Мальчика звали Сэм Наколайски, но за глаза его называли Сэм - беда. Где бы он не появлялся, даже если вел себя смирно, обязательно случались неприятности. Неловко повернувшись в магазине, он легко сносил витрину с выставленным товаром. А начав поднимать его – рушил соседнюю. Помогая на кухне, он мог случайно плеснуть воды на сковороду и, под яростную ругань отца, переворачивать весь дом в поисках мази от ожогов. А, найдя её, надавить тюбик с такой силой, что мазь вылетала не на пострадавшее место, а в глаз кому-то из домочадцев.
Между тем Сэм был веселым, доброжелательным и крайне деятельным мальчиком. Ему не сиделось на месте, он постоянно что-то изобретал, мастерил, строил и улучшал. Но инструмент в руки ему не давали – боялись катастрофических разрушений. Ведь однажды он оставил город без электричества с помощью всего лишь жестяной банки и гвоздя. Этого ему забыть не могли и все жители придирчиво следили: что у Сэма в руках?
- Молоток? Брось, брось немедленно! А-а!
Молоток падал вниз, рикошетил и втыкался кому-то в ногу.
Сэму разрешали посещать только те занятия, где он не мог причинить никому вреда. Одно из них было – радиодело. Если не считать, что на первом же уроке Сэм сбил все настройки частот и чуть не спалил старенькую рацию, дела продвигались неплохо.
В один из дней Сэм шарил по радиоэфиру и услышал слабый сигнал «sos». Вначале ему не поверили: на таких частотах профессионалы не работают. Но сигнал повторился и его запеленговали. Это был мой сигнал. Я не отвечала на вопросы, меняла частоты, поэтому спасателям было трудно, но они всё же пошли на мой сигнал. Сэма Найколайски тоже взяли на борт. Ведь первый раз в жизни Сэм оказался не бедой, а спасителем и его восторг невозможно было описать. Впрочем, зеленую шапку, которой он так активно махал при нашей встрече, он все-таки уронил в воду.
Уналашку, куда нас доставили, я увидела только через окно больницы. Пять дней меня пичкали таблетками, витаминами и разной едой. Папа снова оказался в проводах и трубках – у него была пневмония. Нашу «Нику» бережно доставили в порт и поместили в доке.
В ту же ночь, как мы оказались на земле, разыгралась буря. Порывистый ветер ударял в окно струями дождя, и я каждый раз вздрагивала. Эта ночь могла оказаться последней в нашей жизни. Первую ночь на берегу я не могла спать, а, закутавшись в одеяло, стояла у окна и смотрела в темноту.
«Бог есть. Он спас нас» - думала я. – «Значит, мы нужны ему здесь, на Земле. Может, есть что-то такое, что просто необходимо сделать и никто, кроме нас, этого не может?... А что могу я? Для чего я живу? Какая польза от моей жизни?»
Я не нашла ответов и заснула только под утро, забравшись в постель к мамочке и прижавшись к её теплому боку.
С бурей нам тоже повезло: она бушевала три дня и связь с материком была плохая. А потом сделалось ясно, прилетели журналисты и ещё какие-то представители. Ещё через день, Сэм, он навещал меня в больнице, привел меня к компьютеру и с гордостью продемонстрировал в Интернете репортаж о нас. На любительском фото девочка с грязными разводами на щеках стоит на коленях на палубе полуразрушенной яхты. Этой девочкой была я, но я не помнила этого момента. Когда я встала на колени? Может перед тем, как подняться? Хорошо ещё, что не выложили фото, где я стою на четвереньках и не могу встать потому, что у меня кружится голова. Или, как меня тошнит от горячего супа.
И вдруг меня прошиб холодный пот. О «Нике» и о нашем дрейфе узнал весь мир! Мы столько сделали, чтобы затеряться в океане, чтобы никто не нашел нас! А теперь бандиты знают не только, в каком мы океане, но даже точный адрес! Мне стало нехорошо. Я бросилась в палату, к папе:
- Папочка! Мамочка! Нам надо уходить! Те люди….
Я не договорила. Рядом с папой сидел знакомый судебный человек. Тот самый, с Коста-Рики, что говорил о какой-то программе.
