Похоже, я заблудилась. И это меня поразило. Обычно у меня стойкий, не сбиваемый ничем «автопилот», я всегда выхожу в нужное место. А теперь, вместо того чтобы добраться до лаборатории Стивена, я очутилась в его музее, а точнее — в галерее. Структурный маг коллекционировал архитектурные изображения разных цивилизаций, разумеется, их стереопортреты (даже его огромный корабль не выдержал бы натуральных строений в реальном масштабе и таком количестве). Здесь было несколько зальчиков со стереосистемами, создающими эффектные иллюзии дворцов, замков, интерьеров многочисленных рас и племен. Однако через секунду я поняла, что мои рефлексы меня на самом деле не подвели — коллеги, все трое, спорили в соседней комнате.
— … И к тому же это может дать более точные привязки. — Судя по обрывку фразы, Нат была намерена отстоять свои идеи.
Когда я вошла, они сидели на низких креслах-подушках, потягивая тоники, перед медленно вращающейся моделью планеты Гшамм, с помеченными на поверхности городами и поселениями. Цвет точек был разным, что, возможно, обозначало либо древность, либо обитаемость… И скорее первое. Стив протянул мне непочатую банку с «Древом жизни». Надо же, сколько лет мы не работали вместе, а он еще помнит о моих вкусах.
— Спасибо, — шепотом поблагодарила я и, на всякий случай, проверила: Вы получили мои данные?
Стив кивнул и так же, вполголоса, ввел меня в курс дела:
— Речь о том, где, кроме как в Ширтахо, может пребывать К'Тааг или его подобие, а также любые другие инсектные формы или их изделия, обеспечивающие господство Склерота над местным сознанием.
— …Шенгуф сам по себе — просто зомби. — Лерни вскочил и принялся расхаживать перед нами.
— Да, но это самый близкий к К'Таагу зомби, стало быть, его история и место рождения особенно важны.
— На Гшамм было полным-полно императоров такого типа. Ну и что? Нужно искать разбитый корабль или место его посадки — он важнее, как ключ…
Меня осенила мысль, и я решила тут же ею поделиться:
— Ребята, простите, но, кажется, есть еще один вариант.
Спор надоел обоим, и они охотно прервались.
— Надо найти орган.
— ?!
— Орган К'Таага. — Судя по взглядам, они были близки к тому, чтобы предложить мне долгий терапевтический отпуск. Нужно поскорее пояснить мою идею. — Вы меня поправьте, если что, но дело в том, что поскольку эта субкультура реализует инсектную программу, то на поверхности планеты должно быть изображение К'Таага… Его формы. Я тут вспомнила их летопись: Пятнадцать верных почти на сто процентов имитируют ногочелюсти Главной формы…
— Верно, — вставила ЭМ-СИ. — Так и есть, судя по тексту. Они построили стены и долины, то есть ритуальные площадки для жертвоприношений…
— Отличная версия, — похвалил Стивен и потянулся за мобильным пультом. Работал он стремительно — через двадцать минут после появления на широком, во всю стену, экране первой карты-схемы участка поверхности он воспроизвел точное расположение самых древних святилищ Гшамм. С поправкой на геологические искажения, это была очень точная копия уже виденного нами в «крематории» грубого рисунка, только чудовищная по масштабам. Причем это было не только схемой головы, но и всего остального, до гигантского брюшка. Ширтахо оказывался там, где у настоящего насекомого была бы глотка. Именно ротовую щель и изображал храмовый бассейн в крепости, где мы побывали.
— Ты на самом деле совершенно права, — зафиксировал структурный маг общее впечатление. — Но что это, по-твоему, дает? Ты говорила об органе?
— Да. Если каждое строение представляет собой аналог части тела насекомого, то нам нужно искать то место, где в живом оригинале был бы расположен стеклянный орган.
— Мы не биологи, — напомнил Лерни, намекая на то, что было бы неплохо излагать попроще.
— Главная форма Склерота управляет всем своим сообществом не только через пищу и гормоны. Еще есть и электромагнитная компонента. Она сосредоточена в неком центральном механизме в грудном ганглии. По нашей номенклатуре он называется «стеклянным органом» и вызывает резонанс в сенсорных головных щетинках остальных инсектоидов… Проще говоря, это узкий и локальный аналог телепатии.
