- Мне позвать слугу, чтобы взял ваше пальто, сэр? Мы могли бы почистить его.
- Нет, - ответил я. – Мое пальто повсюду следует со мной. Оно будет скучать без меня.
- Конечно, сэр. Я - Гоббс, дворецкий семьи Гриффинов. Если вы соблаговолите проследовать за мной, я представлю вас хозяину.
- Сделайте одолжение.
Гоббс повел меня через огромную прихожую и дальше по длинному коридору с прямой спиной и высоко поднятым подбородком, даже не потрудившись проверить, иду ли я следом. Ему, вероятно, никогда даже в голову не приходило, что я могу этого не сделать. Так что я пошел в нескольких шагах позади него, намеренно ссутулившись и засунув руки в карманы пальто. Нужно уметь одерживать маленькие победы везде, где только можно. Коридор был достаточно большим, чтобы по нему мог пройти поезд, освещенный теплым золотистым светом, который, казалось, исходил отовсюду и ниоткуда. Типичный сверхъестественный способ освещения. Я задумался, как не дать Гоббсу диктовать темп движения. Я был искренне заинтересован. Немногим довелось увидеть Гриффин-Холл изнутри, и большинству из них хватило порядочности и здравого смысла промолчать об увиденном. Но я никогда не отличался ни тем, ни другим. Я был уверен, что смог бы заработать очень приятную сумму на продаже подробного описания в раздел «Сладкая Жизнь» газеты «Night Times».
Но ... вынужден сказать, что увиденное меня не слишком впечатлило. Коридор был большим, да, но вы быстро его проходите. Блестящий деревянный пол обильно покрыт воском и отполирован, стены ярко раскрашены, а высокий потолок был украшен сериями со вкусом выполненных фресок ... но не было стоящих доспехов, не было антикварной мебели или великих произведений искусства. Просто длинный коридор с бесконечными рядами картин и портретов, покрывающими обе стены. Все они запечатлели Иеремию Гриффина и его жену Марию в нарядах ушедших веков. Картины возрастом в сотни лет, изображавшие двух людей, которые, скорее всего, были еще старше. От официальных портретов, где оба они были с чопорными и обязательно неулыбчивыми лицами, через эпохи дюжин королей и еще большего числа парламентов, от Реставрации к эдвардианству (в оригинале – Edwardian- эдвардианский (относящийся к эпохе правления короля Эдуарда Седьмого, 1901-1910 гг.) и дальше. Некоторые художники известны настолько, что даже я их узнал.
Я так долго любовался Рембрандтом, что Гоббсу пришлось вернуться и нависнуть надо мной, многозначительно прочищая горло. Я повернулся, чтобы уделисть ему все мое внимание. Гоббс действительно был типичным дворецким, прямой и строгий в своем официальном черно-белом викторианском наряде. Его волосы были угольно-черными, и такими же были его глаза, а тонкие губы были настолько бледными, что казались почти бесцветными. У него было костистое лицо с длинным острым подбородком, которым можно было вытаскивать соленые огурцы из банки. Он мог бы показаться забавным анахронизмом, попавшим в наши дни, но из-за высокомерного подобострастия сквозило ощущение чудовищной силы, удерживаемой в узде, готовой освободиться, чтобы служить своему господину. Гоббс ... вызывал мурашки, запугивал одним своим видом.
Понятно, что он будет первым, кто склонится над вашим плечом во время официального обеда и громко объявит, что вы использовали не ту вилку. Но он же первым за уши вытащит тебя вон, возможно, со сломанной конечностью или двумя, если ты окажешься настолько глупым, чтобы расстроить его господина и повелителя. Я сделал мысленную пометку, чтобы никогда ни пр и каких обстоятельствах не поворачиваться к нему спиной, а если дело дойдет до драки – использовать самые грязные приемы.
- Если вы уже закончили, сэр... – пауза в конце фразы была до краев наполнена скрытой угрозой.
