78158.fb2
- Простите, мистер Гоббс, сэр, - сказала девушка голосом, который был не громче шепота. - Но Хозяйка велела сказать вам, что она хочет поговорить с мистером Тэйлором, прежде чем он нас покинет.
Гоббс посмотрел на меня и поднял бровь.
- О, пожалуйста, научите меня, как это сделать, - сказал я. – Мне всегда хотелось уметь так поднять одну бровь.
Горничная захихикала, и вынуждена была отвернуться. Гоббс просто смотрел на меня.
- Да какого черта, - сказал я. – Не мешало бы поговорить с Хозяйкой. Она может что-то знать.
-Я бы не рассчитывал на это, сэр, - ответил Гоббс.
Горничная поспешила по своим делам, а Гоббс повел меня обратно по коридору к комнате Марии Гриффин. Мне было любопытно, почему она захотела меня увидеть, и что такого она может быть готова мне поведать о своей внучке, чего не смог или не захотел рассказать Иеремия. С женщинами зачастую делятся семейные секретами, о которых мужчины даже не догадываются. Наконец, мы остановились еще перед одной безымянной дверью.
- Комната Марии Гриффин, сэр, - сказал Гоббс.
Я задумчиво взглянул на него. - Не «комната Иеремии и Maрии»? У них отдельные спальни?
- Разумеется, сэр.
Я не стал спрашивать. Все равно он ничего не скажет.
Я кивнул ему, и он очень вежливо постучал в дверь. Громкий женский голос произнес «Войдите!», и Гоббс толкнул дверь и отступил, пропуская меня вперед. Я неторопливо вошел, словно я думал о месте для аренды, а потом отказался от этой мысли. Хотя сейчас было то, что принято называть на Темной Стороне серединой дня, Maрия Гриффин была еще в постели. Она сидела в ночной рубашке из тонкого белого шелка, поддерживаемая целой грудой пухлых розовых подушек. Стены комнаты тоже были розовыми. На самом деле, вся атмосфера огромной комнаты была какой-то розовой, как будто ты попал в детский сад. Кровать была достаточно велика для нескольких дружелюбно настроенных людей, и Maрия Гриффин была окружен маленькой армией служанок, консультантов и личных секретарей. Некоторые из них ревниво следили, как я подхожу к изножию кровати.
Искусно сделанное и, несомненно, очень дорогое одеяло было покрыто остатками нескольких полу-съеденных блюд, еще большим количеством полу-опустошенных коробок шоколадных конфет и дюжинами разбросанных глянцевых «желтых» журналов. Прямо около ее руки, для удобства, располагалась открытая бутылка шампанского, охлаждающаяся в ведерке со льдом. Maрия демонстративно не обращала на меня внимания, полностью сосредоточившись на всех тех, кто толпился вокруг ее кровати, конкурируя друг с другом за ее внимание. Поэтому я стоял в ногах кровати и открыто ее рассматривал.
Maрия Гриффин была привлекательно пухленькой, приятно округлой, если не просто роскошной, - из старой школы красоты. Волосы, собранные в густой пучок у нее на макушке, были настолько бледно – желтыми, что казались почти бесцветными, но ее лицо было покрыто ярким, кричащим макияжем. Полные чувственные губы с алой помадой, щеки нарумянены, темно-фиолетовые тени для глаза, ресницы настолько густые, что было чудом, что она могла видеть сквозь них. Maрия выглядела, словно ей было чуть-чуть за тридцать, и так продолжалось уже много веков. Кости лица выдавали ее характер, скрытый расплывчатыми манерами и сварливым голосом. Она больше напоминала избалованную любовницу, чем жену в длительном браке.
