мысли у меня появились неспроста, и скорее всего, Гор сам мне их и подбрасывает. Гоню прочь всю эту слезливую чушь и пытаюсь приподняться. Попытка заканчивается неудачей, зато отзывается болью в располосованной спине и осознанием того, что у меня связаны руки и ноги. Падаю обессиленно на пол, но удивительное дело — вместо страха и паники испытываю какое-то обнадеживающее удовлетворение. То, что я только что испытал, это не жуткая разрывающая боль от загнивающих кровавых ран, а скорее зудящее болезненное ощущение, как от заживающих, уже покрытых коркой рубцов. Уж я-то знаю разницу, и уж в чем в чем, а в боли я разбираюсь.

«Как это может быть? — Оставляю попытки сесть и стараюсь хоть как-то объяснить случившееся самому себе. — Сколько я здесь валяюсь? Если бы долго, то связанные руки и ноги уже затекли бы и посинели. Да и вообще, я же помню, меня били так, что на спине сейчас должен быть настоящий гнилой фарш. Жар, лихорадка! А ничего нет! Как это может быть?!»

Вопросов прозвучало более, чем достаточно, для того, чтобы в мои мыслительные потуги вмешался демон.

Ну что ты заладил. Почему? Как это может быть? Живой и ладно! Другой бы радовался, а этот нет, изводит всех вопросами. Что тебе непонятно? Ведь даже к такому олуху, как ты, и то должно бы уже прийти понимание. Ты ведь уже не просто человечишко, ты носитель Прим — Сияние Тьмы, а это не фунт изюма… — Тут он замялся, видимо решая стоит ли ему продолжать, но все-таки закончил свою мысль: — В общем, если заклинание признает своего носителя, то защищает и поддерживает его жизнедеятельность до последнего вздоха.

Несмотря на чудовищность моего положения, не могу не улыбнуться.

— Значит, я ему понравился. — На разбитых губах болезненно трескаются засохшие корочки, но я все равно улыбаюсь, что вызывает раздражение Гора.

Чего ты лыбишься?! Да, ты ему не безразличен, но это ничего не меняет. Заклинание — это всего лишь энергия! Пусть и с каким-то примитивным сознанием, но всего лишь голая энергия, которой надо уметь управлять, и без меня тебе с ним не справиться.

По тому как он раскипятился, прихожу к выводу, что наш всемогущий демон и сам не все понимает про ту силу, которой владеет. А раз так, раз я смог выжить и без его помощи, то сейчас сдавать позиции рановато. Едва успеваю подумать, как тут же морщусь от боли, потому что губы вновь трескаются от непроизвольно появившейся улыбки.

«Что за идиотизм, действительно, — как-то беззлобно напускаюсь на себя, — валяюсь в мокром подвале, не могу толком пошевелиться, а радуюсь, что понравился какому-то сгустку энергии. Прав Гор, я, действительно, кретин».

На этой позитивной мысли осматриваюсь и начинаю ползти к ближайшей стене. Получается медленно, но я не теряю надежды и, изрядно вспотев, все-таки добираюсь до мокрой кирпичной кладки. Упираюсь в нее спиной и, сжимаясь как гусеница, постепенно принимаю сидячее положение.

— Уф! — Облегченно выдыхаю, откидываясь спиной на жесткую опору. — Теперь можно и руками заняться.

Пытаюсь перетереть веревку или хотя бы ослабить, но с этим терплю полное фиаско. Руки связаны со знанием дела, и все мои попытки избавиться от пут оканчиваются ничем. Ослабленный организм быстро устает, и отчаявшись, я оставляю это бесплодное занятие. Затылок упирается в холодный камень, а перед глазами — черное непроницаемое безмолвие, полное безнадежного отчаяния. Тишина режет уши настолько, что я обрадовался бы даже злобным нравоучениям Гора, но тот хранит обиженное молчание, и я как-то незаметно впадаю в полудремотный ступор.

Сколько я так просидел не знаю, но прихожу в сознание от стойкого ощущения, что я в этом подвале не один. Поднимаю тяжелые веки и чуть не вздрагиваю, повсюду вокруг светятся красные точки крысиных глаз.

— Мать честная! — Чувствуя мерзкое касание, брезгливо поджимаю ноги, и с ужасом понимаю, что очень скоро эти твари начнут жрать меня заживо, и я ничего не смогу с этим поделать.

Вновь яростно начинаю тереть веревку, но ничего не выходит, и сознание заполняется панической истерикой. Кричу, лягаюсь ногами, но очень быстро устаю, а крысы становятся все наглее и наглее.

— Что делать? — Ору в надежде на Гора, но тот в отличие от меня проявляет ледяное спокойствие и даже позволяет себе злорадство.

А ты спроси заклинание. Ты же ему понравился, оно тебе обязательно что-нибудь посоветует.

Мне совсем не до сарказма, ведь есть то будут меня, а не его. Горло охрипло от крика, но мои вопли совсем не пугают снующих вокруг тварей. От бессилия немного успокаиваюсь, и это помогает. Рассудок, достучавшись до моего перепуганного мозга, убеждает, что еще не все потеряно, и что у меня даже имеется выбор. Можно уступить демону, а можно попытаться использовать сумрачный щит. Не задумываясь, останавливаюсь на втором варианте и пытаюсь понять, как, используя Сумрак, разогнать стаю голодных крыс, если я неподвижен. Извилины кипят от напряжения, и вдруг, я поражаюсь простоте открывшегося решения. Полностью успокаиваюсь, выравниваю дыхание и вхожу в Сумрак. Сквозь серую взвесь вижу все пространство подземелья и от этого становится еще больше не по себе. Весь подвал просто кишит крысами. Где они были до этого и почему нашли меня только сейчас, не знаю, но то, что они голодны и не намерены упускать свой шанс пообедать, сомнений не вызывает.

Мои руки связаны за спиной и использовать их для создания щита я не могу, но руки в этом деле не главное. Они скорее для усиления и направления потока, а основное оружие — это сознание, и мне надо очень быстро овладеть новой техникой.

Вкладываюсь в создание щита и пытаюсь взглядом направить его на обнаглевшую крысу, принюхивающую к большому пальцу моей ноги. Облако серой пыли взлетает по всей охваченной взглядом дуге, и ничего не происходит. Лишь только на миг ползущие твари останавливаются и, задрав морды, водят ими, словно бы в недоумении — что случилось, не опасно ли это? К моему величайшему сожалению, поток слишком слаб и стая, не почувствовав угрозы, вновь зашевелилась как один чудовищный монстр. А та серая бестия, что пристроилась к моему большому пальцу, тоже не нашла ничего опасного и, настороженно пошевелив носом, вновь приступила к обследованию потенциальной добычи.

Еще немного и острые крысиные зубки вопьются в мою плоть, брызнет кровь, и тогда все, конец — голодная стая бросится на меня. Понимаю отчаянность момента и изо всех сил стараюсь настроить себя на борьбу: «Пусть с первого раза не получилось, но все равно я уверен, тут не в руках дело. Выставленные ладони лишь притягивают на себя взгляд, а через них и поток сознания. Надо постараться проделать все тоже самое, но без них». Закрываю глаза и вновь ухожу в Сумрак. Медленно поднимаю веки и полностью концентрируюсь даже не на самой крысе, а лишь на черной бусинке ее носа.

«Ничего вокруг, только маленький хищный рот, от которого надо защититься. Приготовься! Сумрачный страж атакует! — Точечно нацеливаю сознание на подвижный бегающий крысиный нос. — Щит!»

Тварь сдуло с моей ноги беззвучно и молниеносно, словно мощнейшим ураганным порывом. Шмяк! Ее тело размазалось кровавым пятном по противоположной стене.

Результат настолько впечатляющий, что мгновенно возвращает мне былую уверенность. Выныриваю в реальность и, хватая ртом воздух, позволяю себе немного иронии.

— Простите меня, жуткие создания преисподней, но сегодня вы остаетесь без обеда.

Вновь серая пелена Сумрака. Выцеливаю следующую жертву, но теперь давлю щитом так, чтобы тушка не отрывалась от пола, а летела визжащим снарядом, собирая по пути своих собратьев. Каждый мой удар прометает целые полосы в рядах врагов, и крысиное полчище уже жалобно пищит, предчувствуя неизбежное поражение.

Еще один удар и сметенные серые твари уже не так охотно рвутся в бой, а испуганно бегая у противоположной стены, ищут те щели, из которых они сюда вылезли. Теперь я щелкаю только самых безбашенных и непонятливых, и вскоре в моем царстве мрака наступает блаженная тишина.

В боевом азарте осматриваю поле боя и с чувством удовлетворения выношу победоносный вердикт:

— Поверженный враг бежал, и мое право на это сырое подземелье подтверждено полным превосходством на поле боя!

После такой колоссальной потери энергии ощущаю себя просто выжатым лимоном. От слабости кружится голова, а чувство голода обострилось до невыносимости. Желудок крутит судорогой, и я бросаю взгляд на закрытую дверь. За ней стоит глухая, пугающая тишина, говорящая — тебя не кормили с того момента как бросили сюда и, явно, не собираются делать этого в будущем.

Откидываюсь спиной к стене и закрываю глаза. Так проще. Голодные спазмы пока еще можно терпеть, но мысль о том, что придется есть убитых мной крыс, становится уже объективной реальностью. К счастью, сознание покидает меня раньше, и я проваливаюсь в черную яму кошмарного сна, из которого невозможно выбраться. Полное забытье сменяется кратковременным бодрствованием, и вновь наваливается беспамятство. Время превращается в какую-то совершенно бесконтрольную величину. Сколько я уже здесь? День, месяц, год?!

Открываю глаза, в мутной пелене вижу все тот же подвал и снова падаю в бессознательную пропасть. Так повторяется, и повторяется, как неторопливо крутящееся мельничное колесо. Жернова трутся, перемалывая дни, а может месяцы или годы.

После очередного провала опять прихожу в себя и с трудом поднимаю тяжеленные ресницы — все тоже самое, тот же подвал, та же темнота и безысходность. Или нет?! Плохо понимаю, но чувствую какую-то странность. Размытое белое пятно качается посредине моей темницы. Было оно раньше или нет, я не могу вспомнить? Пятно приближается, а я ничего не испытываю, мне все равно. Апатия и безразличие владеют мной безгранично. Какая разница кто это или что? Если оно принесет мне смерть, я буду ему благодарен за избавление от мучений.

Вдруг что-то щелкает в моем сознании, и я отчетливо разбираю слова.

— Идиот! Ведь просила же, дождись меня!

Чувствую касание теплой руки, и размытое пятно превращается в склоненное надо мной лицо.

«Ильсана!» — Беззвучно шепчет мой изумленный разум, а на ее лице появляется искреннее удивление.

— Живой?!

Рука моей спасительницы нервно шарит в принесенной корзине и поднимается оттуда с кожаной флягой. Живительная влага льется мне в рот, и с каждым глотком я чувствую, как в мое тело возвращается жизнь. Я еще не способен даже пошевелиться, но мои глаза уже открывают мне прекрасный облик моей спасительницы.

Ее голос звучит строго и повелительно.

— Не шевелись. Сейчас я прикажу тебя развязать и накормить. — Ильсана поднимается на ноги, и в ее тоне появляются стальные нотки. — Эй вы, сюда живо! Развязать, накормить, и, чтобы волос с его головы не упал!

***

Итак, я провел в полубреду без еды и воды целых семь дней. Так сказал мне охранник, принесший первую миску с похлебкой. Поставив глиняную плошку на пол, он недоверчиво покосился в мою сторону и глубокомысленно изрек:

— Мы то уж думали, ты издох, а гляди кось нет. Живучий!

В отличие от стражника я отлично знаю, кому я обязан этой самой живучестью, но, думаю, если бы не приход Ильсаны, то рано или поздно я бы все-таки умер. Теперь меня поят и кормят два раза в день, но я по-прежнему сижу в темнице. Ильсана больше не заходит. Руки развязали, но на ноги одели кандалы и приковали цепью к стене. Это не совсем то, чего я ожидал от своей спасительницы, но я не в обиде. — «Она здесь не хозяйка и сделала лишь то, что могла». Гор тоже больше не проявлялся, и я его не звал. Вопросов у меня нет, а для пустой болтовни время неподходящее. Я понимаю, он ждет моего согласия на договор. По его мнению время работает на него, и у меня нет другого выхода. Между медленным гниением в каземате и сделкой с демоном, я рано или поздно должен выбрать сделку. Так что, пока я не принял окончательного решения, звать Гора бессмысленно, он ничем не поможет, а скорее всего и не ответит.

Слышу, как в замке загремели ключи, значит, принесли еду. Стражник, ворчливый и вечно недовольный старый пень, со мной не разговаривает, но еще с первого прихода, из его раздраженного бурчания я выяснил очень важную для моего внутреннего равновесия вещь. Раздача проходит утром и вечером, и теперь я точно знаю какая часть суток там, наверху.

Тюремщик ставит миску на пол, кладет сверху кусок ячменного хлеба, и пробурчав — меня бы так кормили, уходит. Опять клацает ключ, а значит, я могу подойти и взять свою еду. Сволочной старик оставляет мне пайку на самой границе цепи, так что приходится чуть ли не ложится на пол, чтобы дотянуться.

Я уже не ругаюсь, привык. Пошел пятый день после прихода Ильсаны и моего воскрешения. Рубцы от кнута почти полностью затянулись, вывихнутые суставы вернулись на место, остались только бордовые полосы на спине, да кровоподтеки на лице и животе. Я практически в полном порядке и, чтобы не свихнуться в полном одиночестве, даже нашел себе развлечение. Сшибаю призрачным щитом тараканов и крыс и, надо отметить, добился немалого мастерства в этом деле. Теперь без всякой помощи рук и, управляя щитом только сознанием, я могу, например, слегка придавить насекомое и аккуратненько так, даже не калеча, слегка подвинуть, а могу впечатать здоровенную крысу в стену так, что от нее остаются лишь размазанные по стене кишки. Правда, такими ударами я не злоупотребляю. Кровь и останки приманивают новых тварей, и я опасаюсь, что какая-нибудь из них цапнет меня во сне.

Тщательно вымокав хлебом остатки каши, отставляю тарелку. Почти сразу же открывается дверь, и горящий факел освещает лицо все того же тюремщика. Он забирает пустую миску и молча уходит. Значит, там наверху наступила ночь, и закончился еще один день моего заточения. Царапаю на стене двенадцатую отметку и, поднявшись, делаю своеобразный променад. Два шага в одну сторону, два в другую. Ровно столько позволяет мне длина цепи. Так лучше думается, хотя думать особо не о чем, и в очередной раз все сводится к одной и той же дилемме: идти на сделку с демоном или нет. В очередной раз убеждаю себя, что с этим я всегда успею и вновь сажусь на свое привычное место. Пытаюсь заснуть, но полноценный сон не приходит, его уже давно заменило тревожное полудремотное состояние.

Проваливаюсь в пустоту и вновь открываю глаза. Сколько прошло времени не знаю, но явственно слышу звук, который меня разбудил. Кто-то аккуратно поворачивает ключ в замке. По моим ощущениям, для тюремщика еще рано. Значит, на дворе сейчас глубокая ночь. Тогда кого это принесло?

Со скрипом двинулось дверное полотно, и в щель проник мерцающий свет свечи. В голове заметались самые мрачные мысли: «Убийцы! Лириан решил окончательно избавиться от меня. — Беру себя в руки с твердым намерением дать бой. — Ну, давайте! Только будьте уверены, попотеть вам придется изрядно!»

Жду в полной концентрации, готовый в любое мгновение уйти в Сумрак. Изматывающе долго открывается дверь, и мой взгляд, не отрываясь, следит за ширящейся светлой щелью. Еще миг, и у меня от изумления отвисает челюсть. Пригнувшись под низким сводом, в камеру входит Ильсана. Вот кого я меньше всего ожидал увидеть в эту минуту, так это ее.

Распущенные волосы, отливаясь драгоценным металлом, спадают на плечи, стола из мягкой полупрозрачной парчи словно выставляет на показ упругое, стройное тело. Раскосые зеленые глаза смотрят прямо на меня властно и таинственно.

Чуть приподнявшись, молча веду ее взглядом, а она также без слов подходит и садится рядом на корточки. Ее рука подносит бронзовый подсвечник к моему лицу, и желтые огоньки четырех горящих свечей почти скрывают от меня ее контур. Мягкий грудной голос звучит с другой стороны пламени. Звучит отстраненно, словно обращается к незримой в темноте публике.

— Кто бы мог подумать, что в таком невзрачном теле скрыто столько силы и воли. Это так возбуждает! Моим подругам нравятся накаченные тела, блестящие рельефные мускулы, а мне эти игрушки уже надоели. Они все просто раскрашенные самцы. Скучные, самовлюбленные и жалкие! От них веет плесенью и разложением, а я не люблю разряженных слюнтяев. Меня завораживает другое. Мне нравится дух зверя, сила пламени неугасающая и непобедимая. Мне хотелось бы склониться перед силой, способной меня покорить, но к сожалению, вокруг одни развращенные слабаки.

Мерцающее оранжевое пламя отплывает в сторону, открывая ее глаза.

— Ты не такой! В тебе есть стержень, рядом с тобой не страшно.

Обтянутые тонкой тканью колени опускаются на грязный пол, а изящная ладонь, поставив подсвечник, устремляется к моему лицу.

— Хотела бы я, чтобы рядом со мной всегда был такой мужчина. — По кошачьи изгибаясь, Ильсана склоняется надо мной. Тяжелые груди оттягивают вырез платья, и нежные тонкие пальцы касаются моей щеки. — Такой как ты, сильный, бесстрашный и несгибаемый.

С трудом справляясь с подступившим к горлу комом, непроизвольно реагирую на звучащую в ее голосе тревогу.

— Ты боишься кого-то? Тебе угрожает опасность?

— Только себя, Юни. Только себя и своих желаний. — В зеленой глубине глаз вспыхнула жадная искра, и ее лицо вплотную приблизилось к моему. — Иногда они способны напугать даже меня.

Как заколдованный смотрю на ее влажные губы, на призывно приоткрытый рот и все еще не могу поверить в происходящее. Моя мечта, моя богиня стоит передо мной на коленях. Здесь в жутком темном подвале, на заплеванном полу, и ее дыхание обжигает мне кожу. От этой мысли по телу прокатывается дикая волна возбуждения

Я все еще не могу пошевелиться, а в голосе Ильсаны появляется нотка удовлетворения.

— Вот так! Не прячь в себе его! Покажи мне того зверя, что скрывается за оболочкой жалкого неприкасаемого.

Каждое ее слово словно гвоздь пробивает защиту моего разума и будит неконтролируемую бешеную жажду обладания этой женщиной. Горящие глаза подстегивают как хлыст. — Давай!

Этот немой крик, словно срывает невидимую сковывающую паутину, и мои ладони, жестко впиваясь в упругие бедра, одним рывком опрокидывают Ильсану на спину. Золото волос рассыпается по грязному полу, трещит тонкая дорогая ткань, и, навалившись всем телом, я втискиваю ее в каменные плиты.

Зеленые глаза отвечают мне бешеной искрой, а искривленные губы яростно шепчут прямо в лицо.

— Вот так! Дай ему волю! Выпусти его из клетки!

Я почти ничего не слышу, мои руки рвут остатки узкого платья, и длинные ноги податливо раздвигаются, впуская меня. Ладонь жадно сминает торчащий сосок, губы затыкают шепчущий рот, и я беру ее с такой жесткой и остервенелой яростью, с какой не трахал даже самых распоследних шлюх. Ни нежности, ни обожания, только одержимое желание владеть этой женщиной так, чтобы каждая клеточка ее пронзаемого нутра осознала кому она теперь принадлежит. Изгибаясь, женское тело отвечает мне встречным желанием, острые ногти рвут едва зажившие раны на спине, но я не чувствую боли и не вижу ничего кроме, горящих зеленым огнем, притягивающих глаз.

***

Сердце все еще бешено колотится в груди, тяжелое дыхание вырывается изо рта облачком пара. Я лежу, распластавшись на каменных плитах, и не чувствую холода. Скорее, мне кажется, что собственное раскаленное тело пропитало камень и все вокруг своим жаром. Рядом, едва касаясь моей руки, лежит Ильсана. Ее полуобнаженное тело, едва прикрытое остатками разорванной столы, отливает мраморной белизной. Такой чистой, идеальной и чуждой на грязном полу, мрачного подземелья.

Туман безумия в моей голове почти рассеялся, сменившись пугающим вопросом. Что это было? Изнасилование? Вспышка страсти? Она отдалась мне сама, или я надругался над человеком, проявившим ко мне милосердие? Я совсем ничего не помню, и мне очень хочется верить, что Ильсана хотела этого, но я боюсь спросить ее, я боюсь даже повернуться и взглянуть ей в глаза.

— Не бойся, посмотри на меня, — голос Ильсаны звучит мягко и чуть насмешливо, — ты сделал все правильно, и мне понравилось.