- Расскажите мне про Иеремию, - сказал я, не двигаясь с места просто из чувства противоречия. – Давно вы работаете на него?
- Я имею честь служить семье Гриффинов много лет, сэр. Но вы, конечно, понимаете, что я не могу обсуждать личные дела семьи с каждым посетителем, независимо от того, насколько он ... известен.
- Мне нравится ваш сад, - сказал я. - Очень...живой.
- Мы делаем все возможное, сэр. Прошу сюда, сэр.
Было ясно, что он не собирается ничего мне рассказывать, так что я быстро направился по длинному коридору, и ему пришлось поспешить, чтобы меня догнать. Он быстро занял место впереди, бесшумно скользя вперед точно в двух шагах передо мной. Для столь крупного человека он двигался чрезвычайно тихо. Мне хотелось показать язык ему в спину, но я как-то понял, что он это узнает, и это его не побеспокоит. Поэтому я снова перешел на иноходь, чтобы наделать как можно больше шума, я сделал все, чтобы оставить царапины на полированном полу. На каждом шагу из боковых коридоров возникали другие слуги, все одетыев старомодные вкторианские костюмы, и всякий раз все они замирали и почтительно ожидали, пока пройдет Гоббс, прежде чем продолжить свой путь. Разве что ... уважительно – это не совсем то слово. Нет, они выглядели испуганными. Все.
Иеремия и Maрия Гриффин продолжали торжественно взирать на меня со стен, когда я проходил мимо. Менялись одежды, прически и фон, но они оставались теми же. Два твердых, несгибаемых лица с непреклонными взглядами. Я видел портреты королей и королев во всем их убранстве, выгладевших менее по-королевски, менее уверенными в себе. Когда мы с Гоббсом, наконец, дошли до конца коридора, картины, наконец, сменились фотографиями, от снимков с выцветшей сепией до новейших изображений с цифровой четкостью. И здесь впервые появились Гриффины-младшие, Уильям и Элеонора. Сначала дети, потом уже взрослые, такие же статичные и неизменные при изменяющихся вокруг них моде и мире. У обоих детей был такой же, как и у родителей сильный костяк, но ничего от их характера. Дети выглядели ... мягкими, избалованными. Слабыми. Несчастными.
В конце коридора Гоббс резко повернул направо, и когда я следом за ним повернул за угол, то обнаружил, что мы оказались в другом огромном коридоре со стенами, увешанными охотничьими трофеями. Головы животных смотрел и скалились со своих аккуратно развешанных подставок, чучела со стеклянными глазами, которые, казалось, следили за вашим движением по коридору. Бог мой, там были все лесные звери - львы, тигры, медведи и даже голова лисы, которая напугала меня до чертиков, подмигнув мне. Я ничего не сказал Гоббсу. Я знал, что он не сможет сказать ничего такого, что я хотел бы услышать. По мере нашего продвижения по длинному коридору, трофеи прогрессировали от необычных к неестественным. Разрешения на Темной Стороне никого не интересуют. Можете охотиться на любую чертовщину, которая привлечет ваше внимание, если это не начнет охоту на вас.
Здесь была голова единорога с единственным длинным витым рогом, но ее девственная белизна казалась тусклой и безжизненной нне смотря на все искусство таксидермиста. Дальше шла мантикора с ее возмутительной смесью львиных и человеческих черт. Оскаленная пасть была наполнена огромными кривыми зубами, но ее длинная струящаяся грива выглядела так, как будто ее недавно высушили феном. И ... безусловно огромная драконья голова добрых четырнадцати футов от уха до уха. Золотые глаза были большие, как обеденные тарелки, и мне никогда прежде не случалось видеть столько зубов в одном рту. Морда выдавалась в коридор настолько, что нам с Гоббсом пришлось идти друг за другом по самому краю коридора.
- Держу пари, что здесь чертова уйма пыли, - сказал я только чтобы что-то сказать.
- Не могу знать, сэр, - ответил Гоббс.
