Среди разумных существ Бабули пронесся слух о том, что в Сырополе вот-вот случится серьезная заваруха, так что разумнее всего держаться оттуда подальше, пока земля не перестанет трястись. Поэтому, разумеется, все немедленно поспешили на сожженный луг у городской окраины — все, кроме Никльза Эдера, бывшего мэра Нью-Йорка, запертого в городскую кутузку на время ломки.
Первыми на место прибыли птички, плывуны-колокольчики; это удалось им по причине наличия гибких, чувствительных перьев, с помощью которых их вожак, Перко Сент-Уоринг Крап, управлял взятым напрокат микроавтобусом. Перко остановил автобус, направив его в кювет, и послал двоих членов стаи занять места у изгороди, пока остальные принялись искать капуччино без молока.
Следующими объявились инструкторы: не обращая внимание на полуденное солнце, они бежали по травке правильным ромбом. На одном плече каждый нес велосипед, на другом — визажистку.
— А разве не проще ехать на этой штуковине? — поинтересовался Артур у молодого человека атлетического сложения, продолжавшего бежать на месте рядом с ним.
— Ох, да не будьте ребенком, — огрызнулся инструктор и отодвинулся подальше, оставив Артура недоумевать.
Тор разминался на опаленной траве, отбрасывая несколько теней разом и на всякий случай проверяя, застегнута ли у него ширинка. Он нервничал. По правде говоря, хотя об этом не догадывался никто — особенно Зафод, — он просто боялся. Это было его первое появление на публике со времени выхода того злосчастного видео… хорошо хоть, никто из присутствующих его, похоже, не видел. В представлении этих людей он оставался богом первого класса, никогда не опускавшимся до приработков в сомнительных кино. Нет, положительно у него имелся шанс произвести на них впечатление. Так сказать, укрепить репутацию.
Если я сегодня проверну всё удачно, сообразил Тор, это поднимет мой рейтинг. Право же, надеюсь, этот бессмертный тоже постарается и не умрет слишком быстро. Божество, убивающее не относящегося к божествам, вызовет мало симпатии, если не разыграть все как положено.
Толпа к этому времени собралась уже изрядная, и в воздухе царила атмосфера праздника. Плывуны-колокольчики помоложе выщипывали из хвостов старые перья и сбрасывали их вертолетиками на толпу, в то время как набравшиеся кофе ветераны радовали зрителей групповым пилотажем.
Инструкторы выстроили на уцелевшем клочке травы живую пирамиду, а мягкосердечные визажистки утешали отчаявшихся жителей Конга и Сырополя, большая часть которых давно уже разучилась приводить себя в порядок без посторонней помощи.
— Мои волосы! — всхлипывала одна пожилая дама. — Я нацелила на них эту штуку, которая дует горячим воздухом, а они так и не поменяли цвет.
— И эти ногти! — возмущалась другая. — Они все растут и растут. Что ни день, все одно и то же. Вернись, Джасмин. Пожалуйста!
Злобный взгляд Баки Брауна перемещался тем временем по треугольнику. Сначала он посмотрел на свои башмаки, потом на Баффа Орпингтона и, наконец, на высокого загорелого мужчину в красных тренировочных штанах, вьетнамках и с зажатым в зубах тренерским свистком.
Бог-Громовержец возвышался над ними на пару, если не тройку голов.
Я могу сплотить этих смертных, думал Тор. Один бог. Одна вера. Чем больше людей будут верить в меня, тем сильнее я стану. И бьюсь об заклад, наверняка одна из этих девиц умеет как следует заплетать бороду. Стоило этой счастливой мысли посетить его голову, как прежняя неуверенность накатила на него с удвоенной силой. Это будет катастрофа. Все, кто имеет доступ к суб-эта-сети, меня ненавидят. Как бы чувственно ни убивал я этого бессмертного парня, они увидят все лишь в черном свете. Тор передернул плечами. Ну, если на то пошло, бороду заплести все равно стоит; это могло бы поднять дух.
Стоявший на противоположном конце опаленной проплешины Гавбеггер, напротив, ощущал головокружительную легкость. Наконец-то настал момент, когда он может послать материальный мир к чертовой матери. Бесчисленные годы страданий подошли к концу.
Пожалуй, этот парень справится, думал Гавбеггер. Ну, я еще позлю его немного советами, и он прихлопнет меня своей кувалдой.
Вид Тора и впрямь вполне внушал доверие. Энергия исходила от него волнами, и он разминался, швыряя молнии в коров, добровольно вызвавшихся поработать движущимися мишенями.
Он сойдет. Нутром чувствую.
Впрочем, момент Гавбеггерова торжества портила одна неприятная заноза. Женщина с Земли, Триллиан Астра, изменила его.
Мое сердечные клапаны качают кровь как сумасшедшие. У меня пропал аппетит. И мне совершенно не интересно оскорблять людей. Почти как если бы я подцепил вирус… но я не могу заразиться ничем.
Гавбеггер понимал, что происходит. Темное пространство уловило проблеск интереса и усилило его настолько, что ему начало казаться, будто он влюблен.
Неужели именно так и случилось? А может, мне все-таки повезло наконец? Разнообразия ради?
Сомнительно.
Вышеупомянутая дама стояла тем временем у ограды, ругаясь с дочерью. Кстати, не забывай, старина Тяверик, что вместе с женщиной ты получишь и девчонку.
Странное дело, эта мысль почти не вызвала у него раздражения.
Труба-то никуда не делась, пусть этот выход и не вызвал у Триллиан особого энтузиазма.
Гавбеггер помахал рукой, и Триллиан помахала в ответ.
Черт… Даже не помню, когда я в последний раз кому-нибудь махал.
Триллиан оборвала дискуссию, повернувшись спиной к Рэндом и зашагала через луг, оставляя в земле глубокие отпечатки своих каблуков-шпилек.
— Ох уж эта девчонка, — сказала она, тронув Гавбеггера за локоть. — Знает, как довести меня до белого каления.
— Что она сейчас говорит?
Триллиан заметно побледнела, если не считать пунцовых пятен на щеках.
— Все, что, как ей известно, мне не хотелось бы от нее слышать.
— Это все темное пространство. Пройдет.
— Не думаю. Рэндом ненавидит меня и все, что мне дорого. Мне кажется, если бы я вдруг любила Артура, она бы и его ненавидела.
— Так вы его не любили?
— Нет. Почувствовала просто, что начинаю стареть, а другого генетического материала с Земли не было.
— Ясно.
— Я бросала ее одну. Не нарочно, так выходило. Вот она меня за это и ненавидит.
— Да нет, вряд ли так уж ненавидит.
Триллиан резко мотнула головой.
— Еще как ненавидит! Говорит, это из-за меня у нее такая жалкая жизнь. И еще, что, если она не может выйти замуж, то с какой стати я…
Тут Триллиан осеклась — на половину фразы позже, чем следовало бы.
Гавбеггер потрясенно закашлялся, потом кашлянул еще пару раз, чтобы скрыть неловкость.
— Я вас напугала?
— Нет. Вовсе нет. Могу ли я считать, что вы относитесь ко мне, как к потенциальному мужу?
