Банька не банька напоследок, а все отогреюсь. Нет, Антуан, тысячу раз правы древние: держи голову в холоде, живот в голоде, а ноги в тепле!
Читтамахья присел возле меня на диван, обнял за плечи.
Туня тотчас привалилась с другой стороны. В эфире стояла удивительная тишина. Я потом поняла, что все это время не была снята тревога номер один. Ни один корабль, кроме поисковых и дальних, не бороздил космос. Ни одна посторонняя передача не засоряла эфир - все каналы прислушивались к голосу дяди Исмаила.
Дядя Нсмаил говорил громко, быстро, словно должен был успеть сказать мне как можно больше.
- Ну, Алена, пришла пора нам по душам поговорить. Ты ведь в такое время живешь, когда люди привыкли, что все вокруг разумно устроено, все удобно. Одно запомни накрепко: пусть твой личный мир, твое личное удобство не заслонит от тебя остального. Пусть тебе будет неуютно всякий раз, когда кто-нибудь в тебе нуждается, и до тех пор - пока ты не поможешь... Это, по-моему, и есть в жизни самое главное.
Он потянул губами из трубки - обжегся, кашлянул и сладко зажмурился:
- Горячий... Черный... Мариночка, даже у тебя такого не пивал... Может, тоже потому...
Он не договорил. Я оглянулась: мама привалилась к косяку и в упор, не видя, смотрела на экран.
- Ты пустил полные обороты? - спросил Читтамахья.
- На оптимум, Антуан. На оптимум. - Дядя Исмаил хитро прищурился. - Это значит, всё по первому сорту. Ну посуди сам: зачем мне резерв? Время играет против меня... - Он оставил шутовской тон, на миг посерьезнел: - Между прочим, вашей вычислительной технике я тоже работку подкинул:
датчики-регистраторы ведут передачу сведений о скрученном Пространстве. Так сказать, изнутри, глазами очевидца. Кое в чем, я полагаю, это должно вам помочь...
Вам! Он уже отделил себя от остальных людей.
- Но ведь синхронная передача отнимает дополнительную энергию! воскликнул Читтамахья.
- Антуан! - укоризненно протянул дядя Исмаил. - Пять часов или пятнадцать - уже не имеет значения...
- Да-да, понимаю, - Главный конструктор смешался
В комнату откуда-то набивался народ. Становилось тесно.
Вдруг люди расступились, ко мне быстрым шагом подошли Антон Николаевич и два незнакомца Председатель Всемирного Совета отрешенно потрепал меня по плечу и сразу же повернулся к экрану:
- Как чувствуешь себя, Улаев?
- Прекрасно. Вы погодите чуток, мне еще несколько слов для племянницы осталось.
Сегодня, видимо, у него было право-выбирать, что важнее. Особое право человека, смотрящего сквозь всех нас в глаза смерти. Он не нуждался в утешении. Наоборот, пытался утешшь нас. Меня. И вместе со мной - всех, сидящих у экранов Антон Николаевич понял это, стал в сторону рядом с подставленным ему стулом и тихо ждал своей очереди.
Дядя Исмаил выпрямился, сделал строгое лицо и из центра экрана обвел взглядом комнату:
- Я, кажется, начал бахвалиться? Ты прости. Это от растерянности. Впервые приходится говорить перед вечностью...
Он обращался только ко мне. У каждого наступает порой момент, когда все человечество сосредоточивается в одном человеке.
- Страшно, дядя Май?
- Да нет. Теперь нет. Когда было холодно, было страшно.
А теперь все в порядке...
По глазам его и еще обостренностью оун-контакта я чувствовала его искренность. А у меня все больше замирало сердце.
- Не смей расстраиваться! - загремел дядя Исмаил. - Ты уже взрослая, держи глаза сухими. И не расстраивайся! - Он понял, что повторяется, и сразу переменил тон:- Странно, знаешь, но я успел в жизни все, что собирался.
Семь лет отлетал на "Муравье" - нет, скажу тебе, лучшей доли, чем доля разведчика! Мне удалось даже спасти корабль - согласись, далеко не каждому выпадает такое счастье!
Сына вот не успел завести... - Он задержал взгляд на тете Киме и тотчас снова повернулся ко мне: - Ну да ладно, поздно жалеть. Вырастешь сделаешь это за меня.
Туня по привычке высунулась было у меня из подмышки, но промолчала.
- Не сердись, бабуля! - Дядя Исмаил озорно подмигнул ей. - Сегодня мне все разрешается. Сегодня я именинник.
Хотя никто не заставлял меня дарить себе астероид...
Он топнул ногой о скалу. Глотнул кофе. Посмотрел на шкалу ресурсов. Нахмурился:
- Прошу тебя, Олененок, об одном: не плачь. Пойми - и не плачь. Считай меня в дальнем межзвездном рейсе. До "Гало" ведь так оно и было, не правда ли? Пилоты три века летят к иным мирам, чтобы вернуться на Землю через тысячи лет. Уходят не только от своего Солнца, но и из своего времени.
Давай условимся, что я был последним из них - я временно убыл из твоей биографии.
Он еще раз беспокойно посмотрел на шкалу:
- А теперь я бы хотел, чтобы ты отключилась.
- Нет!
- Но я уже все сказал. Попрощаемся - и, пожалуйста, уходи.
- Не надо! - крикнула я.
- Надо, Аленушка, милая, надо! Зачем тебе видеть остальное? Поверь мне, это неинтересно...
Он будто бы надвинулся на меня одними глазами. И прибавил мысленно: "Передай Киме... Впрочем, что же теперь?
Бесполезно..."
Наверно, ют холод, который подстерегал за скафандром дядю Исмаила, каким-то образом добрался и до меня. Я внезапно озябла, вздрогнула, охватила себя руками за плечи и закричала:
- Я не хочу! Не хочу-у!
Кто-то подошел спереди, властно взял меня за подбородок, загородил собой экран. Я пыталась увернуться, заглянуть за него, куснула пахнущую лекарством ладонь. Но он приподнял мое лицо, уставился в глаза бездонными черными зрачками. Я зевнула. Откачнулась. И мягко завалилась на спинку дивана.
"Зачем здесь врач-гипнотизер? - успела подумать я прежде, чем все поплыло передо мной и комната накренилась. - Очень приятно будет дяде Исмаилу моей сонной физиономией любоваться. И дурные мысли слушать..."
Я еще раз, борясь с непослушным телом, судорожно зевнула и погрузилась в вязкий, тревожный сон...