- Пожалуйста, Харри, не усугубляй мое чувство вины. Я хотела написать тебе, ты должен мне поверить, но я не могла заставить себя.
- Почему?
Она печально покачала головой.
- Потому что это не имело смысла. Для нас обоих. Я знала, что нам обоим будет только хуже, поэтому решила забыть тебя.
- И?
- Отчасти мне это удалось. Я продолжала жить. Так обычно поступают люди. Продолжают жить. Ты продолжал жить.
- И ты действительно забыла меня?
- Нет. А ты?
- Нет.
Они посмотрели друг на друга, потом на их отражения в зеркальном потолке.
- Ты изменилась, - сказал Харри. - То есть осталась прежней, однако разница все же есть. Я не имею в виду рыжие волосы и контактные линзы. Должно быть, на тебя повлияла та школа. Люди, с которыми ты встречалась. Европа. Языки. Ты стала такой светской, искушенной. Рядом с тобой я кажусь себе мужланом.
- Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя так, - сказала она с опозданием в четырнадцать лет. - К тому же это неправда.
- Это правда, и ты это знаешь. Я остался парнем из маленького американского городка. Ты - человек мира.
- Вовсе нет, - жалобно произнесла она. - Я тоже выросла в Пилгрим-Лейке. Думаешь, легко избавиться от корней?
- Похоже, тебе это удалось.
Он интуитивно нанес удар в её самое уязвимое место: Алексис казалась себе обманщицей, надевшей чужую маску.
- Ты заставляешь меня чувствовать себя фальшивкой.
- Au contraire, моя дорогая. Ты держишься очень естественно. Поздравляю тебя. Ты провела даже меня, твоего брата.
- Ты жесток, Харри.
Он действительно был жестоким, эгоистичным. Она права. Что он знал о тех кошмарах, которые она пережила после их расставания? Мог ли заглянуть в её сердце? Это беспокоило его сильнее всего. Она удрала от него, устремилась вперед, выжила, добилась благополучия. И все же он видел за безупречным фасадом её страдания.
- У тебя роман с Николсоном?
- О, Господи. - Она явно растерялась. - Как ты это узнал? Кто тебе сказал?
- Можно сказать, что ты сама. Я был днем в его кабинете, когда ты позвонила
- В кабинете Иэна?
- Да, по делу. Естественно, я слышал лишь то, что говорил он, но этого было достаточно. Он называл тебя Шоффе, и когда мы встретились в кафе... согласись, это довольно редкое имя. Он также сказал, что ты американка.
- Это просто невероятно. - Она закрыла лицо руками. - Чистое сумасшествие.
Он понял, что она плачет, и тоже заплакал. Им снова было двенадцать и тринадцать лет, они прощались на железнодорожном вокзале, только сейчас боль была более сильной, она длилась дольше, она накапливалась много лет и наконец вырвалась наружу.
- Ты влюблен в свою жену? - спросила Алексис.
- Да. Нет. Это трудно объяснить. Это нечто другое. Не то, что у нас с тобой.
Она вытерла щеки тыльной стороной руки, совсем как маленькая девочка. Она была такой бледной.
- То, что было у нас, не может повториться с другим человеком.
- Я люблю тебя.
- До сих пор?
- Всегда.
Он принялся покрывать её лицо нежными поцелуями, и они оба задрожали. Они как бы целовали самих себя.
- Это нереально. И все же совершенно реально, - произнесла Алексис.
- Это правда. Мы снова вместе.
- Слишком поздно.
Он вздохнул.
- Знаю.
Теперь, когда он признал поражение, она посмотрела на него обвиняюще.
- Ты всегда можешь получить развод.
- Я не хочу разводиться.
Он с удивлением понял, что это правда. Как бы он ни любил Алексис, он не хотел разводиться с Сарой.
- Но ты не влюблен в свою жену.
- А ты влюблена в Николсона?
Она не ответила. В этом не было необходимости. Его ответ вполне подходил и ей. Да. Нет. Это трудно объяснить. Это нечто другое. Не то, что у нас с тобой.
- Полагаю, ты приехал сюда без Сары.
- Как странно слышать её имя из твоих уст.