В глазах у Триллиан блестели слезы.
— Да, но это все просто слова. Вы ведь так давно мечтали об этой минуте, а мне нечего предложить вам, кроме лишений. Я живу для Рэндом, я ей это обещала. Идите и примите смерть, не беспокойтесь обо мне.
— По вашим словам, я выхожу последним эгоистом.
Триллиан вытерла щеку.
— Нет, я прекрасно вас понимаю. Это ужасно — жить бессмертным, даже на вашем замечательном корабле. Пить пиво, оскорблять людей, будучи на деле таким милым и славным. Наверняка такая жизнь казалась вам адом, я понимаю.
— В вашем описании она так просто гламурная.
— А разве нет? Помнится, ваше имя связывали с несколькими старлетками.
— Они вызывали у меня чисто физиологический интерес. Эти самки ничего для меня не значили.
Как известно, эта фраза стоит третьей в списке тех, которые не стоит говорить особям женского пола, вне зависимости от их биологического вида.
— Ничего не значили? Почему это?
Гавбеггер развел руками.
— Но почему они должны были значить? Даже пока мы занимались любовью, они старели.
Номер два.
Глаза у Триллиан опасно вспыхнули.
— Старели? Мы все стареем, Тяверик. Верите или нет, я тоже старею.
Гавбеггер сообразил, что давнее отсутствие опыта разговора по душам прямо-таки потрясающе повышает его шансы умереть в одиночестве, причем в самом что ни на есть ближайшем будущем.
— Ну, возможно, вы и стареете, — в отчаянии произнес он. — Но у вас впереди еще много лет, пока вы не состаритесь настолько, что не станете годны к воспроизводству.
Вот уж это, несомненно, был номер один. Бадабинго. Зеленая палка в зеленой дырке.
Зафод с Фордом, воссоединившись, отмечали это традиционным бетельгейзианским ритуалом рукопожатия, который оба помнили не дальше второго движения — пожатия локтя.
Форд движением фокусника вытащил из сумки пару драконовых яиц и тут же соорудил им с Зафодом по коктейлю.
— Люблю оперу, — признался он, когда эффект от коктейля несколько ослаб. — Под нее здорово бухается. И жаль еще, что у нас нет красного ила поваляться.
Зафод облизнул губы.
— Красный ил… Давние воспоминания. Помнишь тот инструмент?
— Еще бы не помнить.
— А эту штуковину с кривым концом?
— Спрашиваешь! Как нам только удалось тогда ноги унести. Монахи… Откуда ж нам было знать?
Они сидели на клочке упругой травы, счастливо избежавшем устроенного Тором фейерверка, и смотрели на паривших над ними плывунов-колокольчиков.
— Слышал, они несут яйца прямо в воздухе? — сказал Зафод. — Какой-то варварский способ воспроизводства.
— Эти птицы несут чертову кучу яиц. Они просто пытаются бороться с перенаселением.
Через луг к ним направлялся Артур, явно намереваясь нарушить их посиделки какой-то важной информацией, чего большинство уроженцев Бетельгейзе терпеть не могут и стараются не допускать.
Необходимое пояснение. Как известно, бетельгейзиане вообще предпочитают полностью игнорировать действительность, особенно в случаях, когда в руке у них стакан чего-то алкогольного, тем более, если в бокале гипнотически позвякивают кубики льда, благодаря чему даже самая неминуемая катастрофа кажется пустяком, не заслуживающим внимания. В этой связи уместно привести не слишком известный пример жестокой космической иронии: жители праксибетельских селений как раз наслаждались увертюрой оперы Пантиоха «Чудовищное падение Хрюнга», когда это падение действительно произошло. Спасся один отец Форда Префекта, да и то лишь потому, что удрал с работы в надежде поймать на свой «Путеводитель» более чистый сигнал и сполна насладиться арией Последнего Из Бегемотов. Упомянутый же Хрюнг мало что смог сказать по поводу своего падения, если не считать извинений за причиненные неприятности и обещания никогда, никогда больше не исполнять излишне содержательных танцев.
— Вогоны, — произнес Артур, неопределенно ткнув рукой вверх, в небо. — Сюда летят вогоны.
Зафода вогоны, похоже, волновали не больше, чем слоноподобные жуки жукоподобного слона.
— Не бери в голову, обезьяныш. Наслаждайся моментом.
— Не брать в голову? — вскинулся Артур. — Ты что, не видел, что они сделали с Землей? Забыл, на что похожи эти лучи смерти?
Зафод откликнулся на это столь снисходительной улыбкой, что на Ашшоввии его закатали бы за такую в тюрьму лет на пять, не меньше.
Необходимое пояснение. Политическая напряженность на Ашшоввии так высока, что строгому регулированию подлежат даже выражения лица и интонации голоса. Затянувшийся на два десятилетия пограничный конфликт в Ковтове начался с неосторожно приподнятой брови. Впоследствии оказалось, что ее просто так выщипали, откуда пошли поговорки «семь раз отмерь — один раз выщипи», «щипка без причины — признак дурачины» и «щипал один, а выщипали всех».
— Землю уничтожили грибулонцы, — возразил Зафод. — Не вогоны. Это довольно сложно — я не надеюсь, что ты сумеешь понять.
— Сложно? Чего тут сложного?
— Для обезьяны сложно. Просто — только для развитого существа.
Артур помахал у него перед носом пальцами.
— Я развитый. Видишь, большой палец.
— Большой палец? — презрительно фыркнул Зафод. — Если бы все сводилось только к эволюции, Галактикой бы сейчас правили термокроты.
— Термокроты, — пояснил Форд. — У них восемь пальцев, и все большие. Банки с пивом открывать — просто классно, но мозговых клеток ненамного больше, чем у кирпича.
— А помнишь те кирпичи? И ячмень, и, возможно, чеснок?
— Сразу об этом подумал. Особенно о ячмене.
Артур затряс руками перед собой, словно играл на невидимом аккордеоне.
— Вогоны! Эй? Вогоны летят!
— Знаем, знаем, — кивнул Зафод. — Но по дороге сюда им придется прыгать через довольно сложные участки космоса. По моим расчетам, на это им потребуется лет двести, если они вообще сюда доберутся.
— Двести? Ты уверен?
— Ну конечно. Расслабься, Артур.
Если бы Форд в описываемый момент не припал к стакану, выражение «по моим расчетам» из уст этой конкретной головы Зафода Библброкса могло бы насторожить его, однако солнышко пригревало, их окружали хорошенькие девушки, и Форду не хотелось, чтобы образ слюнявого вогона нарушал идиллию.
Артур же, напротив, пребывал в настроении, далеком от идиллического, так что и нарушать было нечего.
— Какой-то ты очень благодушный, Зафод. Разве тебе не полагалось нервничать?
— Нервничать? С чего это мне нервничать? Тор вновь на коне, а начать карьеру заново помог ему я. Все складывается так классно, что я подумываю, не заморозиться ли, дабы сохранить хорошее настроение грядущим поколениям.
— А как эта история с «толстожопым»?
— Каким еще «толстожопым»?