— Обожаю таракашек, — с выражением изрек Смод. Потом его лицо отобразило сомнение. — Я, Кенни, конечно, тебе не оппонент, но, по-моему, даже самый ущербный мутант не дорос бы до подобных размеров…
Меня так сразила его логика, что я даже не сразу нашла, что можно ему ответить. Нат возвела очи к потолку и всплеснула руками. Только Стив сумел правильно отреагировать:
— Даг говорит не о реальной, биологической, а о социо-культурной форме Склерота. Конечно, не дорос бы. Существо таких габаритов раздавила бы собственная тяжесть, кроме того, его не смог бы прокормить и собственный мир — Склерот, не говоря уже о Гшамм. Это только мегалитическая и символическая имитация, сделанная руками зараженных аборигенов Гшамм, разбитая на отдельные части скульптура, где каждое строение мифологически связывают с той или иной частью К'Таага. Это типичная система «псевдотворения», когда на выделенной части поверхности ритуально «создается мир», противопоставляемый остальной планетарной программе развития, которая принимается за «хаос» или «первоначальную тьму». Эти обработанные скалы — маркеры влияния, та зона, в пределах которой «правит» К'Тааг, его «изначальное тело». И Кенни предлагает найти не реальный фрагмент гигантского склеромуравья, а то место, которое мифологически изображает орган управления муравейником. И я совершенно согласен, что если что-то связывает Гшамм со Склеротом в активной форме, то оно так или иначе должно фигурировать и там.
— Вот теперь все понятно, — удовлетворенно заметил Т-4. — Мы ищем блок управления системой контроля.
— Именно, — терпеливо подтвердил Стив. — Так где это может быть? — он повернулся в мою сторону. Я едва не захлебнулась, поскольку, уловив момент, тянула через соломинку «Древо жизни»:
— Чичас, — издала я невнятно сквозь бульканье напитка. Схема на стене была очень приблизительной. К тому же я вполне допускала, что настоящая, оригинальная форма отличается от здешней. Впрочем, на внутренней анатомии это не должно было сильно сказаться. — Если аналогия прямая, то это приблизительно в этом месте.
Я заметила, как структурный маг снова подхватил пульт и легко пробежался пальцами по клавиатуре.
Схема точно «прыгнула» на нас, выделенный участок резко увеличился.
Стив пояснил:
— Здесь есть две небольшие деревушки, но древних мегалитов нет. Странно.
Нат покачала головой:
— Ничуть. Бог невидим. Особо сакральные места никогда не афишируются. Как они называются?
— У-дет и Ис-ва.
ЭМ-СИ вдруг радостно захлопала в ладоши:
— Отлично, отлично!
— Что именно? — даже я несколько оторопела.
Мисс Джордан повернулась к нам, душевно улыбаясь:
— Это место, где родился Шенгуф, представляете?
У меня по спине побежали мурашки — верный признак, что мы приближаемся к цели. Не только я почувствовала это — мне показалось, что другие тоже как-то напряглись. Все мы смотрели в одну сторону — на несколько ветхих и убогих домишек среди плоских, невыразительных холмов… Где-то там, под дерном скудных пастбищ, тихо и незаметно жил и процветал миллионы лет затаенный ужас этого мира.
Ночью в его покоях было мертвенно тихо. Император обладал тончайшим слухом, его раздражали даже шорох и свист ветра, всегда сильного на такой высоте. Тяжелые портьеры, мягкие ковры, источающая аромат древесина низкой, резной мебели, витиеватые витражи высоких окон — все здесь было сделано по его приказу и должно было соответствовать высочайшему желанию и вкусу. Но ему было холодно и пусто в гигантских, безлюдных залах. Люди раздражали его, днем он уставал от чужого присутствия, но в одиночестве его посещали тени былого. Давно уже, но в последее время особенно, его мучила бессонница. Он лежал на роскошной, покрытой бархатным одеялом кровати, глядя на парадную роспись потолка, еле заметную в полутьме. Вдоль стен ровно горели ночники — он всегда спал со светом, даже когда был еще беден и никому не известен. Шенгуф прикрыл глаза. Ни один из известных врачам способов не помогал ему. Он перепробовал все снотворные, женщин, изматывающие физические упражнения и прочее. Доза, способная усыпить десять человек, вызывала только легкую зевоту. Он понимал, что то, через что он в прошлом прошел и, несмотря ни на что, выжил, должно иметь особую цену. По сути, чудом было уже то, что он сохранил рассудок и крепкое, для его возраста, здоровье. Конечно, время от времени он использовал лечебные хитрости для продления жизни, но искренне полагал, что настоящей причиной бодрости тела была его железная сила воли. Шенгуф понимал, что никакие внешние манипуляции не могут уничтожить источник его бессонницы — прошлое. Давным-давно он заставил себя забыть свое прежнее имя, данное с рождения, еще тогда, когда занял место настоящего Шенгуфа, слабовольного, рассеянного, лишенного честолюбия и интереса к войнам наследника величайшей из Империй. Только власть К'Таага могла породить двух столь различных духом и одновременно так схожих внешне людей. Появись они в одной семье, их посчитали бы близнецами-братьями. Но их истинные родители никогда не встречались, даже не могли встречаться — непроходимая пропасть разделяет нищее селение и императорские здания в Лантере. Казалось, его судьба была решена самим происхождением: либо низшие чины в армии, либо жалкое существование землепашца, наподобие его отца, а то и жертвенный камень в Ширтахо. Но еще до того, как он узнал о своем поразительном внешнем сходстве с наследником, он всегда чувствовал, что его жизнь будет не такой, как у других. Он был избран К'Таагом с рождения, а потому обычные правила и законы — не для него. Он везде и всегда ощущал себя чужим. В собственной семье — из-за тупости, слабости, примитивности родни. Среди знати — потому, что между ним и всеми этими гладкокожими дармоедами не было и не могло быть никакого сродства. Среди воинов — потому, что никогда и никому не доверял, считая что каждый может оказаться предателем. Из зависти, желания выдвинуться или просто личной вражды. Ни среди тех, с кем он учился, ни среди сослуживцев у него никогда не было друзей или даже просто приятелей.