Различные горничные и лакеи, окружившие ее, угождали каждой ее прихоти прежде, чем она об этом подумает: взбивали подушки, предлагали новые конфеты или доливали шампанского в ее бокал. Maрия не обращала на них внимания, полностью погрузившись в разбор ежедневной корреспонденции и обновление своего личного дневника. Вскоре стало ясно, что ее обычным состоянием было недовольство, и всякий раз, когда события, казалось, сговорились против нее, она обрушивала слабые удары пухлых рук на того, кто в этот момент оказался ближе всех. Горничные и лакеи, не моргнув глазом, принимали на себя удары. Секретари и советники по вопросам моды предусмотрительно держались вне пределов досягаемости ее рук, но так, чтобы это не бросалось в глаза. Те, кто были ко мне ближе других, искоса тщательно разглядывали меня, и спустя какое-то время, чтобы оживить свое мужество, начали переговариваться друг с другом, достаточно громко, чтобы я услышал.
- Ну, ну, ты только посмотри, кто это - знаменитый Джон Тэйлор.
- Печально известный, я бы сказал. Я всегда думал, что он будет выше. Более мужественный, знаешь ли.
- И пальто какое-то прошлогоднее ... я мог бы одеть его во что-то действительно дерзкое, в розовато-лиловых тонах.
- Попросите у него мерки!
-О, мне бы не хотелось!
На Темной Стороне определенно есть что-то такое, что позволяет выявлять стереотипы поведения некоторых людей. Осмелев от того, что я не обиделся, крупный джентльмен, от подбородка до ступней затянутый в черную кожу, открыто уставился на меня.
- Вот, смотрите и слушайте – самый крутой частный сыщик Темной Стороны ... всегда пытается пролезть туда, где он не нужен.
- Смотрите и слушайте? – ответил я. - Я могу увидеть все, что хочешь, но если потребуется слушать, кому-то придется меня консультировать. Я никогда так до конца и не понял, что включается в понятие «слушать»... Должно быть, для этого есть целое учебное пособие, что-то вроде « Слушание для Начинающих» или «Шулерское Руководство по Слушанию».
- Завяжешься со мной, Джон Тэйлор, и я вызову охрану, так и знай. И тогда быть беде!
- Тоже будет слушание? – в моем голосе звучала надежда.
- Почему эта женщина до сих пор мне пишет? – громко спросила Мария Гриффин, размахивая письмом, зажатым в ее пухлой руке, чтобы снова привлечь к себе всеобщее внимание. – Ей прекрасно известно, что я с ней не разговаривают! Мои правила предельно ясны: пропусти две мои вечеринки, и ты Исключен. Меня не волнует, что у ее детей проказа...
Она смотрела на всех, кто был в комнате, кроме меня, но в целом ее выступление принесло мне пользу. Она продолжала жаловаться на то и это своим всевозможным советникам, которые отдавали ей если не интерес, то уж точно все свое внимание. Marрии отчаянно хотелось выглядеть величественно, но ей не хватало собранности. Она начинала с одного, переключалась на другое, отвлекалась, а потом забывала, с чего она начала. Она порхала с одной темы на другую, подобно бабочке, ее всегда влекло что-то другое, что обещало быть хоть немного более интересным и красочным. Мне надоело ждать, и я начал бродить по комнате, разглядывая вещи, снимая их и ставя на место с нарочитой небрежностью.
Если бы и это не сработало, я начал бы швырять их в окна.
Повсюду были предметы роскоши, изысканные китайские фигурки, старинные куклы, стеклянные животные, фарфор - настолько хрупкий, что, казалось, он расколется, если дунуть на него слишком сильно. Все тщательно, в высочайшем порядке разложено и расставлено на антикварной мебели. Какая-то глубоко запрятанная, анархистская часть меня жаждала впысть в неистовство (в оригинале – amok - амок (сумеречное состояние эпилептического или психогенного происхождения; описано преимущественно у аборигенов Малайского архипелага), дикий,бешеный, озверевший;неистовый, вышедший из-под контроля), имея в руках с кувалду или хотя бы длинную стальную цепь ... я успокоил варвара у себя внутри с помощью шоколадных конфет из открытой коробки. С мягкой начинкой уже кончились, но я обошелся и так.