— Гавбеггер обозвал тебя толстожопым, помнишь? С этого-то все и началось.
Взгляд у Зафода заметался из стороны в сторону: он лихорадочно рылся в памяти.
— Не-а. Не помню ничего такого. Толстожопый, значит? Не говорил он такого.
Даже весь опыт общения с Зафодом не спас Артура от потрясения.
— Ты все забыл, Зафод? Что ты вообще здесь делаешь?
Зафод потрепал Артура по плечу.
— Я просто знаю, куда и когда мне попадать, — заявил он особым тоном, приберегаемым им для мгновений, которые он полагал важными для других. — И не пытайся меня понять; будь просто благодарен тому, что ощущаешь тепло ауры Зафода Библброкса на своем восторженном лице.
По правде говоря, лицо Артура не слишком подпадало под характеристику «восторженное».
— Как знаешь, Зафод. Но он обзывал тебя толстожопым, уж поверь мне на слово.
— Раз? Или несколько?
— Несколько раз.
Зафод вспрыгнул на ноги.
— Отлично. Пора начинать вечеринку. Сколько, говоришь? Больше восьми раз?
— Раз двенадцать. Десять как минимум.
Зафод зашагал по горелой траве.
— Тор. Тор, дружище. Готов сниматься?
Жаль, что я не курю, подумал Гавбеггер. И почему? Все время поддерживать здоровье, пытаясь одновременно найти какого-нибудь идиота, чтобы тот меня прикончил? Какая-то тут нестыковочка, Тяверик, приятель. Или какая-то часть тебя все-таки хочет жить?
Гавбеггер потер внезапно зачесавшийся нос и решил, что все предыдущие попытки свести счеты с жизнью все-таки пригодились — подготовили его к последнему, смертному поединку с одним из Асов.
Гавбеггер стоял в гордом одиночестве на противоположном от Тора краю проплешины, а тот никак не мог отвязаться от своего менеджера, группы чиновников, нескольких восторженных инструкторов и девицы, которая заплетала ему бороду.
— Ну же! — окликнул Гавбеггер. — Или мне весь день ждать?
— А почему бы и нет? — хихикнул плывун-колокольчик с забора. — Мне казалось, ты бессмертный.
Это вызвало громкий смех, так что Гавбеггер решил не спускать такое наглой птице с рук… то есть, с крыльев. При общении с хамом всегда надо брать его за самое что ни на есть живое — собственно, он всегда действовал согласно этому девизу.
— Что-то у тебя перья на хвосте грязные какие-то, а, птичка? Ты что, пачкаешься в постели?
Остальные птицы рассмеялись так громко, что на землю обрушился целый град снесенных яиц, а птичка-обидчик бросила на Гавбеггера такой злобный взгляд, что тот даже порадовался перспективе быть убитым через несколько минут.
Тор наконец завершил свои дела в углу ринга и встал с Мьёльнира, на котором сидел.
А вот и мы. Давно пора бы.
Бог-Громовержец превосходил Гавбеггера ростом раза в четыре, но ни медлительности, ни неповоротливости ему это не добавляло. Двигался он, правда, так, будто опасался что-то по неосторожности сокрушить.
Должно быть, я здесь единственный, кто не боится этого парня, подумал Гавбеггер и тут же поправился. Я и Библброкс — единственные, кто не боится этого парня. Библброкс, вероятно, думает, что сможет выиграть этот поединок.
И тут произошла очень странная вещь. С каждым шагом, что делал Тор по обугленной земле, он, казалось, становился все меньше и меньше.
Марево от жары, подумал Гавбеггер. Наверняка это из-за нее.
Но это было не марево. Тор действительно уменьшался, и ко времени, когда дошел до перекрестья выжженного на земле «X», рост у Бога-Громовержца сделался такой, что его вряд ли пустили бы на большую часть ярмарочных аттракционов без сопровождения взрослого.
— Эй, — произнес он. — В чем дело?
Гавбеггер удивленно заморгал.
— Думаю, во мне. С твоей точки зрения.
Тор ощупал свое крошечное тельце.
— Ты… того… извини. Это все Зафод придумал. Если бы я просто вышел и прихлопнул тебя, какой бы вид я имел в глазах зрителей? Просто громила, и все. А так, в объективах нацеленных на нас камер, все должно выглядеть куда лучше — это если верить Зафоду, а он в этих делах разбирается. — Бог нахмурился. — Хотя как-то раз он с этим просчитался.
В голове у Гавбеггера слегка звенело от нетерпения.
— И как все будет? Я становлюсь на колени, и ты меня фигачишь по голове?
Тор почти оскорбился.
— Чего? Нет-нет. Так не пойдет. Это заурядная казнь. Нам надо устроить для этих людей настоящее представление. И не только для этих. Все должно транслироваться по суб-эте.
— Суб-эте? Ни разу в нее не заходил.
— Ни разу?
— Нет. Там одна фигня. Мне подавай классическое кино.
— Вот бы все были, как ты, но это не так. Нынче в этой Вселенной все карьеры создаются и разрушаются только в суб-эте.
— Но ты же бог, зачем тебе карьера?
Тор потеребил бороду, забыв про несколько искусно заплетенных в ней новых прядей.
— Хороший вопрос, но и ответ на него я тоже знаю. Я много над этим думал. Мы же боги, значит, и эго у нас неземного размера, поэтому для поддержания здоровья нам нужна уйма любви и поклонения. Видел богов, из-за которых гибнут урожаи и пересыхают реки? Так вот, этих богов не любят. Это замкнутый круг, понимаешь? Ты даже представить себе не можешь, в какую депрессию могут впасть боги. Только что нами восхищались, и вот нас уже презирают. Поверь, я много думал.
Необходимое пояснение. Локи-Обманщик как-то сумел, пользуясь своим гипнотическим обаянием, убедить Асов в том, что решил исправиться, и открыл в Асгарде для богов психологическую консультацию. Клиентура его росла стремительно по мере того, как он избавлял одно божество за другим от комплексов вроде привязанности к единорогам и тому подобных. Тор и сам стал чувствовать себя значительно лучше и начал даже испытывать к брату некоторую симпатию, когда случайно узнал о том, что Локи заключил контракт с журналом «Ого-Го», и все сеансы терапии записываются и выкладываются в суб-эту. Хуже того, сеансы с Тором показались Локи слишком скучными, и он добавил в них побольше слез, вздохов и признаний насчет Эксцентрики Галлумбиц.
Гавбеггер глубокомысленно кивнул в знак того, что готов помочь в этом деле, хотя на самом деле он был готов только кивнуть.
— Круто. Теперь мне все понятно. Замкнутый круг. Ладно. Значит, поборемся немного?
Тор оглянулся через плечо проверить, не заподозрил ли его кто-нибудь в сговоре с противником.
— Для начала немного поболтаем. Ты, сука, угнал мой корабль, бла, бла, бла. Потом ты наносишь первый удар. Я делаю вид, что ранен. Может, похромаю немного. Туда-сюда, в таком аспекте. А потом БАЦ по кумполу, и песенка спета. Типа так, друг мой.
— Какая песенка?
— Это я так. Расхожее выражение у валькирий.
