- Я сказал, - он неторопливо встал, - свое слово. Хочешь, бери капусту, едем.
- Он мне не нравится, - сказал широкоплечий боди-гард, - я ему язык отрежу, Тони, ладно? Сдается мне, любитель сорвать куш на дармовщинку. Не едь с ним.
А он умный! удивился Грэй. Надо же. Потому и дожил до своих лет.
- Погоди, Лэнни. Хочу глянуть на товар... - ВСЕПОГЛОЩАЮЩЕЕ, ЗАЛИТОЕ КРОВЬЮ, ИСТЕРЗАННОЕ ДЕВИЧЬЕ ВЛАГАЛИЩЕ в мыслях Скорпиона ВСПУХЛО ДО ФАНТАСТИЧЕСКИХ РАЗМЕРОВ, вытеснило все прочие соображения, - ...может, этот поставщик падали не врет. А ты со мной поедешь, и подержишь ствол у щеки фраерка. Чтоб не было неожиданностей, всяких дополнительных нежелательных шакалов.
- Что ты, Тони! - сказал "фраерок". - Как ты мог подумать! Я свои дела честно веду!
- Поглядим...
- И такие сладенькие целочки на дороге не валяются. Я знаю, что предложить Тони-Скорпиону! добрый товар, соответственно и цена. Не волнуйся, браток Лэнни, тебя я не убью и хозяина твоего не обижу. У меня и для тебя киска сыщется, подешевле...
- Хамит, говнюк, - проворчал умный бандит. - Какой я те браток, твои братья в прерии труп мула доклевывают. Дай-ка я ему врежу, Тони.
- Успеешь. Едем, скорее. Джекки, притащи-ка мне пять косых, на случай. Ты знаешь где.
"И между прочим, такой тип мужчины бабы обожают, - подумал Грэй, переступая бездыханное тело щуплого крысенка на обратном пути к выходу. Исключая, конечно, патологические крайности вроде этого маньяка. Аж пищат и трусики на бегу роняют, настолько им нравятся этакие хозяева жизни. А потом изумляются, когда с ними обходятся хуже, чем с собаками. Неужели трудно понять, что на любовь способен только тот, кто способен взглянуть на себя со стороны и над собою рассмеяться, осознав собственное несовершенство?..".
...он их не убил. Как обещал. Он их просто оставил, связанных собственными галстуками, загорать футах в трехстах от дороги, ведущей в Бостон. Сарай какой-то отыскал даже, на случай дождя, чтоб не капало, хотя какой в августе тут дождь. А в качестве кляпов он использовал носки Лэнни, и готов был побиться сто к одному, что Тони-Скорпион, когда-нибудь освободившись от пут, боди-гарда, таскающего сто лет не стиранные носки, в живых не оставит. Кстати, спустя десять лет этого громилу в непосредственной близости от Скорпиона Грэй не приметит. Вот, оказывается, по какой причине. А то этот дядя, при его гнусности, непременно припомнил бы Грэя и поднял стрельбу прямо в свадебном зале... Хотя, быть может, по иной. Дядя Лэнни мог приказать жить долго в любой из четырех тысяч дней, прошедших с момента первой, как выяснилось, встречи Грэя с Тони. Окончившейся появлением "дополнительных нежелательных последствий". Одним ударом, как вежливость щуплого белобрысого крысенка, угасить пыл Тони и его верного старого пса Лэнни не удалось, но трех ударов им хватило. Грэй обошелся бы и двумя, но Лэнни, крепкий такой, непреклонный, успел выстрелить, и за непослушание был наказан. Хотел и Тони второй добавить, за маму свою, но не добавил. Это уже было бы садизмом.
- Запомнишь ты этот денек на излете лета двадцать седьмого, - сказал Грэй, разворачивая машину обратно в город. В кармане ощущалась тяжесть пачки банкнот. "Ох, запомнишь, коллекционер свежачка". - Smith-and-Wesson 38 PS Скорпиона и Сolt 45.0 Лэнни Грэй бросил на пол кабины, а сотни три мелких денег, нашаренных в карманах босса и пса его, сунул на карманные расходы себе, вроде как гонорар.
"Хотя за очищение мира от скверны вроде платы не полагается. Всего зла в мире не искоренишь, - подумал при этом, - да и я не мессия какой-нибудь, спасатель наивный и напыженный, тщащийся своей тощей грудью прикрыть все СТАДО целиком. Низкий Тебе поклон, но нам не по пути. Мы сошка помельче, нам на душе тепло и от таких свинских с точки зрения Твоей этики деяний. Нам такой хитрозадый способ быстрого обогащения приятственнее, нежели смирением и праведностью, уставясь в небо, ждать ниспослания манны. Разве что банки грабить... Банкиры похлеще рэкета чудища. А еще какого способа на скорую руку и не соображу. К тому же совместил приятное с полезным... Если грязь не выгребать хотя бы по совочку, то можно утонуть выше макушки, нимбом крытой, не переставая при этом проповедовать о спасении душ. Прости Мою грешную Душу, если Ты есть, но нам с Тобой уже давно не по пути...
Те, кто идут к Тебе, считают себя червями ничтожными, рабами Твоими. А я вышел на Дорогу, чтобы быть свободным. С Твоей точки зрения я обуян гордыней, и грешен, Гос-споди, прости, хотя в Твоем прощении я не нуждаюсь, пропащий я... Любовь - Твое Знамя, Твой Крест, суть Твоя, и Ты несешь его, но ведь и Моя - тоже, и я стараюсь нести Свою ношу, как могу, из всех Своих слабых силенок. Вначале было Слово... Да. Но к сожалению, и потом зачастую ничего, кроме слов, не осталось.
А для меня Любовь, Доброта, Душа - не слова, а _д_е_й_с_т_в_и_е_. И понимай это как знаешь. Как понимаю я, знаю только я. И в соответствии с Моим пониманием поступаю. Много при этом всяких слов думаю, это да, но что уж тут поделаешь, когда-то был воспитан вроде бы в лоне Твоем... Даже добровольно ездил в стольный град, в Лавру, креститься, по полному обряду, и отнюдь не в младенческом возрасте, в полном рассудке и с Верою в Тебя...
Но потом мне стало жалко Тебя, и без моей грешной грязной души у Тебя забот полон Дух Святой... Не обессудь, но: "Нет Бога, кроме Человека, и Бог внутри, а не вовне. Каждый сам себе Бог." Либо в тебе Бог есть, либо нет. Но если в тебе нет Бога, значит, ты... кто? И кто твой Хозяин? Вот-вот. И не жалуйся тогда Всевышнему, Его нет, если я приду с тобой воевать. Только твой покровитель, порождающий Зло, поможет тебе, но тут уж - кто кого...
Представляю, как кощунственно сие звучит для овец СТАДА Твоего, но я не верю больше в Твое Право меня пасти и спасать мою Душу. Если Ты есть, осудишь меня, и буду гореть в Аду, но - потом. Если я столкнусь с Тобой на Дороге. Но покамест я Тебя на ней не видел. Может, ты другими путями ходишь? Что ж Тебя не видно здесь, где Зло делает из людей клыкастых чудовищ, озабоченных лишь собственным Эго?.. Если это Ты их такими создал, по образу и подобию, то... сам такой. И каково же Имя Твое, после этого?.. Вот то-то и оно. Ну ладно, не сужу, да и не судим буду...".
Грэй вздохнул. Грустно улыбнулся. Ладно, подумал обреченно. Надо идти дальше. Даже если это не Дорога к Храму. Другой нет. Она тебе нравится, сам выбрал. То-то и оно. _С_а_м_.
- И в тридцать седьмом ты меня сходу признаешь, Тони, я теперь понял. Но на свадьбе у мультимиллионера Дзамекиса я из себя настолько важную шишку строить буду, что тебе не по зубкам окажусь, а после исчезну, и ты меня не отыщешь, хотя я уверен, изо всех силенок постараешься... Скажи спасибо, между прочим, что я не произнес коронную фразу одного похожего мастью на мой скафандр довольно известного мужика, выданную им, после того как отпустил ноги типа, которого держал над пропастью вниз головой, и которому раньше обещал оставить в живых. Я пока еще человек слова, к сожалению...
Различие между "Hi!" и "Bye!" не только в написании...
- Не померли со скуки? - спросил он, подкатывая к модели-Т, стоящей на прежнем месте. Передним бампером экспроприированного у акул гангстеризма большого и мощного форда "седан 27-го года" едва не вломился в задницу маленькой машинки, но пронесло. Еще рванет какая-нибудь там мужикова бонба! - подумал. - Извиняюсь, несколько подзадержался, - сказал он, высовываясь в окошко.
- Мы уже пообедать успели, - сообщила Сэра, оборачиваясь, - тут за углом отличный итальянский ресторан. Дешево и вкусно. Ты не ел еще? Сходи, поешь. Там такие равиоли...
- Спасибо за заботу, но на сегодня с меня итальянской кухни достаточно, - улыбнулся Грэй. - А куда, собственно, между нами, девочками, говоря, подевался Вилли?
- Он тут, неподалеку прогуливается, - сказала Сэра, и глубоко затянулась "беломориной", пачку которых ей подарил Грэй. - Тебя почти три часа не было ни слуху ни духу, черт тебя дери. Мы на этом перекрестке уже как родные, вскорости фараоны с нами здороваться начнут. Подплывали, пришлось им по пятерке отстегнуть, чтоб не цеплялись. И девочки здешние доставали, почему торчим как прикованные, делать что ли нам нечего...
Прокол, подумал Грэй. Упустил из виду. Да и подзадержался, правду говорит. Слишком много думаю, философ, черт меня дери.
Пэтси молча сидела за рулем модели-Т. На Грэя не обернулась, не взглянула даже. Ссутулилась, голову наклонила. Со спины глядя, ему показалось, что она плачет. Он не понял, что с ней произошло, а в мысли лезть не отважился. Какой-то непреодолимый барьер, моральный запрет, возник в душе, и вторгаться в мозг Женщины, у которой просил прощения за все преступления собратьев своих, ради которой едва не нарвался на пулю цепного пса Лэнни, Грэй больше не осмеливался.
- Что с ней? - спросил Сэру. - Сдается мне, она мрачная, как грозовая туча.
- Черт ее знает, - пожала плечиками шатенка. - Молчит как немая. Как в ресторан сходили, так и молчит. Ни словечка не вымолвила. Будто подавилась чем.
- Вилли ей ничего не говорил обидного? - спросил Грэй.
- Да нет, вроде...
- Пэтси, поди-ка сюда, - позвал Грэй, и открыл правую переднюю дверь гангстерского кара, - скажу что-то.
Пэтси вылезла из фордика, прямая, как струна, ступая на деревянных ногах, как кукла из театра марионеток, обошла его кругом, подбрела по тротуару к открытой двери и влезла в салон, уселась рядом с Грэем, по-прежнему не глядя в его сторону, руки сложила на коленках, ладошка на ладошку. Как школьница стеснительная, подумал он. Смиренная такая. Как в воду опущенная. Кто ж ее опустил-то?..
- Сэра, - велел он, вновь высовываясь в окошко, - сходи разыщи Вилли, не дай бог его он с кем-нибудь сцепится.
Когда вторая проститутка удалилась прочь, Грэй вынул из кармана и бросил Пэтси в подол пачку долларов. - Возьми еще, - сказал, - тут пять косых, вроде бы. Половину отдашь Беверли, понятно? По сотне дашь всем девочкам, которых я там у вас видел, пятьсот - Мэри, пятьсот - Сэре. Остальное и те две с половиной, что в бумажнике - твои. ("И нечего ей знать, что за эти двадцать пять сотен заплачено любовью женщины и дружеской любовью мужчины.", - подумал он при этом.) Итого... я даю тебе четыре двести, почти четыре с половиной косых, так, да? И возьмешь этот старый форд, только продай его сегодня же, он ворованный. Сотни три за него выручишь, я думаю. Вот и ровно четыре с половиной. Не говори мне ни слова, если не желаешь, но выслушай. Сейчас мы заедем куда-нибудь на задворки, перегрузим свои вещи из багажника модели-Т, и убирайся подальше, без тебя обойдусь. Сэру я забираю, поможет. Может быть, когда-нибудь, где-нибудь, мне зачтется та глупость, что я сделал для тебя, боюсь только, что некому и зачесть будет, кроме меня самого... Но если бы знали вы, что самый страшный суд - своего бога... а не Всевышний...
- Почему ты это сделал? - вдруг тихонько произнесла Пэтси, не поднимая глаз. - Я все пытаюсь понять, но не могу...
- Поэтому ты такая молчаливая и грустная? - спросил Грэй. - Значит, я не ошибся в тебе, не зря влез со своим убогим совочком в дерьмо... А ты не думай, ладно, больше? Прими как есть. Считай, что я самый глупый в этом мире мужчина. И... запомни, Пэтси, мне будет очень приятно иногда думать, что ты меня поминаешь добрым словом. Ведь ты не будешь обо мне вспоминать со злом, правда?
- Нет... - сказала она. - Мне кажется, что нет...
- Спасибо тебе. А теперь уходи. Ты умеешь водить авто, так, кажется? Поведешь развалюху свою. Иди, я сказал. Слышишь?
Она не шевелилась. Смотрела на пачку денег, лежащую в подоле.
- Послушай, Большой Грэй... или как там тебя... - вдруг прошептала. Снова замолчала. Повысив голос, сказала: - Я впервые встречаю мужчину, который не бьет за присвоенные деньги. Думала, только в синемафильмах такие бывают. Я впервые встречаю мужчину, который платит, кучу капусты причем, гору целую, женщине, с которой ничегошеньки не взял. Мне это непонятно, странно, но в конце концов, это твое личное дело. Я вот о чем хотела попросить... Слушай, может быть, ты все же переспишь со мной?.. А то как-то совсем не по-людски выходит. Я... столько лет спала с мужчинами, не получая ни малейшего удовольствия, а сейчас вдруг... мне почему-то кажется, что я... _х_о_ч_у_ лечь с тобой, ты... нужен мне... - она замолчала. (Он с тоской подумал: "Господи, где Ты был, когда я в мертвой постели грезил о том, чтобы Женщина сказала мне такие слова и так захотела меня? А ведь я был верным адептом твоим! Молчишь? Нечего ответить Тебе.") Нерешительно взяла пачку денег в руки. - Ты понимаешь, я уже и думать забыла, что могу пожелать искренне еще когда-нибудь мужчину... И сейчас... мне почему-то страшно не хочется терять тебя... не хочется, чтобы ты уходил вот просто так, подобно тому, как уходили тысячи до тебя, но я не жалела... Я старуха, понимаю, мне уже двадцать пять, и кому нужна проститутка, десять лет не сползавшая с постели... но мне вдруг... как дурочке, захотелось за тебя замуж... Вот... Только не смейся надо мной! Я знаю, что говорю глупости, но... - она всхлипнула. - ...сейчас я разревусь как девчонка, и ты меня прогонишь, я знаю...
