Василий стоял растерянный. С одной стороны, Виктор не сделал ничего, что нарушало их джентльменский спор, который Морозов считал уже выигранным, с другой — надо было ещё об этом сказать Брагину, а сделать это по тем же условиям могла только Аня, с третьей — не было ни одной мало-мальской причины, чтобы отказываться.
— А можно я с вами? — высунулся из двери автобуса Антон, который посчитал, что совместное с Морозовым проживание в гостиничном номере делало их почти друзьями.
— Не, там ещё Возя, — так ласково Брагин порой называл Вознесенского. — Тесно будет. Разве что стройная Изольда Матвеевна поместилась бы.
— Нет-нет, я с ребятами, — отмахнулась учительница.
— О, Паваротти, лови компенсацию, — Виктор с улыбкой бросил Антону шоколадный батончик, чем вызвал бурю благодарности вновь проголодавшегося Брюховецкого.
Самое неприятное произошло в салоне «Форда». Макс с ехидной улыбкой торчал на заднем сиденье, Аню Виктор посадил вперёд, рядом с собой, и Василию пришлось довольствоваться компанией Вознесенского, который не преминул съёрничать:
— Садись, Маэстро, места для пассажиров с детьми свободны.
5
Нет, это ничем не напоминало классический любовный треугольник. Это был отрезок, на концах которого находились Василий и Анна, а в центре маячила точка Брагина. Плюс ко всему отрезок этот то тут, то там пересекали хаотичные лучи Вознесенского. Стоило Василию выбрать время, чтобы побыть с Аней наедине, как словно по наитию появлялся Виктор, а если не сам Брагин, то разыскивающий его Макс.
Аня снова погрузилась в себя, заставив Василия гадать и мучиться, что означали те три дня на конкурсе. Что, в конце концов, означали те минуты у нее дома, которые всякий раз возвращались в его воображение захватывающим дух видением. Но, как бы ни сильна была страсть, видение с каждым днём таяло. В него по-прежнему разнузданно врывался Брагин, который к тому же подчеркнуто соблюдал условия соглашения. Аня молчала, Василий страдал, Виктор не снижал молодцеватого напора.
Но ведь должна же быть в поведении девушки хоть какая-то логика?
На Новый год Василий подарил Ане недорогую золотую цепочку, купленную в городе во время конкурса. Брагин часом позже ответил золотыми сережками, которые, разумеется, стоили много больше. Ни то, ни другое, Аня не хотела брать, пришлось уговаривать вместе. Потом был новогодний бал, где два кавалера, как заведенные, по очереди приглашали свою возлюбленную на танец.
В конце концов это стало настолько смешным, что Аня просто ушла со школьного вечера, попросив обоих не провожать её.
— Пат! — прокомментировал ситуацию Брагин и направился с друзьями в кафе.
Василий пошёл домой. Запершись у себя в комнате с телефоном, после некоторых сомнений он набрал номер Гордеевых. Позвонил удачно — ответила Аня.
— Это я, — начал он.
— Слышу, — ответила Аня.
— Я хочу спросить… — с мыслями он так и не собрался.
— О чём?
— Ань, ты меня будто специально мучаешь.
— А ты меня?
Некоторое, довольно длительное время они молчали, вслушиваясь в дыхание друг друга.
— Можно я спрошу? — Василий попытался унять сумбур в голове.
— Ты и так всё время спрашиваешь. Ну, спрашивай...
— Ань, тогда у тебя дома... что это было? — и замер, чуть ли не зажмурился.
— Не знаю, дура я была, вот что. Мне показалось, что я именно так должна поступить. Хотелось чего-то... сама не знаю. Теперь стыдно, дура и всё!..
— Да нет, это я дурак был. И Брагин этот появился...
— Он всегда появляется, ты что, не замечаешь? Может, и сейчас наш разговор слушает.
Василий даже вздрогнул от такого предположения. И тут же стало стыдно от собственного малодушия. В конце концов, договор он не нарушал.
А может, нарушал? В зале консерватории... Или — двенадцатым этюдом Шопена?..
— Аня, я тебя никому не отдам, — твёрдо сказал Василий.
— А я ни к кому и не ухожу, — спокойно, будто они триста лет живут вместе, ответила Аня.
— Наверное, мне с ним всё-таки придётся драться.
— Зачем? Чтобы он изуродовал тебя? Мне этого не надо.
— Мне надо. Иначе он всегда будет стоять между нами. Да ещё Вознесенский этот.
— У вас же пари.
— Не пари, а договор.
Аня вздохнула так, что у Василия сжалось сердце. Нужно было задать ещё один вопрос. А он почему-то застревал, Василий боялся обидеть им возлюбленную, но всё же решился:
— В тот день, когда я так трусливо ушёл, вы там остались... — и не смог договорить до конца.
— За кого ты меня принимаешь, Морозов?! — так и есть, Анин голос плеснул обидой и болью, и Василий от досады прокусил себе губу: ну что за идиот? Одна ошибка за другой!
— Аня, прости, я вовсе не хотел...
— Ты, Вася, ещё ему расскажи! Может, по вашему джентльменскому соглашению вы ещё рассказывать друг другу должны, кто и чего добился на любовном фронте?! Расскажи, Вася, и лучше всего при Вознесенском. Представляю, его сальную физиономию!
— Ань, что ты! Да никогда! Ты самая лучшая! Ты просто идеал!
— А ты Морозов!.. Маэстро... — не договорив, она бросила трубку.
И Василий чуть не бросил. В стену.
Сколько же может ещё продолжаться такое состояние? Но тут его осенило: ещё полгода! Потом Брагин уедет поступать в институт. Вроде бы собирается на физкультурное отделение университета. И у Василия с Аней будет ещё целый год. А до этого? Трусливо ждать, когда ситуация разрешится сама собой? Но что-то подсказывало: сама собой она не разрешится. Где-то наложится минус на плюс и будет либо короткое, либо долгое замыкание.
Выдержав паузу, он снова набрал номер Гордеевых, услышал на другом конце дыхание Ани и, не дожидаясь ответа, выпалил:
— Аня, я хочу, чтобы ты знала, я люблю тебя, люблю больше всего на свете, больше музыки, без тебя вся музыка теряет смысл! Прости меня...— и теперь сам первым отключился.
Каникулы прошли в мучительной тоске. Изольда Матвеевна в эти дни уезжала на родину, куда-то в Поволжье, а это значило, что встреч в музыкальной школе не будет. Работать не хотелось, и во все эти дни Василий только пару раз садился за инструмент, чтобы нехотя «проковырять» конкурсную программу. Пытался сочинять, но вдохновения хватило бы только на грустную колыбельную. Зато долго и бесцельно слонялся по улицам посёлка, избегая встреч с кем бы то ни было. И много читал. За каникулы осилил книгу Георгия Свиридова «Музыка как судьба», которую привёз из Москвы отец. Гениальный русский композитор оказался ещё и гениальным мыслителем. Благодаря этой книге Василий изменил своё отношение к хоровой музыке, к которой ранее относился весьма прохладно. Теперь специально заказал через Интернет несколько дисков с церковной музыкой и записи певческой капеллы Санкт-Петербурга, чтобы услышать хоры Свиридова на слова русских поэтов. После прочтения Свиридова взялся за программного Достоевского. Сначала пришлось заставлять себя продираться через простую сложность другого русского гения, а потом захватило...