Следующие два дня прошли в полном безделье. Все ждут дальнейшего решения ордена. Оставят всю группу здесь в столице или отправят в провинцию, а может вообще раскидают по отделениям в разные концы империи.
Весь день мы проводим на плацу, но занятий никаких нет. В рамках желтого песочного прямоугольника нам предоставлена полная свобода. Хочешь занимайся, а хочешь валяйся без дела. Я выбрал третий вариант и лежу в тени навеса, спасаясь от жаркого солнца. Скучать в одиночестве мне не приходится, поскольку собеседник у меня всегда с собой. Никто не рискнет назвать его приятным, но то, что Гор является для меня главным и по сути единственным источником информации, отрицать не приходится.
Полуденное солнце жарит немилосердно, и наш диалог с демоном ведется в таком же ленивом ключе.
— Послушай, — перехожу к тому, что меня действительно волнует, — то копье, что я бросил в адского пса, это как, все еще часть защиты или уже нападение?
Гор медленно растягивает слова, словно его тоже достает испепеляющая жара.
Что такое?! Мой маленький глупый мусорщик начал умнеть на глазах! Он уже задает умные вопросы.
Я не реагирую на его сарказм и жду ответа. Небольшая пауза, и демон все же начал говорить по существу.
Да, соглашусь, это первый уровень второго дана. И пусть, по-моему, ты получил его незаслуженно легко, я вынужден признать, что твоя находчивость вызывает уважение.
Сказать, что я польщен, это ничего не сказать. Ведь если я не ослышался, то Гор только-что меня похвалил. Злая ирония, сарказм, издевки — это привычно, но похвала… Я даже онемел от неожиданности и вместо благодарности брякнул первое, что пришло на ум.
— Ничего себе, легко! Да меня чуть не сожрало адское чудовище!
Не преувеличивай! Ты еще настоящих чудовищ не видел, а тот сморчок был самый рядовой солдат Тьмы, демон низшего уровня. Чудовищем его назвать язык не повернется.
Спорить по поводу терминов я с Гором не собираюсь. Бесспорно, у нас с ним разные представления о чудовищах, еще неизвестно, как он сам выглядит. Если тот черный смерч, что я видел в ночь получения заклинания, это его истинный облик, то да, на роль настоящего чудовища у него прав несомненно больше. Пусть он этим тешится, а меня волнует другое, какие преимущества дает мне этот новый дан.
— Первый уровень второго дана, — повторяю для пущей прочувственности, — какие новые возможности он открывает?
Демон иронично хмыкает мне в ответ:
А ты что, не заметил?!
— Да нет, я не о том. — Не даю ему отделаться пустяшной фразой. — Системно, что поменялось? Какая у меня теперь защита, какой силы удар?
Тяжело вздохнув, Гор все же пускается в разъяснения:
Ну до чего же ты нудный! Все тебе по полочкам разложи да покажи! Здесь есть аналогия с защитой. Для всех, кто ниже тебя по рейтинговой системе, то есть стражей заклинания Триан всех данов и уровней, и Дойс первого дана — достаточно одного твоего удара. Один хороший удар выведет их из строя, а вот для Дойс второго дана необходимо уже три, а для третьего шесть ударов. Стражи заклинания Эйн пока вообще тебе не по зубам. Твои удары будут чувствительны для них настолько, чтобы полностью вывести их из игры только на пятом уровне нападения.
Он замолкает, но мое любопытство еще полностью не удовлетворено, и я тороплюсь с вопросом:
— А что с защитой?
С защитой?! — Демон специально притормаживает, издеваясь надо мной. — С защитой все просто. Первый уровень дана Нападение, это шестой если считать в общем порядке, плюс второй дан прибавляет тебе еще два уровня. Следующий дан, надо сказать, прибавит целых четыре и первый уровень дана Проникновение будет уже шестнадцатым.
«То есть, — прикидываю для себя, — мой резерв сейчас состоит из восьми уровней. Неплохо!»