Судя по груде еще нераспечатанных писем, каскадами сползающих с прикроватного столика Марии, у нее была обширная корреспонденция. E-mail так и не прижилась на Темной Стороне – ее слишком легко взломать или перехватить. А кроме того, здесь всегда были проблемы с самосовершенствованием компьютеров или получение ими силы от тьмы Извне...а техно-экзорцисты стоят не дешево. В наше время принято писать от руки, особенно среди тех, кого принято считать Высшими Кругами. Бессмертные Гриффины ближе всех к тому, кого можно считать аристократией Темной Стороны, а значит, каждый честолюбец будет отчаянно стемиться быть рядом с ними, в надежде, что частица положения и гламура Гриффинов перепадет и их ближайшим фаворитам. Снобизм - это страшный порок, на который так же легко подсесть, как на героин, и с которого так же нелегко соскочить и пережить все прелести абствиненции, когда ты уже не Часть.
Даже лица королевской крови пришли к подножию Гриффинов, осторожно вымаливая блага и милости. У нас на Темной Стороне хватает всяких - королей и королев в изгнании, принцев Этого и лордов Того, всех чинов и званий, которые только можно придумать. Они прибывают сквозь Границу Времени из других миров, времен и измерений, навсегда отрезанные от своих собственных людей, власти и богатств. Некоторые засучивают рукава и создают из себя что-то новое. Большинство - нет. Потому что не знают, как. Они по-прежнему рассчитывают на обращение, как с членами королевской семьи, только потому, что они когда-то ими были, и очень расстраиваются, когда Темная Сторона дает им понять, что ей плевать на это. В основном, они держатся вместе в маленьких частных привелегированных клубах, где они могут именовать друг друга их собственными титулами, и проводят большую часть своего времени, охотясь за приглашениями на очередной бал или суаре у Гриффинов. Потому что, быть принятым Гриффинами, подтверждает их особую природу в глазах у всех. К их сожалению, аристократов вокруг слишком много, и Гриффинам есть из кого выбирать. Что они и делают. У вас есть один шанс, чтобы зарекомендовать себя интересным или забавным, после чего вы Посторонний. Зог, Король Пикси, был знаменит тем, что постоянно пытался прорваться на вечеринки Гриффинов, даже после того, как ему ясно дали понять, что ему не рады, и никогда не будут, независимо от того, с кем он.
(Он помочился на пол. По-видимому, там, откуда он прибыл, раб повсюду следовал за ним с ведром. И шваброй.)
Maрия всегда претендовала на вкус и стиль, но, к сожалению, никогда их не имела, и поэтому зависела от толпы модных консультантов, чтобы помочь ей решить, кто будет Внутри, а кто станет Посторонним, и какие причуды и стили будут в моде в каждом Сезоне. Но воплощением этих решений в жизнь занималась Мария лично, ее капризы исполнялись беспрекословно. И поэтому советники локтями расталкивали друг друга, чтобы максимально приблизиться к Maрии, громко и взволнованно спорили из-за каждой мелочи, сопровождая это широкими, драматическими жестами. Которые иногда перерастали в сражения, с ударами и пощечинами. Советники одним словом или взглядом могли создать или уничтожить репутацию в обществе, и все это знали, и именно поэтому у этих несчастных было много знакомых, но мало настоящих друзей. Говоря по правде, наверное, в них было даже больше паранойи и неуверенности, чем в самих карьеристах, ловивших каждые их слово.
В конце концов, Maрии надоело или ее разозлило делать вид, что меня нет, и она резко приказала всем остальным выйти из комнаты. Включая Гоббса, по-прежнему безучастно наблюдающего за всем от двери. Все ушли с разной степенью неохоты, всю дорогу расшаркиваясь и посылая воздушные поцелуи, пока, наконец, дверь не закрылась за последним из них, и мы с Maрией Гриффин не остались вдвоем, глядя друг на друга. Она холодно изучала меня, видимо, пытаясь решить, отношусь ли я к тем, кем можно командовать, или тем, кому стоит немного польстить, чтобы перетянуть на свою сторону. В конце концов, она приятно улыбнулась, кокетливо взмахнула длинными ресницами и похлопала по розовому одеялу из гагачьего пуха рядом с собой.
- Идите сюда и садитесь рядом со мной, Джон Тэйлор. Чтобы я могла как следует вас рассмотреть.