Гавбеггер посмотрел по сторонам. На лице Триллиан блестели слезы, но помешать поединку она не пыталась.
— Ладно, детка. Это все я. Я угнал твой корабль.
Тор со свистом втянул в себя воздух и выпятил грудку, пытаясь не выказать ужаса от сценария, которому ему приходилось следовать.
— Ты! Корабль, который подарил мне отец, которому я дал имя любимого козла! — А сам при этом думал: терпеть никогда не мог это ведро соплей, потому и загнал по дешевке первому встречному.
— Да, угнал — и повторил бы это и еще раз.
— Да, правда? Может, я и мягкосердечный бог, но такого простить не могу.
Ох, хватит этой светохрени, подумал Гавбеггер (слово «светохрень» он подцепил, готовясь оскорблять мыльнооперную планету Светлый Путь, вся поверхность которой представляла собой телевизионную съемочную площадку, постоянно освещенную восемнадцатью искусственными солнцами для съемки в три смены). Давай-ка немножко ускорим события.
— Прекрати нести вздор, жалкий мелкий викинг. Твой отец тебя ненавидит, а мамаша — так и вовсе делает вид, будто ты не ее сын.
Тор невольно съежился еще на дюйм. Этого в сценарии не было.
— Что? Что ты сказал?
— Да это все знают, — копнул глубже Гавбеггер. — Тор-Пьяница, вот как они тебя называют. Думаю, тебе было лучше оставаться в баре.
Над головой вдруг возникло маленькое грозовое облачко, брызжущее белыми молниями.
— Ты стырил мою ладью, гад, — пробормотал Тор и тут же спохватился: я бормочу… Боги не бормочут. Это катастрофа; они все меня возненавидят.
— Разумеется. Все как ты говоришь. И еще одно, что всем давно известно: ты терпеть не можешь смертных.
— Я не… Чего? Это была ладья моего отца. Забыл про ладью?
— Ты считаешь смертных существами второго класса. Ты даже башмаки вытирать о смертных побрезговал бы.
Тор вырос прямо на глазах. Сильно вырос.
— Вовсе нет.
— То есть ты бы вытер башмаки о смертного?
По толпе зрителей пронесся потрясенный ропот.
— Да. То есть нет. Ну, не знаю, если бы башмак был совсем грязный…
Гавбеггер побарабанил пальцами по подбородку.
— А еще я слышал про какое-то видео…
Больше он произнести ничего не успел, потому что Тор внезапно вырос как гора, занеся над головой Мьёльнир.
А как насчет «туда-сюда»? — удивился Гавбеггер, и тут молот стремительно опустился и с грохотом метеора, врезающегося в ледяное поле, обрушился ему на голову.
Прощай, Триллиан, успел еще подумать Гавбеггер, а потом удар вогнал его на пятьдесят футов в землю — как в могилу.
Тор так и не понял, удалось ли выступление. Прямой удар сверху вниз всегда хорошо смотрится на экране, но все-таки жаль, что ему не удалось оттянуть его еще ненадолго. Но разве у него имелся выбор? Зеленый парень как раз собирался упомянуть видео, коммент попал бы в самые разные браузеры, а там не успеешь опомниться, как все побегут смотреть тот самый древний сайт…
Он как раз собирался вернуться к Зафоду, чтобы обсудить это со своим менеджером, когда уловил с глубины пятьдесят футов слабую мысль. Мысль звучала так:
Закажи.
Или так:
Зарк… я жив.
Зафод просвистел первые такты «Садко в садке» — старинной бетельгейзианской баллады про колючего моллюска, оказавшегося во вражьем плену.
— Что скажешь, Форд? Хватит этого?
В ответ Форд насвистел вторую строчку баллады.
— Ну, не знаю. Напряжения маловато. Никакого драматического эффекта.
— Ты прав. Все кончилось слишком быстро. — Зафод огляделся по сторонам. — Интересно, не найдется ли на здешнем рынке труда никого, кто хотел бы получить кувалдой по башке?
Тор ленивой трусцой пересек поле.
— И как вам? Хороший удар, правда? Ну, я немного вышел из себя — очень меня этот зеленый парень задел. Да ты не беспокойся, Заф, в следующий раз сделаю все как надо.
— В следующий раз?
— Ну да. Зеленый парень еще не мертв.
— Что-что? Ты уверен?
— Абсолютно. Он сейчас выбирается из этой ямы, и мысли у него самые что ни на есть нехорошие.
— Насколько ты с ним постарался?
— Ну, не знаю. Процентов на пятьдесят, типа того.
Зафод просвистел еще несколько тактов «Садко».
— Пятьдесят? Правда? Кто-нибудь раньше оставался жив после такого?
— Никто, кроме тех, кому отведено место за Длинным Столом.
Зафод сделал своему подопечному знак чуть уменьшиться в размерах.
— Скажи мне честно, Тор, ты вообще Гавбеггера можешь замочить? Только честно?
Тор присел рядом с ним на корточки.
— Заф, я мог бы уничтожить всю эту планету, потратив на это не больше семидесяти пяти процентов. — Он согнул и разогнул руку, поиграв мышцами. — Кстати, может, ты хотел бы, чтобы все отошли чуть подальше?
Гавбеггер высунул локоть из ямы.
Костюм к черту испорчен, думал он. А эта огромная обезьяна мне даже кожу не повредила.
Триллиан ощущала себя совершенно сломленной. Душа ее была разбита ударом молота, она никогда больше не будет прежней.
— Мы провели вместе всего один день, и это был самый главный день в моей жизни.
Рядом сидела на заборе Рэндом, изо всех сил не замечавшая жертвы, которую принесла ее мать.
— Гммммф, — неожиданно хмыкнула она. — А пройдоха-то жив еще. Так я и знала.
Триллиан Астра лишилась чувств — всего в третий раз за всю свою жизнь.
Огромный корабль конической формы продирался сквозь туманность. Некогда гладкий фюзеляж из белого сплава сплошь покрывали шрамы, полученные за двести лет столкновений с космическими обломками. Из восьмисот его ракетных двигателей продолжало работать меньше сотни, а системы жизнеобеспечения едва справлялись с поддержанием годной для дыхания атмосферы. Запасы пищи иссякли уже давно, так что последние несколько месяцев команда ела и пила продукты повторной переработки. Вся команда изнемогала от голода и усталости. Дух у них упал ниже некуда, и никто из них не знал иного дома, кроме этого гигантского корабля, на котором они подрядились летать вплоть до полного выполнения задания.
Капитан, некогда дородный великан, усох до состояния огородного пугала, но до сих пор оставался образцом для своих подчиненных. Когда работа спорилась, глаза его светились зеленым огнем, когда команда начинала халтурить или боцман дурно обращался с матросами — багровым. Команда любила его и пошла бы за ним хоть в ад, стоило бы ему скомандовать.
Звали его Эддон Чё, и сегодня наступил день, когда он мог наконец завершить работу, доставшуюся ему еще от отца, и, возможно, пожить немного своей жизнью.
— Штурман, повтори, — скомандовал он юному Вишналу Ли-Сенцу. Тому едва исполнилось семнадцать, но он уже считался отличным пилотом.