К этому сразу же возник другой вопрос, который я тут же озвучиваю.
— Это хорошо, а вот сколько ударов я могу сейчас выдержать без ущерба для себя?
Этот вопрос неожиданно разозлил демона, и он напустился на меня.
Что за дурацкие вопросы?! Зря я тебя хвалил, как был тугодумом, так им и остался. Я же тебе уже объяснял систему. Даже для человека запомнить ее не сложно, а там все ясно разложено!
Вспоминаю и мысленно соглашаюсь с правотой демона. Поторопился! Систему я отлично помню, благо с памятью у меня теперь полный порядок. Вспоминаю, и получается, что никакой разницы для меня сейчас нет. Что с пятым уровнем Триан, что с первым Дойс, удары сумрачных стражей снимают одно и тоже количество уровней.
«Ну ладно! — Как-то не особенно огорчаюсь. — Правильное понимание своих возможностей, уже полдела».
Пока я раздумывал и подсчитывал, Гор пропал из моей головы, и я бездумно расслабился. Вытянувшись во весь рост, лежу в тени и смотрю как наиболее безбашенные отрабатывают упражнения на плацу. Засмотревшись, замечаю подошедшего Тули, когда он уже совсем рядом.
— Знаешь, — он пригладил выбившиеся вихры и замялся, — в общем, спасибо тебе хочу сказать. Если честно, струхнул я тогда. Если бы не ты, то уже в яме бы лежал.
Я смотрю на худую нескладную фигуру парня, и в голову приходит неприятная мысль. По замыслу магистра, каждый кто струсил должен был погибнуть вчера, и выходит, что я невольно вмешался в судьбу этого парня.
«Аукнется мне это еще. — С какой-то щемящей тоской мелькает в голове. — Богиня судьбы такого не любит и не прощает!»
Тули все еще стоит надо мной, и я чувствую, что надо бы что-то сказать в ответ. Перебарываю мрачный настрой и улыбаюсь парню.
— Ничего, кто бы не струхнул, когда такое чудище навалилось.
— Ты не струсил! — В юношеских чертах парня прорезалось не по годам суровое выражение. — Я твой должник, а долгов я не забываю! Когда бы Хранители ни позволили, всегда буду счастлив отплатить сторицей!
Вот это уже серьезный разговор. Быстро поднимаюсь и протягиваю ему руку.
— Рад был помочь, рад твоей дружбе!
В ответ крепкая рука сжимает мою ладонь. Глаза в глаза, и я чувствую абсолютную искренность этого парня.
В следующее мгновение на плац влетает один из наших и кричит:
— Эй, мужики, там покупатели приехали!
Я уже знаю, что покупателями здесь называют тех паладинов ордена, кто набирает команду для очередного рейда.
***
Мы все стоим в строю и смотрим на немолодого мужчину в бронзовом нагруднике поверх орденской хламиды.
Его зовут Талс аль Шамир. — Звучит во мне голос Гора. — В ордене с пятнадцати лет, начинал с послушника и за тридцать лет дослужился до комита звена. Те, кто его хорошо знают, считают его отмороженным на всю башку. Лезет в любое пекло, не задумываясь. Орден поручает ему самые рискованные и опасные операции. Связываться с ним не советую.
«Нормально, он не советует! Как будто кто-нибудь меня спрашивает!» — Бурчу про себя и смотрю на идущего вдоль строя мужчину. На левой руке сквозь обильный волосяной покров пробивается татуировка ШМ, а на серебряном браслете выгравировано Дойс-Идущий Рядом 2–5.
«Ого! — Не могу сдержать невольного восклицания. — Что-то последнее время мне везет на любителей прогуляться по Сумраку».
Пройдя до конца строя, Талс вернулся к стоящему в центре магистру. Я слишком поздно сообразил, что неплохо было бы послушать и попал уже на самый конец.
— Дело непростое, возможны любые варианты.
На скрежещущий как железо бас паладина ответил спокойный как текущая вода голос магистра.