Я прошел вперед, взял стул и уселся лицом к ней, стараясь держаться на безопасном расстоянии. Она надулась на меня и приопустила ночную рубашку на груди, чтобы улучшить вид своего декольте. Такое мое внимание ее не огорчало. Я видел это в ее глазах. Ей всегда нравилось, если добыча сначала немного посопротивляется. Вблизи ее аромат был почти непреодолимым, запах раздавленных лепестков, пропитанных чистым животным мускусом.
- Я хочу задать вам несколько вопросов, - сказал я.
- Ну, конечно...Джон. Это ведь и есть то, чем вы, частные детективы, занимаетесь, не правда ли? Допрашиваете подозреваемых? По-моему, мне раньше не доводилось встречать настоящего частного сыщика. Это так волнительно...
- Вы не кажетесь слишком расстроенной исчезновением вашей внучки, - сказал я, чтобы начать разговор.
Мария пожала плечами. - Она всегда была сплошной неприятностью. Маленькая лицемерка. Мне никогда не нравилось, что она вмешивается в мою жизнь и расстраивает все мои планы... А это просто еще один способ обратить на себя внимание. Убежать из дома, целиком привлечь к себе интерес деда, а спустя несколько дней – вернуться живой и здоровой, довольной, улыбающейся и абсолютно невредимой, как ни в чем ни бывало, маленькая распутница. И Иеремия примет ее обратно, как будто ничего не произошло. Она всегда вертела им, как хотела.
- Вы не верите, что ее похитили?
- Конечно же, нет! Защиты, встроенные в этот дом, веками хранили эту семью. Никто не мог ни войти, ни выйти, не потревожив всевозможных скрытых сигнализаций, если только посвященный не деактивирован их заранее. Подготовка схем - это еще одно, на что обращала внимание эта заносчивым маленькая сучка.
- Я так понимаю, что вы с ней друг друга не любили?
Maрия громко фыркнула, издав очень неподобающий для Леди звук.
- Мои дети всегда были для меня разочарованием. А внуки – тем более. Иеремия - единственный человек в мире, который имеет для меня значение, единственный, кто когда-нибудь действительно обо мне заботился. Вы не знаете, кем и чем мне пришлось быть до того, как он меня нашел, сделал своей женой и сделал бессмертной. Конечно, не знаете. И никто не знает. Поверьте, я достаточно повидала. И я все помню, так же, как и он, и я всегда буду любить его за это. - Она поняла, что говорит слишком громко, и усилием вернула себе самообладание. – Мне совершенно безразлично, где сейчас находится Мелисса, Джон.
- Даже с учетом того, что ей предстоит унаследовать все семейное состояние, тогда как вам и вашим детям не достанется ничего?
Она улыбнулась мне полными, чувственными губами, красными, как кровь, и жадно посмотрел на меня темными глубокими глазами. - Вы моложе, чем я думала. Вас можно даже назвать красивым, этакий жесткий тип красоты. Вы считаете меня прекрасной, не так ли, Джон? Конечно, считаете. Все так считают. Столетия... Я никогда не состарюсь, Джон, никогда не потеряю свою красоту и жизненную силу. Я проживу множество жизней, всегда оставаясь привлекательной. Он обещал мне это... Скажи, что находишь меня прекрасной, Джон. Подойди ближе, и сказать мне это прямо в глаза. Прикоснись ко мне, Джон. Ты никогда не чувствовал ничего подобного моей коже, веками остающейся молодой, свежей и наполненной жизнью...
Во рту у меня пересохло, а руки дрожали. Секс бился в воздухе между нами, сырой и мощный, как стихия. Она мне не нравилась, но именно тогда, в тот момент, я хотел ее... Я заставила себя сидеть неподвижно, и безумие быстро прошло. Возможно, потому, что Мария была уже потерять свою сосредоточенность. Я не поддался сразу, и бабочка ее разум перелетела на другие материи.
- Моды приходят и уходят, а я остаюсь, Джон, всегда прекрасная, как летний день... Но, знаете, есть одна вещь, которой мне не хватает. Вечная ночь может быть очень гламурной, но все может прискучить, когда оно длится и длится, не меняясь... Я так давно не чувствовала на своем лице тепло солнечных лучей и ласку ветерка...