Спустя несколько коридоров и переходов мы, наконец, пришли к главному конференц-залу. Гоббс бодро постучал, толкнул дверь и отступил в сторону, жестом пропуская меня вперед. Я вошел, словно делал это каждый день, и даже не оглянулся, услышав, как Гоббс плотно закрыл за мной дверь. Конференц-зал был большой и шумный, но первое, что привлекло мое внимание, это дюжины телевизионных экранов, покрывающие стену слева от меня и показывающие новости, бизнес-информацию, биржевые сводки и последние политические известия со всего мира. И все это одновременно. Шум подавлял, но никто в зале, казалось, не обращал на это особого внимания.
Вместо этого, все глаза были устремлены на того самого человека, Иеремию Гриффина, сидящего во главе длинного стола, как король на троне, внимательно прислушиваясь к своим людям, идущим к нему непрерывным потоком, получая новости, глупости, материалы, решая срочное, но почтительные вопросы. Они роились вокруг него, как рабочие пчелы вокруг своей королевы, входя и выходя, вместе и по отдельности, ревниво соревнуясь за внимание Гриффина. Казалось, все они говорят одновременно, но Иеремия Гриффину не составляло труда говорить с тем, с кем он хотел, и слушать того, кто был ему нужен. Он редко смотрел на кого-либо из мужчин и женщин вокруг него, отдавая все свое внимание бумагам, разложенным перед ним. Он кивал или качал головой, одобряя одни листы и отклоняя другие, и иногда, рыча, отдавая комментарии или приказы, и люди вокруг него бросались выполнять его приказания с застывшими решительными лицами. Безукоризненно и дорого одетые, и, наверное, еще больше денег потратившие на свое образование, по поведению они были слугами даже больше, чем Гоббс. Никто из них не обратил на меня никакого внимания, даже когда им пришлось протискиваться мимо меня к двери. А Иеремия даже не взглянул в мою сторону.
Должно быть, я должен был стоять по стойке «смирно», пока он не соизволит меня заметить. Черта с два. Я придвинул стул и уселся, звакинув ноги на стол. Спешить мне было некуда, и я хотел хорошенько присмотреться к бессмертному Иеремие Гриффину. Это был крупный мужчина, не высокий, а большой, с бочкообразной грудью и широкими плечами, в изысканном темном костюме, белой рубашке и черном галстуке. У него были сильные, жесткие черты лица, с холодными голубыми глазами, ястребиным носом и ртом, который, похоже, нечасто улыбался. Все это венчалось огромной львиной гривой седых волос. Так же точно он выглядел на всех своих портретах вплоть до времен Тюдоров. Казалось, что он получил свое бессмертие только когда ему было уже за пятьдесят, и вечная молодость в пакет не входила. Просто он перестал стариться. Он сидел очень прямо, словно поступить иначе - это признак слабости, а его редкие жесты были точными и продуманными. В нем были безусловный авторитет и спокойная властность, которые приходят с долгими годами опыта. Создавалось впечатление, что это человек, который всегда будет точно знать, что вы собираетесь сказать, еще до того, как вы это скажете, потому что он видел и слышал все это раньше. И так бесконечно.
Его люди относились к нему с почтением, граничащим с благоговением, скорее перед папой римским, чем царем. За пределами этой комнаты, они могут быть богатыми и почитаемыми людьми, экспертами в своей области, но здесь они были просто подчиненными Гриффина, и это положение и привилегии они скорее умрут, чем отдадут. Потому здесь была власть, здесь были настоящие деньги, здесь каждый день принимались все действительно важные решения, даже самое маленькое из которых изменяло ход мира. Работать здесь, на Гриффина, означало быть на вершине. До последнего. Каким-то образом я знал, что существует постоянный круговорот ярких и молодых, проходящих через эту комнату. Потому что Гриффин никому не позволит стать опытным и влиятельным настолько, чтобы представлять угрозу для него самого.