— Я уже сказал свое мнение, возьми третье отделение, на экзамене оно показало себя с лучшей стороны. Правда, людей в нем осталось маловато, но можно дополнить из других отделений. Сколько бойцов вам вообще надо?
Недолгое молчание, словно славный солдат подсчитывал в уме, и паладин заскрежетал вновь.
— Возьму семерых. Добавьте к этому вашему отделению сколько не хватает и завтра же выступаем. Я не намерен задерживаться, время не ждет!
С некоторой долей сожаления обвожу плац глазами. Не то, чтобы я буду скучать по этому месту, но последние два дня прошли так спокойно и безмятежно, что будь моя воля, я бы так и остался лежать под навесом и лениво смотреть на бескрайнее голубое небо. Не знаю, сколько бы я так выдержал, скорее всего, недолго, но все-равно я благодарен судьбе за эти два дня. За это время я словно бы подготовился к очередному крутому зигзагу в моей жизни, и к тем опасностям, что ждут меня впереди.
***
Арка городских ворот проплыла над головой, и в глаза ударило уже вставшее над горизонтом солнце. Жмурясь, шагаю вслед Тули, за спиной тяжеленный мешок, в руке боевое копье. За мной еще пятеро таких же как я. Надвинутые капюшоны скрывают мрачные лица. Шлепают босые ноги, длинные хламиды со знаком зелота на груди метут землю подолом.
Впереди нашего воинства на гнедом жеребце едет славный паладин Талс аль Шамир, за ним тоже верхами — его оруженосцы. Блестят начищенные шлемы, трепещутся гербы ордена на белых плащах. Между этой бравой троицей и нашей мрачной командой верхом на муле едет жрец храма Преосвященных Хранителей. Он словно соединительное звено между несоединимым — между посвятившим себя служению паладином и нами, висельниками.
Из старого отделения нас осталось только трое: Тули, я, да еще один нехорошего вида мужик, по слухам, приговоренный за грабеж и убийства. Остальные собраны из других отделений. Никого из них я не знаю, и глядя на их зверские рожи, знакомиться совсем не хочется.
Дорога пошла под гору, и наш караван непроизвольно прибавил ходу. С высоты своего мула обернулся жрец и окинул нас взглядом. На миг наши глаза встретились, и этот неприятный пронизывающий взгляд напомнил мне о последнем разговоре с магистром. Он вызвал меня к себе, когда сборы были уже закончены, и притомившийся народ укладывался спать. Не ожидая ничего хорошего, я вошел в келью магистра и поразился ее аскетичности. В любом из тех сараев, где я жил до этого, было и то уютнее. Серые некрашеные стены, деревянное ложе, да стол с горящей свечой, вот и все убранство. Войдя, я остановился у входа и опустил голову. От темных углов повеяло холодом и сыростью.
Магистр, сидя за столом, даже не поднял голову, а, продолжив писать, озадачил меня вопросом:
— Сегодня на плацу я видел, что ты хотел меня о чем-то спросить?
Пока шел, я готовился к чему угодно, но только не к этому. Вопросов у меня, конечно, навалом, но как он узнал?! Ведь даже близко не подходил! Такое начало ошеломило меня настолько, что я несколько растерялся.
Тогда магистр приостановил работу и обернулся. В темных проницательных глазах на узком бледном лице блеснула лукавая усмешка.
— Мне показалось?
— Нет, вы правы, вопросы у меня есть. — Я, наконец, сумел справиться с волнением и решился задать самый волнующий из всех. — Кто я сейчас? Каков мой статус и чего мне ждать от людей? Как будут реагировать на мою касту там, за стеной?
Во взгляде магистра прибавилось жесткости, и он произнес негромко, но словно впечатывая в меня каждое слово.
