— А что в этом случае могу сделать я?
— Ты уже всё сделала...
— Как? Что?
— Ты — есть...
Не вставая из-за инструмента, Василий взял Анины руки в свои и, с содрогающимся сердцем, приложил ладонями к губам.
— Вась, я только сейчас заметила, какие у тебя красивые руки.
— Зато всё остальное... так себе.
— Не себе, а мне! —шутливо поправила Аня.
— Ты серьёзно?
— Да.
Нужно было встать и повернуться к Ане лицом, но Василий не находил в себе сил. Боялся, что сердце от возвышенного и одновременно страстного волнения разорвёт грудную клетку.
— Я когда читаю книги или стихи о любви, мне не хватает параллельного звучания музыки, — пытаясь унять бурю, отвлечься, сказал он.
— На бумагу музыку можно записать только нотами.
— А жаль. Представляешь, кто-нибудь пишет о нас... И звучит Рахманинов.
— А мне почему-то слышится прелюдия и фуга Баха, до-минор...
— Это потому что ты её долго разучивала, — засмеялся Василий.
— А то, — с напускной сердитостью ответила Аня, — там после хоть и размеренного, но быстрого тиканья тональной ноты, вдруг такое еще ускорение, и у меня всегда заплетались руки в этой части... И вообще, Бах такой навороченный.
— Напротив, он математически выверенный. Как теорема Пифагора.
— О! А с математикой у меня — сам знаешь!
— А у меня?!.
И оба засмеялись.
Виктор Брагин исчез. Его не было. Пропал и криво ухмыляющийся за его спиной Макс. Единственное, чего ещё хотелось — чтобы вообще никого не было рядом. Самый лучший пейзаж: пустынный берег моря на закате... Банально? Зато красиво.
А за окном мелким зерном сыпал снег, зима вступала в свои права. И Брагин, по сибирским меркам, был не так уж далеко. Каких-то пятьсот километров. Все-таки он не исчез. Его просто оттеснила музыка, он отступил перед высоким полётом возвышенного чувства, но такие, как Брагин, не умеют и не могут проигрывать. Поражение для них — это конец всего. Но всегда ли нужна победа любой ценой? И кто определит, что можно вложить в эту цену, дабы не стала она непомерной?
Было ещё два дня, которые Василий и Аня смогли отдать растущему чувству, перерываясь для встреч с журналистами, мастер-классов, посещения концерта симфонической музыки столичных мастеров. Кроме того, давала о себе знать ненавязчивая, но всё же осязаемая опека Изольды Матвеевны.
Ох уж эта тактичная Изольда Матвеевна! Входя в последний день, уже ближе к полуночи в номер, где она жила вместе с Аней, учительница смущенно произнесла:
— Простите, но вынуждена прервать вашу идиллию, завтра тяжелый день.
— Это вы нас простите, Изольда Матвеевна, — встречно извинился Василий, выпуская Анины руки, — мы тут засиделись. Обсуждали последний период творчества... Балакирева.
— Последний период творчества! Балакирева! — Изольда Матвеевна еле сдержала смех. — Может, мне тоже высказать свои суждения по этому поводу?
— Нет, не стоит, Изольда Матвеевна, мы уже всё обсудили. — И он выскользнул за дверь.
— Ну-ну... — то ли одобрительно, то ли иронично качала головой учительница.
А Василий возвратился в номер, где жил вместе с Антоном Брюховецким, весьма тучным флегматиком, которого в музыкалке прочили во всемирные теноры, а в школе общеобразовательной дразнили прозвищем Непаваротти.
— Завтра домой, — грустно сказал Василий.
— Завтра домой, — согласился Антон.
— Может, рванём куда-нибудь, а то когда ещё попадём в город?
— Да не-е... Не хочу. Надо выспаться.
Другого от Антона ждать не приходилось.
Но и Василий быстро согласился с таким решением. Спать так спать. Во сне можно быть с Анной. И если правильно настроиться, никто им не помешает, никто не ворвётся в загадочную и легкую ткань сна.
На обратном пути одиннадцать часов они сидели рядом в стареньком, скрипящем на каждом ухабе «ПАЗике». Все одиннадцать часов тихо разговаривали, и Василий держал Аню за руки. Изольда Матвеевна маячила где-то впереди, перебрасываясь ничего не значащими фразами с водителем, Антон хрустел чипсами, другие пели песни или, наоборот, закрывались от мира наушниками плееров. В дорожном кафе Василий накрыл для Ани отдельный столик. Благо, что первое место в конкурсе поощрялось премией, равной месячному заработку отца. На эти деньги он купил подарки и отцу и маме. И Ане...
Велико же было их удивление, когда на повороте к посёлку они увидели знакомый «Форд-мондео». На трассу Брагин без прав выезжать боялся, ну а в таёжных дебрях гаишников не сыскать. На этом повороте останавливались все водители, возвращаясь в поселок, было такое неписаное правило. Традиция. И Брагин рассчитал точно. Как только ребята высыпали из автобуса размяться, он уже стоял у входа.
— Ну, как успехи?
— Мы везём первое место, — опередила всех Изольда Матвеевна.
— Поздравляю, Василий, — нисколько не сомневаясь, кто обладатель приза, протянул пятерню Виктор.
— Спасибо.
— А я, собственно, за вами. Чего вам в автобусе кости трясти. Долетим с ветерком. Аня, ты как?
— Я как Вася, — робко ответила Аня.
— Ну, тогда поехали. Изольда Матвеевна, вы не возражаете? — спрашивал так, будто приказывал. Было что-то такое в голосе Брагина, какой-то особый тон врождённой наглости, возразить на которую рискнёт не каждый.
— Но я отвечаю за жизнь и здоровье ребят, — смутилась Изольда Матвеевна.
— Да, если хотите, мы поедем сразу за вами или чуть впереди.
— Н-ну... Не знаю...