Иеремия Гриффин заставил меня ждать, и я заскучал, а это всегда опасно. Наверное, предполагалось, что я буду просто сидеть и прохлаждаться, чтобы поставить меня на место, но я могу с гордостью сказать, что я никогда не знал, где находится это самое мое место. Поэтому я решил сделать нечто эксцентричное. Моей репутации хуже уже не будет. Я неторопливо осмотрел конференц-зал, рассматривает различные возможности ущерба и хаос, пока, наконец, не остановился на стене с экранами.
Я использовал свой особый дар, чтобы найти канал, управляющий сигналами, и использовал его, чтобы настроить каждый отдельный экран на одно и то же ужасающей шоу. Я случайно наткнулся на него однажды ночью, переключая каналы (на Темной Стороне, которая получает из разных миров и измерений не только продукцию, но и передачи, это всегда плохая идея), и мне пришлось уйти и прятаться за диваном, пока оно не закончилось. Час Извращенных Знаменитостей Джона Уотерса - это одна из самых отвератных порнографий из вснех, когда-либо созданных, и теперь его звуки доносились из десятков экранов одновременно. Все мужчины и женщины, вившиеся вокруг Иеремии Гриффина, поднял глаза, смутно сознавая, что что-то изменилось, а потом они увидели экраны. И увидели, что там происходит. И тогда они начали кричать, их стало тошнить, и, наконец, они начали лишаться своих жизней и разума. Есть некоторые вещи, которые человек просто не должен знать, не говоря уже о том, чтобы делать их с лосем. Конференц-зал быстро опустел, остались лишь я и Иеремия Гриффин. Он мельком взглянул на экраны, фыркнул, затем посмотрел снова. Он не был потрясен, расстроен или даже впечатлен. Он видел все это и раньше.
Он резко махнул рукой, и все экраны разом погасли. Комната стала неожиданно и чертовски тихой. Гриффин сурово взглянул на меня. Я откинулся в кресле и легко ему улыбнулся. Иеремия тяжело вздохнул, коротко покачал головой и встал. Я убрал свои сапоги со стола и тоже быстро поднялся на ноги. Гриффин не стал бы самой богатой и могущественной личностью Темной Стороны, не убив должного числа врагов, многих - голыми руками. Я тщательно принял непринужденную позу, пока он подходил ко мне (никогда не показывай страх, его могут почувствовать), а он остановился на безопасном отдалении, вне пределов досягаемости. По-видимому, он тоже слышал обо мне. Мы молча изучали друг друга. Ни один из нас не протянул другому руки.
- Я знал, что от вас будут неприятности, - произнес он наконец спокойным холодным тоном. - Хорошо. Мне нужен человек, доставляющий неприятности. Итак, вы - пресловутый Джон Тэйлор. Человек, который мог бы быть королем Темной Стороны, если бы захотел.
- Но я не хочу, - просто ответил я.
- Почему?
Это был справедливый вопрос, поэтому я ответил, не раздумывая. - Потому что для меня это означало бы сдаться. Я никогда не хотел управлять жизнью людей. У меня достаточно проблем в управлении собственной. И я видел, что происходит ... когда власть развращает. - Я посмотрел прямо в холодные голубые глаза Гриффина. - А почему вы хотите управлять Темной Стороной, Иеремия?
Он улыбнулся. – Просто хочу. У человека должна быть цель, особенно у бессмертного человека. Без сомнения, управление Темной Стороной доставит больше неприятностей, чем оно того заслуживает, но это - единственная реальная цель, которая может быть у человека с моими амбициями и талантами. Кроме того, я совсем заскучал. Мне нет равных, а все мои враги, которых следовало опасаться, мертвы. У меня постоянная потребность, необходимость в чем-то новом, что могло бы занять и отвлечь меня. Когда живешь так долго, как я, трудно найти что-то действительно новое. Вот почему я выбрал для этого задания вас. Я мог выбрать любого детектива, любого сыщика по своему желанию ... но Джон Тэйлор только один.
- А мне показалось, что у вас есть занятие, - сказал я, показывая на дверь, через которую вышли его люди.
Он издал короткий пренебрежительный звук. - Это не дело, не взаправду. Так ... создание рабочих мест. Важно, чтобы была видимость того, что я занят. Я не могу себе позволить выглядеть или хотя бы казаться слабым или растерянным ... иначе вокруг моих операций начнут кружить акулы. Я не для того потратил века на создание своей империи, чтобы увидеть, как ее уничтожит кучка беспринципных шакалов.
Его большие руки сжались в тяжелые твердые кулаки.
- Почему кто-то может решить, что вы слабы?- я тщательно подбирал слова. – Вы же Гриффин, человек, который станет Королем.
Он посмотрел на меня угрюмо, но без злости. Он придвинул стул и сел, а я сел напротив него.
- Моя внучка Мелисса ... она пропала, - тяжело произнес он. – Возможно, похищена, а может быть - даже убита. Я не знаю ... и это трудно. Она исчезла вчера, всего за сорок восемь часов до ее восемнадцатого дня рождения.
- Есть следы насилия? - я старался изо всех сил, чтобы в моем голосе звучала уверенность в том, что я знаю, что делаю. –Какие-то следы борьбы или...
- Нет. Ничего.
- Тогда, может быть, она просто уехала. Знаете ли, подростки...
- Нет. Там что-то большее, чем это. Я недавно изменил свое завещание, оставив все Мелиссе. Поместье, деньги, бизнес. Остальные члены семьи не получат ничего. Конечно, это должно было храниться в строй тайне. Знали только я и адвокат семьи, Джарндайс (в оригинале – Jarndyce; созвучно с jaundice ['ʤɔːndɪs] – желчность, недоброжелательность, предвзятость). Но три дня назад он был найден мертвым в своем кабинете, его зарезали. Его сейф выдрали из стены и взломали. Единственное, что пропало – это копия нового завещания. Вскоре после этого, его содержание было доведено до сведения каждого из членов моей семьи. Были ... недовольные. И не в последнюю очередь - Мелисса, не имевшая понятия,что является единственной наследницей.
- А теперь она исчезла. Ее нигде нет. Непонятно даже, как ее похитили. И даже как ее похитители попал в Поместье, никем не увиденные, не замеченные моей службой безопасности и их якобы самыми современными системами. Мелисса исчезла без следа.
Я сразу подумал про крота (в оригинале Inside job – преступление против организации, совершенное членами самой пострадавшей организации), но у меня хватило здравого смысла держать это пока при себе.
-У вас есть фотография вашей внучки?
- Конечно.
Он протянул мне папку с полдюжиной снимков восемь на десять. Мелисса Гриффин была высокой и стройной, с длинными светлыми волосами и бледным лицом, начисто лишенным как грима, так и выражение. Она холодно смотрела в камеру, словно не доверяя ей. Лично для меня она не была бы на первом месте в списке наследников бизнес-империи. Но, может быть, в ней есть скрытые глубины. Я выбрал одну фотографию и убрал во внутренний карман пальто.
- Расскажите мне об остальных членах семьи, - попросил я. – Тех, кто лишился наследства. Где они были, что делали, когда исчезла Мелисса.
Иеремия нахмурился, тщательно подбирая слова. - Насколько я могу судить, все они были на виду, на глазах у меня или кого-то еще, может быть, даже демонстративно. Для них необычно всем одновременно находиться в Поместье... Это был тот самый день, накануне исчезновения Мелиссы, когда был взломан кабинет Джарндайса, а сам он был убит. Но я действительно не могу указать на кого-то из моей членов семьи как на подозреваемого. Даже при том, что все они чертовски разозлились по поводу нового завещания. - Он коротко усмехнулся. – Некоторые были прямо-таки в ужасе при мысли о том, что придется уйти и зарабатывать себе на жизнь.
- Почему вы лишили их наследства? – спросил я.