— Сейчас ты не человек, ты зелот — оружие Света! Острие копья в руке ордена, стоящего на пути надвигающейся Тьмы. Пока ты служишь великой цели, на тебе нет касты и ты неподсуден мирским законам. Только Верховная комиссия ордена Ревнителей веры может похвалить тебя, наказать или казнить. Можешь скрыть свою касту повязкой, можешь оставить открытой, твое дело, никто во всей империи не посмеет сказать тебе ни слова, ибо у зелота нет ни друзей, ни семьи, ни касты, ни имущества, у зелота есть только Бог на небе и орден на земле.
Сказать, что слова магистра меня обрадовали, так погрешить против истины. В поселке отверженных о зелотах ходили разные слухи, в основном нехорошие. По большей части их называли цепными псами ордена Ревнителей веры. Рассказывали о чудовищной жестокости и безжалостности, что мол по приказу ордена, они пытали и сжигали людей целыми деревнями, не считаясь ни с женщинами, ни с детьми, ни со стариками. Не скажу, что я был поражен, нет, что-то подобное мне и представлялось, только в мыслях это одно, а услышать в реалиях — это совсем другое.
Замолчав, магистр внимательно проследил за моей реакцией и продолжил:
— Запомни, пока ты служишь Свету, ты зелот, но если вдруг ты решишь отказаться, то в тот же миг вновь превратишься в осужденного на смерть неприкасаемого. — Его губы вытянулись в жесткую линию. — Как видишь, выбор всегда за тобой.
В тот момент я вдруг вспомнил тех бойцов на арене. У них на браслетах была гравировка РВ, и Гор говорил, будто они участвовали в рейдах против детей Тьмы. Это воспоминание заставило меня спросить.
— Так значит, либо беззаветная служба ордену, либо вновь на плаху. Или могут быть исключения?
— Только одно. — Сар аль Бинаи невольно усмехнулся. — Орден разочаруется в твоей службе и сам изгонит тебя. Тогда казнь, возможно, заменят на Крысиную яму.
Ответ лишь подтвердил мне, что выхода отсюда не существует, и тогда, глядя прямо в глаза магистру, я задал последний вопрос.
— Почему вы взяли меня, ведь знали же, что я не успею пройти ни обучения, ни проверки на надежность и верность. Что если выйдя за ворота, я попросту сбегу?
— Нет, — Бинаи покачал головой, — сейчас не сбежишь.
На мой вопросительный взгляд и невысказанный вопрос «в чем кроется его уверенность» он усмехнулся:
— По двум причинам: первая, ты не знаешь мира и не представляешь куда бежать, и вторая, ты любопытен. Тебе интересно, что будет дальше и чем все закончится. Возможно потом, когда ты лучше узнаешь мир… — Он вновь задумался. — Возможно, но что-то мне подсказывает что останешься. Есть в тебе непонятная мне сила, настолько огромная, что тебе понадобится помощь, чтобы справиться с ней. Поэтому запомни — я на твоей стороне и всегда помогу, если ты попросишь.
Слова магистра до сих пор в моей голове, и они меня озадачивают. Он не стал меня пугать, грозить карой в случае побега, а обещал помощь. Это странно и подозрительно! Зачем это ему?
В памяти вдруг всплыло морщинистое лицо старика Перла и его поднятый вверх указательный палец: — «Бесплатный сыр только в мышеловке!» Вздрагиваю и, подняв голову, осматриваюсь. Пока я пребывал в воспоминаниях, мы уже изрядно удалились от городских ворот. Все подустали, и строй, что еще хоть как-то держался в городе, теперь совсем развалился. Тули уже шагал не впереди, а бок о бок со мной, остальные тоже брели скопом, и только славный паладин Талс аль Шамир сидел на своем скакуне так, будто аршин проглотил.
Вместе с реальностью вернулись и звуки, от которых я почти отключился. Топот босых ног, гомон голосов за спиной и голос Тули у самого уха. К своему стыду, понимаю, что он мне о чем-то рассказывал, а я даже не слушал. Пытаюсь вникнуть и ловлю откуда-то с середины:
— …идем в провинцию Ашанги. Там мол черти-что творится. Девки молодые пропадают чуть ли не каждую ночь. Народ в деревнях с вечера до утра запирается на все засовы и носа со двора не кажет. Ведьму какую-то вроде бы поймали, но напасти не унимаются.