— Мы на месте, капитан. В этом нет ни малейшего сомнения. Орбита странновата немного, но атмосфера пригодна для дыхания.
Чё кивнул. Что ж, отлично — значит, приземлившись, можно будет не спешить со взлетом.
— Хорошо. Сажайте корабль. Поосторожнее с компенсатором, перебросьте всю энергию до последней искры в идентификатор.
Ли-Сенц поперхнулся.
— В идентификатор? Боже праведный. Вы уверены, капитан?
— Уверен, — сурово ответил Эддон Чё. — Второй попытки у нас не будет. А теперь приземляйтесь.
Ли-Сенц хрустнул пальцами и взялся за рычаги ручного управления.
— И да хранит нас Гарантия Неповреждаемости, — произнес он.
Две сотни голосов шепотом повторили его молитву.
Толпа на поверхности Бабули ощущала себя несколько обманутой. Перко Сент-Уоринг Крап, перебрав кофе, так и вовсе показывал себя с необычной и не самой привлекательной стороны.
— И это все? — вопрошал он. — Конец спектаклю? Срам, да и только. Жалкое зрелище.
Хиллмена Хантера увиденное тоже не особенно впечатлило.
— То есть удар, конечно, хороший — прямой такой, быстрый. Но этот парень, на которого ставят сыроманты, лезет обратно. И что мне с этого толку?
По лицу Баффа Орпингтона текли слезы.
— Он все как надо сделает. Подождите, сами увидите. Тор просто разогревается, только и всего. Физкультурная, так сказать, разминка.
— Ему стоит разминаться побыстрее, пока нам всем не пришлось поклоняться Сыру.
Однако болтовня на поверхности разом стихла при виде сотни спиральных светящихся колец, спускавшихся сквозь атмосферу. Кольца становились все четче и быстро превратились в дюзы двигателей исполинского корабля, медленно приближавшегося к земле. От корабля на глазах отваливались куски обшивки. Часть двигателей искрила и работала с перебоями, из за чего спускался корабль рывками. В конце концов он опустился прямо в ближайшее озерцо и скрылся в клубах пара.
— Ух ты, — произнес Форд Префект. — Жуть.
На несколько мгновений снова воцарилась тишина, а потом в брюхе у корабля откинулся люк, и из него высунулась длинная, вся в жилах силовых кабелей механическая рука. На конце ее мигала лампочкой камера, которая устремилась к толпе зрителей, с трудом уворачиваясь от воспрянувших духом в надежде на быстрое поедение коров.
Рука вытягивалась все сильнее — над головой у Гавбеггера, мимо ног Тора, отшатнувшись от Зафода, который зачем-то потянулся к ней — и, наконец, камера застыла перед Рэндом.
— Рэндом Дент? — спросила она механическим голосом — настоящим, из той далекой поры, когда роботы еще были роботами, а не личностями.
Рэндом не пошелохнулась.
— Э… Да, наверное.
На кончике приборного блока отворилось небольшое отверстие.
— Будьте добры, плюньте.
Рэндом сплюнула в отверстие, и каплю слюны мгновенно пронизали лазерные лучи. Прошло несколько секунд, и на блоке загорелся зеленый огонек.
— Личность подтверждена. Вот ваша посылка, и спасибо за приобретение на Ю-торге.
И механическая рука опустила в подставленную руку Рэндом конверт.
— Спасибо, — неуверенно произнесла она.
— Наслаждайтесь покупкой, — произнес блок. — В случае рекламаций, будьте добры, не стесняйтесь, запишите их на любой подходящей коряге, каковую корягу затем забейте в свой слуховой канал. — Механическая рука начала складываться обратно в люк. — Задание выполнено, — произнесла она. — Это последнее.
Из корабля донеслись приглушенные вопли восторга, потом он покосился и начал, не спеша, разваливаться.
Рэндом была молода, а легкие ее еще не очистились от концентрированной темной материи, поэтому, не задумываясь о возможных последствиях, она разорвала конверт и подбежала к изгороди, где Тор терпеливо выслушивал белиберду Хиллмена Хантера.
— Наденьте это на свой молоток, — произнесла она, перебив предводителя бабулистов.
Бог-Громовержец нахмурился.
— Мне показалось, или я правда что-то слышал? Какой-то писк?
— Нагнитесь! — крикнула Рэндом.
Тор пригнулся, уперев руки в колени.
— А, глянь-ка. Девчонка. Боги мои, ты что, еще одна поклонница? Ты ведь автографа моего хочешь, да? Я редко общаюсь со школьниками, но могу сделать исключение.
Секунду Рэндом потеряла, кипя от негодования, но все-таки взяла себя в руки.
— Послушайте, метеоролог. Я изучила проблему бессмертных в суб-эте, и из тысяч ссылок на эту тему я не нашла ни одной, в которой давался бы хоть один испытанный и подтвержденный способ убить такого.
Зафод усмехнулся.
— Но это же Тор, детка. Его испытать и подтвердить невозможно. Он велик, причем велик ровно настолько, насколько ему хочется.
— Гм, ладно. Ну, все идет к тому, что он выставит себя перед всеми этими людьми великим болваном, когда не сумеет убить этого зеленого типа.
— Этого не произойдет, — заявил Тор, однако не слишком убежденно.
— Этого не произойдет, если вы наденете на свой молоток вот это.
— На молот ничего нельзя надевать, детка. Мьёльнир должен остаться чист.
Рэндом заговорила медленно, чтобы Тор мог угнаться за мыслью.
— Мне удалось найти теорию одного малоизвестного ученого с какой-то занюханной планеты, согласно которой, бессмертного можно убить только объектом, претерпевшим ту же трансформацию, что и он.
Это дошло даже до Зафода.
— А что трансформировало Гавбеггера?
— Он упал в ускоритель частиц, пытаясь подхватить две оброненные резинки. Вот эти самые две резинки — я их купила на Ю-торге у верховного жреца Храма Гавбеггера.
Тор выставил вперед большой и указательный пальцы.
— Почему бы мне не надеть на молот эти резинки? — спросил он.
Тяверик Гавбеггер Бесконечно Продленный ощущал некоторую легкость в голове, и ощущение это ему нравилось, поскольку напоминало о тех временах, когда он был еще смертен. Он выбрался из расселины в земле и лежал, задыхаясь, в траве. Позади него разваливался на куски корабль курьерской доставки Ю-торга.
Новая загадка, думал он. Нет, этот день скучным никак не назовешь.
Вот так, лежа на земле и размышляя по обыкновению о себе и своей маловероятной смерти, он увидел, что на земле лежит еще кто-то.
Триллиан.
Именно в это мгновение Гавбеггер понял, что влюблен окончательно и бесповоротно, ибо именно в это мгновение он перестал думать о том, как Триллиан может быть связана с ним, и начал думать о самой Триллиан.
С ней все в порядке? Что случилось?
Гавбеггер стряхнул оцепенение и вскочил на ноги.
— Я иду! — крикнул он, переходя на бег. — Я иду!
Тень пала на его лицо, и что-то, похожее на небольшую гору, заслонило от него Триллиан.
— Время играть по-крупному, — произнес Тор, наклонившись так, что Гавбеггер видел его голову вверх тормашками.
Как у него только шлем не сваливается, удивился Гавбеггер.
И тут удар Мьёльнира оторвал его от земли и швырнул прямиком в стратосферу.
Артур разговаривал с плывуном-колокольчиком, когда краем глаза увидел, как брякается в обморок Триллиан.
— Нет, — объяснял он. — Игра называется «городки». А «город» строят из кирпичей там, или из дерева… О Боже!
— Продолжай, — сказала птичка. — Все это очень запутанно. Значит, вот эта штука, которая бьет по чуркам, называется «бита»?
Однако слова «о Боже!» были адресованы не птичке; скорее Артур выпалил их непроизвольно при виде падающей Триллиан. Артур обронил стаканчик соевого йогурта и побежал к ограде, где лежала, не подавая признаков жизни, Триллиан.
Стыд какой, кипел он. Ее родная дочь… наша родная дочь идет от нее как ни в чем ни бывало. Что случилось с Рэндом? Этого ребенка пора прибрать к рукам.
Последняя фраза частенько повторялась в доме Дентов в годы Артурового детства. Его отец цитировал ее при малейшей возможности — то есть при малейшей Артуровой провинности. Прибирание к рукам обыкновенно включало в себя наставительную, читаемую с самым строгим выражением лица лекцию, затрагивавшую такие темы, как Вторая мировая война, сарай на огороде и филателия. В конце каждой такой лекции Артуру давали попробовать несколько капель бренди из отцовской фляжки — чтобы волосы на груди росли быстрее. Поэтому воспоминания Артура об этих дисциплинарных взысканиях сводились к стыду, некоторому удовольствию и головной боли поутру.
Артур опустился на колени рядом с Триллиан и осторожно подложил ей под голову локоть.
— Ну, ну, — произнес он. — Если ты меня слышишь, Триллиан, мне только хотелось, чтобы ты знала, что выглядишь классно. Я знаю, многие дамочки все время переживают, не растрепалась ли у них одежда, скажем, если они под машину попали, и все такое.
Надо сказать, по части утешения лиц женского пола Артур никогда не был особенно силен. Точнее говоря, если бы такое утешение входило в число требований при поступлении на работу, он никогда не прошел бы даже первого собеседования, не то что испытательного срока.
Необходимое пояснение. На протяжении последних трех десятилетий своей жизни землянин Артур Дент делал свою жизнь еще более жалкой, чем полагалось бы, демонстрируя впечатляющую способность говорить в общем-то правильные вещи в наименее подходящий для этого момент. Так, например, когда лучшего университетского приятеля Артура, Джейсона Кингсли, выставила из дома после трех лет совместной жизни горячо любимая им Стейси Хемптон, Артур заверил того, что он недолго останется один, потому что таких свистушек, как Стейси, на любой дискотеке пруд пруди. Когда же на Артурову тетушку-ирландку Мэдхбхдхб (произносится как «Хильда») свалился каменный церковный карниз, Артур прошептал ей на ухо: «Ну что, тетя, зато теперь тебя уже точно не убьют сигареты, а?» По части бестактности Артура превзошел только Президент Галактики Зафод Библброкс, да и то лишь раз, когда подарил на день рождения Пи-Би Анджею, желеобразному королю Трясь-сити, плавки леопардовой расцветки.
Артур потыкал пальцем в щеку Триллиан.
— Триллиан, — произнес он мягко, но настойчиво. — Ну же. Очнись. — Она не откликнулась, поэтому Артур попытался припомнить курс оказания первой помощи, который его заставили пройти во время работы на Би-Би-Си. Насколько он помнил, большую часть того дня они пытались починить кофеварку… впрочем, имела место также демонстрация искусственного дыхания рот в рот, при которой роль пострадавшего исполняла резиновая кукла. Рот в рот, говорите?
Артур не знал точно, верный ли способ лечения он выбрал, но решил, пусть и несколько неуклюже, попробовать.
Он опустил голову Триллиан на мягкую траву и склонился над ней.
— Надо зажать нос и запрокинуть голову, — произнес голос у него над плечом — это оказалась та самая птичка, с которой он только что разговаривал.
Где-то я с этой птичкой уже встречался, подумал Артур, подавив истерический смешок.
Он пальцами раздвинул Триллиан губы и сделал глубокий вдох.
Мне тревожно. Почему мне тревожно?
— Ну же, чувак. Давай!
Ну и наглая птичка.
Артур чуть помедлил и взялся задело. Губы их сомкнулись, он зажал уголки ее рта пальцами и выдохнул. Мгновенной реакции не последовало; Артур ощущал себя так, словно дует в длинный туннель. Потом руки Триллиан обвились вокруг его шеи, и она откликнулась страстным поцелуем.
Что? Неожиданно… Хоть раз поцелуй мог означать мечту, ставшую явью.
Артур чуть отодвинулся и увидел, что Триллиан открыла глаза и что в них блестят слезы.
— Артур… Мне показалось…
Артур все сразу понял.
— Что я — Гавбеггер. Ты его любишь.
Было время, когда осознание этого факта разбило бы мир Артура в хлам, но теперь он не испытывал ничего, кроме жалости к Триллиан, которая вот-вот могла потерять свою любовь так же, как он потерял свою.
— Да, я его люблю, — кивнула Триллиан, и по щекам ее снова заструились слезы. — Что-то случилось в темном пространстве, и это ускорило процесс. Где он?
Артур поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть начало подъема Гавбеггера в стратосферу. Хорошо осознавая свою рекордную бестактность, Артур попробовал уклониться от прямого ответа.
— А? Он где-то здесь. Ты лежи, приходи в себя, а я пойду и приведу его.
Рэндом смотрела на то, как взмывает в небо Гавбеггер, но это зрелище не наполнило ее торжеством, как она ожидала. Вместо этого она даже ощущала, пусть и чуть-чуть, вину за то, что, возможно, она тоже в некоторой степени ответственна за существовавшие между ними трения. Ощущение это скоро прошло, а на место его все-таки пришло торжество.
Так тебе и надо, урод зеленый. Проваливай на тот свет.
[совсем тихо]: как ты можешь? Зеленый урод? Ты же сама боролась за равенство всех видов в Галактике. Как мало потребовалось, чтобы ты сорвала маску.
Заткнись, подумала Рэндом. Ты нереальна. Тебя никогда не было… и потом, этот зеленый урод целовал мою мать.
Гавбеггер, размахивая руками, летел все выше до тех пор, пока не скрылся из виду.
Вот что случается с теми, кто сажает Рэндом Дент в трубу.
Перед ней возник Артур. Он стоял, скрестив руки, и весь вид его словно кричал: «Я несчастен!»
— Что ты наделала, Рэндом?
Рэндом тоже скрестила руки.
— Ничего. О чем это ты?
— Ты что-то дала Тору, я видел. И ему вдруг удалось пробить оборону Гавбеггера. Поэтому спрашиваю еще раз: что ты наделала?
Однако Рэндом так просто не раскалывалась.
— А я еще раз повторяю: ничего я не делала.
— В чем дело, Рэндом? Ты хочешь наказать свою мать, да?
— Нет.
— Тогда зачем ты с ней так поступаешь? Разве ты не видишь, что она любит этого типа, Гавбеггера? Нравится тебе или нет, но это так.
— Ты прав. Мне это не нравится.
— И поэтому ты помогаешь Тору?
— Ну, это было бы слишком. — Лицо у Рэндом оставалось каменным. — Чем я могу помочь Тору?
Артур решил зайти с другой стороны.
— Ты что, никогда не влюблялась, Рэндом? Вспомни, что это за чувство.
Рэндом дернулась как от удара и рука ее сама собой прижалась к груди — к тому месту, на котором любил свернуться обожаемый Фертль.
— Да, помню. Но любви моей больше нет. Так почему она должна быть счастлива?
— Ты это делаешь, потому что Триллиан тебя бросала?
— Да бросала. Но назло ей я прорвалась. Столько лет офисной работы, карьеры. Но я прорвалась.
Артур стиснул дочь за плечо и заглянул ей в глаза — глубоко-глубоко, минуя отголоски темного пространства, в самые нежные недра ее души.
— Ничего ты не прорвалась. Не работала ты ни в каких офисах. И Триллиан не бросала тебя на годы — всего один раз, на неделю она оставила тебя с отцом, когда ей нужно было работать. И все, ничего больше. И это ты притащила нас всех на Землю, и ты сама, своими руками сотворила свое жалкое настоящее. Ты сама, Рэндом. Поэтому брось свой чертов эгоизм и скажи, как спасти этого беднягу.
Чертовски убедительный, надо сказать, аргумент. Рэндом не могла не заметить, что она недооценивала своего отца.
— Но…
— Никаких «но»! — Артур грохотал как настоящий отец. — Отвечай, юная леди!
И темная пелена вдруг рассеялась, и Рэндом увидела суть того, что творила. Эмоции бурлили в ее юном сердце, и она признала свою вину, вздохнув и закатив глаза — а это больше, чем можно ожидать от большинства подростков.
— Отпусти, Артур. И не надо так переживать из-за всего этого. Ну ладно, может, я и дала Тору пару резинок, на которые у Гавбеггера аллергия. Возможно. Хватит с тебя такого признания, Артур, или мне пасть на колени и умолять о прощении?
Артуру понравилось ощущать отцовскую власть.
— Ты, юная леди, — произнес он, — можешь называть меня «папа». И еще лет десять сможешь.
Ободренный успехом, Артур зашагал к перекрестью обугленного «X», где Зафод массировал Тору плечо.
Что-то не верится, что я еще хоть раз когда-нибудь раскачаюсь на это, подумал он, но тихо-тихо — на случай, если вдруг услышат его ноги и повернут обратно.
— Я так давно не бил никого по-настоящему, — говорил Тор. — Я понимаю, надо было тренироваться, но сам понимаешь, лень-матушка… Впрочем, хороший удар вышел, в замедленном повторе должен смотреться просто классно.
— Он мертв?
Тор склонил голову набок, вслушиваясь в небо.
— Не-а. Слышу, как он кашляет. Но он травмирован, сильно. Он гарантированно не тот, каким был только что. Еще один хороший удар его прикончит.
Форд подошел к ним одновременно с Артуром.
— Эй, ребята, это уже больше не интересно.
Тор вздохнул.
— Знаешь, мне и самому так кажется. Будь тут настоящая борьба или чего такого, героический поединок — а так просто я, здоровый парень, бью парня маленького.
Артур снова скрестил руки на груди и посмотрел на Зафода строгим отеческим взором.
— Все так, поэтому все это сейчас и закончится.
Зафод удивленно оглянулся на него.
— Мы что, играем в гляделки? Не моргать, так?
— Нет, Зафод, это не игра. Вы двое развлеклись? Повеселились — и хватит.
— Я бы не против, — признался Зафод. — Нет, честно, не против, но от этого поединка многое зависит. Вся карьера Тора, мои пятнадцать процентов. Боюсь, придется Гавбеггеру все-таки умереть.
— И не забудь «толстожопого».
Артур едва не задохнулся от потрясения.
— Форд! Это-то сейчас зачем?
— Ох, прости. Я некстати, да?
Артур ощущал себя довольно неуютно в тени Торова гульфика, но не отступал.
— Все дело в том, Зафод, мистер Тор, дело в том, что Триллиан увлеклась Гавбеггером. Точнее говоря, не просто увлеклась. И каким был бы я отцом ее дочери, если бы не выступил в его защиту?
Тор нахмурился.
— Что-то ты мне смутно знаком. Странное дело, обычно я или уж помню кого-то, или нет.
Артуровым ногам очень хотелось взять управление на себя и бежать с этого места быстрее даже, чем в тот раз, когда он хотел помешать матери полистать его тетрадку с вырезками из журнала для взрослых.
— Мы болтали как-то раз. На вечеринке. Вы пытались спикапить подружку.
— Спикапить? С какого пикапа?
— Знаете, такого, с кабиной, кузовом и четырьмя колесами?
— Ну?
— Так вот, не с этого.
Тор потер лоб, словно бодун продолжал еще мучить его.
— Тогда ясно. Помнится, на той вечеринке я потерял столько нервных клеток, что их хватило бы на все имперское правительство на протяжении года. — Бог-Громовержец сделал шаг в сторону. — Он снижается.
— Ты сделал все, что мог, землянин, и я тебе аплодирую! — рявкнул Зафод. — А теперь отвали, пока мой клиент будет делать то, что в его силах.
— Я не могу уйти, Зафод, — упрямо буркнул Артур. — Я не смогу смотреть Триллиан в глаза. И ты не сможешь спать спокойно, если позволишь этому совершиться.
— Моя совесть будет спокойна.
— На твоем месте я меньше всего беспокоился бы насчет совести.
Зафод нахмурился.
— А насчет чего мне стоит беспокоиться? Валяй выкладывай, чувак. Ты же знаешь, я не умею читать между строк.
— Я бы беспокоился насчет того, что Триллиан отыщет меня и сунет перо промеж лопаток.
Зафод поежился.
— Ох. Она ведь может, правда? Я просто об этом не думал. — Он покосился в сторону Хиллмена Хантера. — Я обещал тому парню смерть. Он с Земли, а ты сам знаешь, какие они бывают, тамошние жители. Им бы только крови.
— Это неправда, Зафод. Вовсе мы не все кровожадные монстры.
— Ох, правда? — фыркнул Зафод. — Как же вы тогда взорвали к черту всю свою планету?
— Не взрывали мы своей планеты! Это сделали вы! Вы, пришельцы!
— Вот так бы сразу. Поговорим о твоих обидах.
— Моих обидах? Да это ты готов к тому, чтобы человека убили за то, что он обозвал тебя толстожопым.
Зафод побледнел.
— Как обозвал?
Артур повернулся к коленке Тора.
— А вы готовы убить человека только ради того, чтобы получить работу.
— Со мной на эту тему говорить бесполезно, — заявил Тор, подергивая себя за бороду. — Я человеческую жизнь ни в грош не ставлю. Если тебя интересует мое мнение, ценности в людях не больше, чем в муравьях. И не в больших, жутких муравьях-мутантах, а в обычных, маленьких. Честно говоря, возобновление моей карьеры волнует меня гораздо больше, чем чья-то там отдельно взятая жизнь.
— И потом это нельзя считать настоящим убийством, правда? — добавил Зафод тоном, таким покровительственным, что одно это настораживало. — Он сам хочет, чтобы мы его убили.
— Больше не хочет, — сказал Артур.
— Правда? Ты уверен?
Тор отступил на шаг.
— Почему бы нам его самого не спросить?
Гавбеггер грянулся о землю с такой силой, что бессмертие вылетело из него подобием потустороннего призрака, оставив измочаленную смертную оболочку лежать в неглубокой воронке.
— Ох, — произнес он. — Это… Ох… Болеутоляющего ни у кого нет?
Форд вытянул из сумки полотенце.
— Пососите угол, — посоветовал он, протягивая его Гавбеггеру. — Вон ту, голубую полоску. Должно помочь.
Тор поднял Мьёльнир.
— Скажешь что-нибудь напоследок?
Гавбеггер выплюнул полотенце.
— Сделка отменяется. Мне нужно жить.
— Ага, вот, видите? — сказал Артур. — Он хочет жить. Не можете же вы сейчас убить его.
Тор усмехнулся; звук вышел такой, словно прокашливался огромный медведь, только что проглотивший несколько хорошо упитанных людей.
— Я не могу? Кто говорит, что я не могу? Ты?
Сквозь толпу вдруг протолкалась Триллиан и бросилась на колени у воронки с лежавшим в ней Гавбеггером.
— Нет, это я говорю, чудище здоровое. Я люблю этого мужчину, пришельца, кем бы он ни был, и тебе его у меня не забрать.
— Что-то ты мне смутно знакома, — сообщил Тор, но удара не наносил. Ему хватало проницательности, чтобы понять, насколько малосимпатичным будет выглядеть на экране то, как он опустит молот на раненого мужчину, не обращая внимания на защищающую его безоружную женщину.
— Зарк меня подери, Заф! — простонал он. — Это провал. А я так надеялся!
Зафод стиснул зубы. Впрочем, хоть маленькую победу из этой ситуации он извлечь еще мог.
— Ладно, по крайней мере отрекись от Сыра.
Гавбеггер закашлялся и застонал.
— Легко. Терпеть не могу Сыра.
Будем довольствоваться тем, что есть, подумал Зафод. Он повернулся к толпе и жестом профессионального проповедника воздел руки.
— Гавбеггер побежден, — возгласил он. — Он отрекся от Сыра и принял в качестве бога Тора.
Хиллмен Хантер торжествующе рубанул воздух ладонью, а Бафф Орпингтон бросился в самую гущу сыромантов и принялся пинать всех, кто подвернулся ему под руку.
Зафод мгновенно перевел дух.
Отлично. Беспорядки. Беспорядки мне всегда на руку. Я — агент Хаоса, подумал он. И Разрушения. Из всех богов Вселенной эти двое поют наиболее слаженно. Можно сказать, в унисон. Может, надо завербовать обоих в помощь Тору.
Триллиан поцеловала Гавбеггера в лоб и вытерла у него со рта голубую светящуюся кровь.
— Ты останешься со мной?
Гавбеггер улыбнулся, и это обошлось ему недешево.
— Так долго, насколько смогу. Этот молот выбил из меня бессмертие. Возможно, мне осталось меньше половины жизненного срока.
— Сойдет и столько, — сказала Триллиан и махнула отцу своей дочери, чтобы тот помог будущему отчиму ее дочери выбраться из воронки.
Рэндом искоса поглядывала на происходящее; к объятиям и прочим соплям она была пока не совсем еще готова.
Это темная материя? Спрашивала она себя. Или это я сама?
Эта мысль на краткий миг расстроила Рэндом, но вскоре ее вытеснила другая, более приятная: что ей, возможно, удастся воспользоваться ситуацией для того, чтобы выбить из Артура какие-нибудь полезные подарки.
Артур. Точно не папа. Ну, разве что па…
После того как Триллиан с Гавбеггером наскоро попрощались с друзьями, Тор отнес экс-бессмертного обратно на «Тангриснир» — к большой радости бортового компьютера.
— Привет, Тор. Я по тебе соскучился.
— Извините за компьютер, ребята, — смущенно сказал Тор полумертвому мужчине, которого он нес на руках, и молодой даме, цеплявшейся за руку полумертвого мужчины. — Папа запрограммировал корабль на поклонение мне и запечатал программу своим магическим глазом так, чтобы я не мог стереть ее. Это главная причина, почему я продал это корыто. И потом, зачем мне корабль? У меня есть Мьёльнир.
— Я здесь, — сказал компьютер. — Я слышу, что ты говоришь, детка. Но я тебя прощаю.
— О'кей, — кивнул Тор, торопливо укладывая Гавбеггера на выросшую из пола кушетку. — Подержите его недельку на плазменной постели, и он будет здоров, насколько это вообще возможно для смертного.
— Смертного, — прохрипел Гавбеггер. — Ты уверена, что ты этого хочешь, Триллиан?
— Сойдет и так, — шмыгнула носом Триллиан.
— Вот и замечательно, — сказал Тор, испытавший внезапный приступ клаустрофобии. — Оставляю вас наедине друг с другом. А мне пора на банкет — кто-то зажарил просто жуткое количество говядины. Развлекайтесь, ребята.
— Нет, — взмолился корабль. — Не бросай меня!
— Уже опаздываю, — отозвался Бог-Громовержец и пулей вылетел из корабля.
— Нееееееет! — хныкал компьютер. — Нееееееееееет! Только не эээээто!
Триллиан, вспомнив свою степень астрофизика и опыт перелетов на «Золотом сердце», быстро оторвала «Тангриснир» от земли и вывела в стратосферу.
Гавбеггер чувствовал себя в коконе оздоровительной плазмы уже немного лучше.
— Куда летим? — поинтересовался он.
— Куда угодно, только вместе, — просто ответила Триллиан.
Гавбеггер рассмеялся, хотя это и причиняло ему боль.
— Очень романтично. Уверена, что тебе это будет нравиться и дальше?
— Вот и узнаем, правда? У нас в распоряжении вечность.
— Ну, не совсем, но и то время, что осталось, бесценно.
Триллиан закатила глаза.
— Господи, как мне осточертело это сюсюканье.
— Мне тоже, — признался Гавбеггер. — Может, хочешь оскорбить кого-нибудь?
— Я боялась, ты мне никогда этого не предложишь.
— Бывала когда-нибудь на Кривой Червоточине или Стрик-Ликомбдан-Цинге?
— Нет. А кто там живет?
— Уроды. Совершеннейшие задницы.
Триллиан сверилась с картой Галактики.
— Тогда чего мы ждем?
Она ткнула пальцем в светящуюся точку на дисплее, и «Тангриснир» растворился в вечернем небе.