- Не надо... - он притронулся кончиками пальцев к ее ладони, обхватившей пачку денег. - Не плачь, девчонка. Я не покупал твою душу, и уж тем паче не претендую на твое тело. Уходи, и помни обо мне. Я прошу тебя, скорее, скорее уходи... Ну же? Роптать на судьбу - последнее дело, она неумолима. И не щадит никого.
Проститутка открыла дверцу и дернулась было наружу, на ходу запихивая деньги в вырез платья, как вдруг замерла. Одна ее туфелька, исцелованная этим странным мужчиной, уже стояла на земле, вторая - еще на полу кабины. Помедлив секунду, девушка откинулась назад, убрала ногу с земли, втянула внутрь, захлопнула дверцу, с силой, преодолевая сопротивление рук Грэя, опрокинулась на спину и положила голову ему на колени. Смотря снизу вверх полными слез глазами, прямо в усталые и тоскующе-добрые, таких ни у единого мужчины доселе она не видывала, глаза его, прошептала, взбираясь по ступенькам слов, складывающим вертикальную лестницу, протянувшуюся от глаз к глазам, от земли к небу: - Поцелуй, Большой Грэй! Я хочу унести вкус твоих губ с собой... Мне кажется, я тебя больше никогда не увижу... Оставь мне хотя бы вкус твоих губ на память...
"Нетипичная какая-то проститутка, - подумал Грэй. - Неужто такие в жизни бывают, а не только в синемафильмах? Но я рад, что она такая... было бы несправедливо, стараться для твари бессовестной какой-нибудь... может, и не зря я попался ей на пути. Хоть какая-то текущая польза от меня людям, а не сулимая в туманном грядущем... Все это смахивает на сцену из индийского кино: все рыдают. Танцев только не хватает... ну и пусть...".
Он кивнул. - Хорошо, как хочешь. - Бережно приподнял ее голову, прижал девушку к себе и нежно-нежно, как только мог, поцеловал ее влажные, мягкие, доверчиво раскрывшиеся навстречу, уста. Ее язычок скользнул меж губ его, втиснулся под зубы, быстрым движением пробежался по ним, словно собирая живительную влагу, ту самую, что по утрам в пустыне изможденные и умирающие от жажды путники пытаются отыскать на мертвых камнях... Потом проститутка молча, ни слова, ни словечка, не говоря, вырвалась из объятий, выскочила из машины и обежала, расталкивая прохожих, модель-Т, скользнула за руль и уселась, поправляя растрепавшуюся прическу. Вынула откуда-то шляпку и водрузила на голову... И в это мгновение ее скрыл от взгляда Грэя невесть откуда возникший Вилли. Он стоял между старым фордиком и новенькой мощной моделью последнего года, рассматривал ее. - Эй, Торопыга, ты где такой солидный гроб раздобыл? У кого спер?
- У кого следовало, у того и спер, - сказал Грэй, вытягивая шею, чтобы через плечо Вилли разглядеть Пэтси. Он хотел видеть ее лицо, и она будто почувствовала что-то, на мгновение повернулась. Лицо у нее было каменное, ничего не выражающее. Лицо парковой статуи. Лицо Статуи на Либерти-айленд. Лицо женщины, в душе которой безумствует боль. Но она скорее умрет, чем покажет это.
Грэй вновь подавил желание узнать ход ее мыслей. Пусть это останется для меня тайной навсегда, с грустью подумал он. С теплой, пушистой такой грустинкой, едва уловимым взмахами овевающей мысли. Жалко, Боже Мой... Как же мне их всех жалко... Сами себя тварями делают, к ним соответствующе относятся, а потом удивляются, какие сволочи мужики...
"А может, это МЫ???", - спросил он себя. И не сумел ответить.
Сэра спросила: - А мне куда?
- Лезь вместе с Вилли на заднее сиденье, - велел Грэй. - Соснуть можешь, девочка, отдыхай, - ласково сказал. - У нас еще несколько часов, выспаться успеешь досыта...