Название провинции звучит уж больно знакомо, и я вспоминаю, где его уже слышал. «Точно! На ферме Дидала Ашшура, когда я там занимался подсчетами урожая. — Грустно вздыхаю про себя. — Вот было чудное время! Тишина, покой и жратва деревенская от пуза! — Покопавшись в памяти, уточняю даже момент. — За столом, во время обеда крестьяне рассказывали, и почти тоже самое, что девчонки молодые пропадают».
Все это кажется мне странным, и я не могу удержаться от вопроса.
— Ну хорошо, люди пропадают, ведьма, а мы то тут причем? Пусть проведут расследование, зачем туда паладина посылать, да еще с командой смертников?
Посмотрев на меня, Тули кивает в сторону махающего хвостом мула.
— Вон видишь жреца?! Это Халим бен Шали — личность известная! Беспощадный борец с нечистью и все такое. Он будет вести следствие по этому делу, а раз уж расследование поручили такому человеку, то значит, дело тут не только в десятке пропавших крестьянских баб. — Он грустно улыбнулся. — Чувствую, хлебнем мы еще горюшка!
Такая осведомленность мне кажется подозрительной, и я язвительно замечаю:
— Ты-то откуда все это знаешь?
С той же грустной улыбкой Тули тяжело вздыхает.
— Не всегда же я командовал отделением смертников.
Я не решился выспрашивать подробности, но, видимо, на моем лице было написано такое нескрываемое любопытство, что он продолжил сам.
— Знаешь, у нас тут не принято распространяться о себе, может выйти боком. Но ты другое дело, ты спас мне жизнь. — Он помолчал, словно вспоминая далекое прошлое. — Как ты можешь видеть по моей касте, я из потомственной семьи военных. Мой отец, мой дед и все мои предки служили империи на поле боя. Я не исключение. В тот год я командовал кавалерийской схолой в армии гранда Марух аль Даршан. Мы разгромили орду дикарей, вторгшихся в земли Даршан и Ашанги, а затем погнали их на север. Там нас ждала неудача, армия попала в засаду и вынуждена была отходить, неся тяжелые потери. Моя схола дралась в арьергарде, прикрывая тыл отходящей армии. В одном из боев я получил удар мечом в голову и упал с лошади. Кровищи видать было много, потому что и свои и чужие решили, что я мертвый, но шлем меня спас, и удар лишь рассек кожу. Когда я пришел в себя, то никого из живых вокруг уже не было, только трупы. Я побрел через джунгли на юг. Без еды и воды, через три дня я упал от бессилия и должен был умереть, но судьба спасла меня вновь. Сознание вернулось ко мне в хижине у ручья, где юная хозяйка дома выходила меня, несмотря на то, что я был врагом ее народа. Я прожил в ее доме неделю пока набирался сил. Следом еще неделю, потому что не хотел уходить, а потом уж остался насовсем, потому что мы полюбили друг друга. Так прошел год. Самый счастливый год моей жизни! Следующей весной армия империи вернулась, и первое что сделали наши — это арестовали меня как дезертира. — Тули еще раз тяжело вздохнул и скривился в усмешке. — Так я узнал, что за счастье надо платить!
Тули замолчал, а у меня от этой истории чуть слеза не навернулась. Я сентиментальностью не отличаюсь, а в этот раз чуть не дал слабину. Искоса глянул на шагающего рядом парня и с легкой завистью подумал: «Ведь он ненамного старше меня, а сколько всего в его жизни уже случилось! И война, и любовь! А у меня…»
Замолчав, Тули подмигнул мне и, прибавив шагу, вырвался вперед. Я молча пристроился ему в спину. Понятно. После такого рассказа мне бы тоже захотелось побыть в одиночестве.