Ее слова в одно мгновение переворачивают мое настроение. Тоскливое грызущее чувство вины сменяется почти восторженной эйфорией. Порывисто поворачиваюсь и встречаю горящий взгляд холодных зеленых глаза. Она по-прежнему прекрасна! Даже в этом затхлом подвале она умудряется оставаться богиней. Растрепанные волосы лишь придают ее образу легкости и задора, а обрывки одежды обвивают ее тело словно задуманный и гениально исполненный драгоценный декор.

В глазах Ильсаны появляется легкий налет грусти, и протянутая рука касается моей щеки красным накрашенным ногтем.

— Да, мне, действительно, понравилось. Я увидела тебя настоящего, и ты был прекрасен. — В звучащем голосе появилась тонкая нотка сожаления. — Мне даже жаль, что у этого случая никогда не будет повторения.

У меня вдруг сперло в груди и сердце сдавило приступом тоскливой безнадеги. Остро захотелось схватить ее за руки, притянуть к себе и закричать — почему?! Порыв был силен, но я удержался, потому что в этот миг какая-то часть моего разума взбунтовалась. — «Очнись, она просто играет с тобой, — закричал мой рассудок, привыкший во всем подозревать подвох, — не будь таким простаком, взгляни в ее ледяные глаза, она просто манипулирует твоими чувствами!»

Моя внутренняя борьба не укрылась от Ильсаны, и на мгновение я ловлю в них недовольную искру. Всего лишь на миг, и тут же там вновь появляется холодное равнодушие, а в голосе звучит злая ирония.

— Если бы мой отец увидел сейчас свою дочь, то убил бы меня своей собственной рукой. Дочь спафария трахается в затхлом подвале с неприкасаемым! Какой позор! Какое унижение!

Резко приподнявшись, она отбросила назад свои длинные волосы, и белые, налитые упругостью груди качнулись в такт ее движению. В огромных зеленых глазах свернуло колдовское пламя, и ее взгляд остановился на моем лице. Странное ощущение охватило меня в этот момент, такое, будто где-то в глубине моей души она искала ответы на свои собственные, самые сокровенные вопросы.

Всего лишь миг, и Ильсана уже вернулась. Резко отстранившись, она вдруг выкрикнула:

— А знаешь, мне все равно! — Ее голос зазвучал надрывно и по-настоящему искренне. — Мне плевать на отцовскую гордыню, на жадность и развращенность брата! Мне все это надоело! Больше всего мне хотелось бы сбежать. Иметь свою собственную жизнь. Бросить этот опостылевший отцовский дом, эти приемы, лживые улыбки и реверансы! Но куда… Куда мне бежать?! Я аристократка, я одна из самых богатых наследниц в империи, но у меня нет ни гроша личных денег. Я нищая, такая же как ты, Юни!

Отрываю взгляд от ее груди и поднимаю его навстречу мечущим искры зеленым глазам. В этот момент я бы очень хотел ее утешить, но ничего путного в голову не приходит, а Ильсана вдруг сражает меня наповал.

— Я бы, наверное, могла сбежать с тобой, Юни. Ты сильный, бесстрашный, ты смог бы меня защитить, и ты мне нравишься, но мы оба нищие, а для побега нужны деньги. Нужны деньги на жизнь, деньги на то, чтобы спрятаться от погони. Ведь отец не простит, и нас будут искать по всем уголкам империи.

Внезапно замолчав, она резко поднялась и расправила на себе разорванную одежду.

— Мне пора. — Длинные ухоженные ладони пригладили выбившиеся пряди, а в зеленых глазах появилась затаенная грусть. — Прощай, Юни!

С ужасом смотрю на удаляющиеся босые ноги, холодея от мысли, что она сейчас уйдет навсегда. Моя несбыточная мечта, вдруг так реально вспыхнувшая и поманившая, сейчас исчезнет, а я вновь останусь совсем один в жутком темном подвале. Это безумное отчаяние вырывается в крике.

— Постой!

Шаг Ильсаны замедляется, словно она решает, услышать мой зов или нет, но через мгновение взгляд ее прищуренных глаз упирается мне в лицо — что ты хотел мне сказать?

В моей голове настоящая мешанина, но яркой прошивающей молнией стучит в висках лишь один вопрос — как мне ее удержать?!

Я не нахожу ответа, и в зеленых глазах ожидание меняется на разочарование. Еще миг и я уже кричу в ее полуобнаженную спину.

— Не уходи, у нас будут деньги!