Он считал, что родился заново, когда ему сделали подпольную пластическую операцию — чтобы сходство с принцем стало абсолютным. Тогда ему пришлось вытерпеть жуткие мучения. Обезболивать было нельзя, иначе первый же стандартный тест во дворце, а ведь наследник проходил их регулярно, вызвал бы подозрения. Потом он долго смотрелся в черную глубину зеркала перед собой, привыкая. И думал, думал о том, что его рождение не было ошибкой — он должен был пройти все испытания и занять свое законное место — Императора. Он, а не изнеженный хлюпик, дитя этикета и ритуала. К'Тааг не знает жалости — но он справедлив. Без трепета взирал Повелитель Шенгуф на смерть своего оригинала, отравленного контактным ядом. Потом ему доложили, что тело настоящего принца вернули его родителям в качестве его самого. И там же, в провинции, и похоронили на деревенском кладбище. Не прошло и года, как следом Шенгуф отправил на погост своих кровных отца и мать, а за ними — и неумеренно честолюбивого Верховного Жреца, своего тайного покровителя, думавшего использовать протеже в личных целях. Никто и ничто, кроме К'Таага, не смеет командовать им, Господином Лантера, а всех, кто мыслит иначе, он будет истреблять на своем пути, как и раньше.
Низинные области Гшамм показались мне еще более серыми и унылыми, чем скалистые плато. Но, конечно, более населенными. Чтобы не поднимать панику, мы оставили огромный «Тихо Браге» и экзотический «Цветок» на прежнем месте, а для вылазки использовали «Глорию» и мой «Странник». Оба наших со Смодом корабля обладали более развитой системой невидимости, чем стандартные модули с Базы, и потому шансы быть обнаруженными уменьшались. Мы выбрали для посадки поверхность соленого озера — в нынешний сезон она затвердевала до самого дна, пропеченная горячим солнцем, и днем ослепительно сверкала. Для наших фильтров это не имело значения, но аборигены избегали горячей пустыни, и потому так было безопаснее. Мы дождались ночи, разглядывая местность из рубки «Глории» и размышляя над показателями датчиков. Вдалеке, на буро-желтом пригорке, виднелось старое строение одной из двух деревенек, дополняя пейзаж полуразрушенными стенами и проваленной кровлей из кривых, полусгнивших досок. Свои наблюдения я дополняла сведениями от сириусианского корабля, что завис снаружи, ощупывая сенсорами окрестности и время от времени делясь впечатлениями со мной.
Всегда сложно объяснить общее ощущение, но оно у всех оказалось одинаковым. Чахлая, редкая растительность, изломанные под дикими углами стволы и ветви, пыль, от малейшего дуновения фонтанчиками выплескивающаяся в воздух да так и остающаяся мутной взвесью над холмами… Грязные, ветхие дома и не менее грязные жители в тряпье, медленно ковыряющиеся в сухой, крошащейся земле. Кое-как достающие воду из покосившегося колодца и неловко роняющие бурдюк, так что все приходится начинать сызнова… Да, аборигены тут были самой безотрадной частью картины. Я давно не видела такого тупого, бессмысленного взгляда, слюны, падающей в придорожную пыль, корявых, неестественных движений. Даже до нас здесь доходило это состояние безнадежной, бесконечной тоски, давящей тяжести и безразличия.
— «О этот край, отечество несчастья…» — процитировал Стивен. — М-да. Кстати, вы заметили, как это похоже на декорацию?
У Т-4 какая-то своя эстетика, не всегда мне доступная:
— В чем сходство? Что ты имеешь в виду?
— Такой наигрыш, чрезмерность, эмоциональная накачка. Не жизнь, а ее мрачное подобие. И к тому же внизу, под поверхностью почвы, скрыто много занятных помещений.
— Я тоже на них смотрю. — Нат действительно не отрывала взгляда от тех экранов, где загорались объемные модели сканированных подземных пустот. Лерни же продолжал свой комментарий: