Даже во сне я продолжала думать о Гшамм, и думанье это принимало странные, порой причудливые формы. Великая иллюзия силы мертва и покинула этот мир вместе со склеротским влиянием, но как долго она будет еще напоминать о себе! Трудно сказать, было ли то видениями из будущего этой планеты или же просто вероятностным моделированием моего мозга, но я видела, как в кино, унылый в своем однообразии сценарий: попытки, вновь и вновь провальные, воссоздания других империй, подобных Шенгуфовским. Серые недоумки, полные комплексов при недостатке интеллекта и нехватке собственного личностного развития, пытались снова захватить и подчинить себе мир, что само по себе было довольно нелепо. Кончали они плохо, так или иначе, и постепенно на Гшамм развивался устойчивый иммунитет к подобным вирусным идеям, произошедшим когда-то от инфекции со Склерота. Худо-бедно, но собственный разум здесь начал формироваться уже без риска привести всю планету к саморазрушению. И, несмотря на то, что виденные мною сиены отнюдь не были приятны для глаз, ощущения от них возникали успокаивающие. В конце концов я проснулась, и причем в гораздо более уравновешенном и бодром состоянии, чем то, в котором была все последнее время. В настоящий момент меня больше волновала история с Хунг. А потому, одевшись и позавтракав, я связалась со Стивеном.
Когда я вошла к нему в личную каюту, разумеется, попросив прежде разрешения, наш учитель выглядел неважно. То есть его костюм, обычная серебристая форма, был, как всегда, безупречен. Но я никогда не ощущала в нем такой внутренней усталости и опустошенности. Да, непросто стать старше сразу на несколько миллиардов лет и на целый мир впридачу. Мне сразу расхотелось его нагружать своими проблемами, но уйти, ничего не сказав, тоже было бы нелепо. Структурный маг мне помог:
— Давайте ваше сообщение, Кен.
Я молча протянула ему листок с распечаткой. Он прочел, нисколько не удивляясь, затем жестом предложил мне сесть, и сам опустился в кресло. Откинулся назад, прикрыл глаза и начал говорить:
— Около четырех миллиардов абсолютных планетарных лет назад в системе Сверхгалактик начались структурные сдвиги. Они затронули все пространственно-временные порядки нижних миров, и во многих из них развитие начало замедляться и искажаться. Те планеты, которые были наименее успешными, пострадали больше всего. Вымирали субкультуры, не сумев приспособиться к новым условиям, биоты прекращали жизненные циклы, в гуманоидные сектора попадали осколки чуждых, инсектных миров. Все это происходило одновременно и длилось очень долго, а нейтрализовать последствия этого в нашей области Вселенной — и есть настоящая задача Терминала. Поэтому База этим занимается уже целый миллиард лет. А теперь и мы вместе с нею. Но каждый может только то, что может, и СИНЛАР просто немного подправил ход твоих рассуждений и действий. Ты искала внешний фактор, а нужно было понять, как придумать эффективную для Хунг систему адаптации. Поэтому твое изучение тамошних жизненных форм отнюдь не пустая трата времени, а только начало настоящей твоей задачи. Теперь, когда она стала яснее, тебе будет проще, не так ли?
Я кивнула. Мне-то действительно стало легче, а вот Стивену?
Я поколебалась с минуту, потом все-таки спросила:
— Простите… Но почему вам-то сразу ничего не сказали? О том, что вы были здесь и очень давно?
Он ответил медленно, подбирая слова:
— Раньше я был бы не готов это узнать… Не смог бы ни понять, ни принять.
Я посмотрела ему в глаза. Черные и бездонные, как сам космос. И увидела там, что есть пустыня, которую каждый пересекает в одиночку. Я послала ему только лишь импульс простого человеческого сочувствия, ведь это было все, чем можно было ему помочь.
Зависть, даже белая, дурное чувство, но это одна из самых трудноизлечимых эмоций человечества. И что самое обидное в данном случае, что я слегка завидовала существу, которое ни на что подобное органически не способно. АО-Тешт вел мой «Странник» так, как это делает только настоящий сириусианец — стремительно и легко. Дело не в том, что модуль медленнее реагирует на мои команды или выполняет их более неуклюже, просто гуманоидный мозг не способен выдавать ему сигналы достаточно быстро и скоординированно. Так что философствуй тут между формой и содержанием.
Огромный серебристый глаз скосился на мое лицо:
— Не печалься, Макака, для своего земного вида ты на редкость сообразительная особь.
— Спасибо, — я смотрела, как внизу под нами проносятся ребристые скалы Хунг, и подумала о нашей грядущей работе. Дел невпроворот.
Мой старый друг и напарник решил переменить тему:
— СИНЛАР скинул все дальнейшее по Гшамм на рентийцев?
— Угадал. Для них это будет первая системная работа на долгий срок в чужом мире.
— Ты все поняла в этом деле?
— Да, — я ощутила, что не совсем искренне это говорю. АО тоже это почувствовал:
— Все?
— Нет. Непонятно, причем тут Земля. Ну Стивен, хорошо. Но он же давным-давно космический универсал. Как-то впутана в это дело моя родная планета. И меня это беспокоит.
Тешт пошел цветными разводами, аналогичными пожиманию плечами у людей:
— Если волнует тебя, так тем более волнует СИНЛАР. А раз вы под его протекцией — все будет сделано вовремя и наилучшим образом.
— Конечно, — я откинулась назад и посмотрела сквозь прозрачную крышу модуля. В бесконечную синюю бездну, усыпанную сверкающими точками. В ту сторону, где невероятно далеко отсюда мчался в огромном пространстве Вселенной маленький, чрезвычайно ценный для меня голубой шар.