- Здравствуй, Софи! Я очень рад, что вы живы.
- Минуту назад ты говорил, что УДИВЛЕН, что мы до сих пор живы, - перебил его папа.
- Не придирайся к словам, Ник. – Поморщился мужчина. – Ты не веришь, что я хочу помочь?
- Верю, Дэн,- согласился отец. – Тебе лично верю. Но ваша контора – течет. Ни одна живая душа не знала, что мы – на Гавайях. Стоило связаться с вашей конторой и, о чудо, они узнали!
- Яхта слишком приметная, Ник!
- Это здесь, в Датч-Харборе, она приметная. Южная красотка в северных широтах. Ветку прячут в лесу, Дэн. Ни в Полинезии, ни в Мельбурне, ни даже в Кейптауне у нас не возникало проблем. Если бы у них были связи с таможней – нас бы вычислили ещё в Австралии. И в Мельбурне наш путь бы оборвался. Но нет. Мы были в полной безопасности. Пока не вернулись в Америку. Точнее, пока я не позвонил вам.
Папа яростно жестикулировал, несмотря на руку в гипсе. Трубки из него уже вынули, осталось только несколько проводков. Папа оторвал их от себя и отшвырнул в сторону. Где-то за стеной запищало. В палату влетела медсестра, но, увидев, Дэна, смущенно улыбнулась, опустила глаза и, подойдя к папиной постели, щелкнула тумблером, поправила подушку и робко поинтересовалась:
- Могу я вам чем-то помочь?
- Оставьте нас!- резко сказал Дэн, медсестра вспыхнула и стремительно удалилась.
- Не вымещай свои неудачи на персонале, - покачал головой папа. – Отношения с людьми важнее отношений с начальством.
Я так хотела узнать, о чем они будут говорить, но тут пришла мама и увела меня из папиной палаты. В коридоре нам снова встретился Сэм.
- Мистер Найколайски, - обратилсь к нему мама. – Могу я вас попросить побыть с Софи? Мне надо будет ненадолго уйти.
Я вся вспыхнула. Сэм был старше меня от силы на год, а мама обращалась к нему как к взрослому и просила присмотреть за МНОЙ!
- Вы можете рассчитывать на меня, мэм! – торжественно и по-взрослому отчеканил Сэм. – Не беспокойтесь.
Когда мы снова остались одни, он восхищенно спросил:
- Твой отец - секретный агент?
- С чего ты это взял?
- Ну, к нам редко прилетает ФБР. – Он смутился. – Честно говоря, вообще никогда не прилетало.
Я кивнула на палату:
- На нем разве написано, что он из ФБР?
-На нем - нет, а на вертолете и на форме летчиков – да.
Я не знала, что можно рассказать Сэму, а что нет. Но врать не хотелось.
- Понимаешь, Сэм, это не моя тайна и я не могу тебе всего рассказать…
Но Сэм с жаром перебил меня:
- Не рассказывай! Никому не рассказывай, если это тайна. Причем – государственная! И я никому не скажу, - он перешел на шепот. – Вы секретные агенты под прикрытием, да?
Я отвернулась и закатила глаза. Сэм истолковал мой ответ по-своему и молча показал, что залепляет свой рот скотчем.
Я улыбнулась в ответ и задала свой вопрос.
- Откуда у вас такая необычная фамилия? Я таких никогда не слышала – Найколайски…
- Нормальная русская фамилия.
- Ты – русский? – удивилась я.
- Я – американский, - обиделся Сэм.
И, правда. Русским в семье Найколайски был только отец, Нил. Он всем говорил, что он - русский и что его предки высадились на остров ещё с Берингом. По воскресеньям Нил ходил в церковь, истово крестился там, и в тот же вечер в заведении для моряков пил водку и требовал независимости Аляски. Его сыновья, хоть и носили странные славянские имена, русскими себя не считали.
Все Найколайски казались одинаковыми, как русские матрешки, отличаясь только размерами. И ещё Наколайски-старший носил бороду и его кудрявая голова отливала серебром.
Вся семья, за исключением Сэма, который ещё учился в школе, работала на промысле крабов. Матери у них не было, и я так и не спросила почему.