— Косят.
— Да какая разница, как это называется?!
— Так и остаются на всю жизнь кривые-косые. Нет, я так не могу и не хочу. Причем постараюсь попасть не в какой-нибудь муз-взвод, а в нормальные войска. У музыкантов, отец рассказывал, дедовщина жуткая. Да и играют они на разводах, парадах и на жмура...
— На жмура?
— Это на похоронах. А я терпеть не могу похоронных маршей. Заунывь страшная! Самому покойнику должно быть тошно. Но ты не ответила на мой вопрос: ты будешь меня ждать?
— Конечно, буду, — Аня остановилась и прижалась к Василию, будто он уже завтра должен был отправиться на службу, — конечно, буду.
— Знаешь, Ань, мне вот сейчас кажется, что такого счастья даже быть не может.
— Какого?
— Такого, когда ты рядом, когда ты моя. Мне кажется, что я тебя так люблю, что мои чувства невозможно выразить ни словами, ни музыкой, ничем нельзя. Откуда такая любовь?
— Не знаю...
— Ань, я тебя спросить хочу, не обидишься?
— Попробуй, — лукаво улыбнулась она и прижалась крепче.
— Вот если бы я не был пианистом, не победил на конкурсе, ты бы меня вообще заметила?
— Дурачок ты, Вася, — наигранно обиделась Аня, — заметила бы! У тебя в глазах, когда ты смотришь на меня, знаешь что?
— Что?
— Сама не знаю, как объяснить, но что-то огромное-огромное, светлое и доброе!
— А у Брагина?
— Тьфу, опять вспомнил!
— Забудешь тут, всё равно он где-то рядом.
— А у него, Вася, похоть. Он на меня как на любимую игрушку смотрит... Ты спрашивал, в тот день, когда ты ушёл, что было... Он почти сходу целоваться полез.
— ? ? ? — Василий вскинул брови.
— Я ему пощёчину влепила и сказала, что таким образом пусть подружек из своей компании обхаживает. Их можно даже не по одной, а сразу группой.
— Круто.
— Удивительно, но он понял. Сразу дал задний ход, разговоры умные повёл.
Они стояли у подъезда, и заходить в него не торопились. Обоим казалось, что нужно сказать ещё что-то очень важное и нужное. Что-то такое, что поможет им остаться вместе навсегда. Может, немного циничный философ назвал бы это доказательством взаимности, которому необходимо длиться, дабы не допускать и малейшей возможности опровержения. Доказательства должны нанизываться одно на другое, разжигать костёр веры. И влюбленные торопятся, потому что нужно влить запас веры друг в друга на время пусть даже недолгой разлуки.
А поцелуй, который требует себе вечности? А долгое падение в бездонные глаза другого? А беззвучный и понятный только влюблённым язык прикосновений?
Но вот уже проскакали с телеэкранов лошади ночных «Вестей»... И на первом канале отзвучали аккорды Свиридова, отбивая неумолимое время...
— Пора, уже совсем поздно, — Аня шагнула в подъезд, Василий механически двинулся следом, втайне надеясь удержать её там хоть на пару минут.
Когда они преодолели первый лестничный пролёт и повернулись ко второму, пришлось остановиться. Сердце Василия дрогнуло, но потом застучало ровно и спокойно: чему быть — того не миновать.
Посреди лестничного марша сидели Брагин и Вознесенский. Судя по количеству окурков и плевков на ступеньках, сидели уже давно. Под ногами у Ани звякнула пустая бутылка из-под водки. А на площадке были разбросаны несколько пустых жестянок от колы и пива.
— А вот и наши голубки! — оскалился Брагин.
Он был крепко пьян и, поднимаясь на ноги, сильно пошатнулся.
— Маэстры, — сплюнул на пол Макс.
— Ну что, Вася, выходит, ты нарушил наше джент... джень... тьфу... соглашение. Нехорошо, Вася, не по-мужски. А что ты, Вася, по-мужски можешь? — Виктор шагнул на ступеньку ниже, просверливая Морозова презрительным взглядом.
— По соглашению выбор должна сделать я, — встала между ними Аня, и я его сделала. Витя, ты ещё найдёшь свою даму сердца.
— А тебя вообще кто спрашивает? — высунулся из-за спины Брагина Макс.
— Аня, иди, пожалуйста, домой, — попросил Василий.
Больше всего он не хотел, чтобы драка происходила при ней. В том, что разборка вот-вот начнется, не было никаких сомнений. Теплилась ещё какая-то надежда на то, что пьяный Брагин не сможет бить сильно, но, похоже, злость его быстро отрезвляла.
— Иди, Аня, — снова попросил Василий, — иначе я себя уважать перестану окончательно.
— Иди, Гордеева, — опять встрял Вознесенский, — Маэстро нам серенаду споёт.
— Ты хоть знаешь, что такое серенада? — спросила его Анна, проходя мимо.
— А нам сейчас Маэстро расскажет.
— Если вы не уйдёте, я позову отца, — предупредила Аня, нащупывая ключом замочную скважину.
— Аня, прошу тебя, не надо, — глухим, не своим голосом напомнил Василий, ведя дуэль взглядов с Брагиным.
— Сейчас, я только скажу родителям, и вернусь, я провожу тебя, Вася, при мне они не посмеют...
— Аня, ты не понимаешь, что позоришь меня! — сорвался на крик Василий.
Брагин только скривил губы. Сплюнув на пол, под ноги Морозову, сказал ни к селу:
— Мальчик хочет в Тамбов... — и когда дверь за Аней захлопнулась, ударил неожиданно и резко.
Василий, не устояв на ногах, слетел с лестничного пролета на площадку и, потеряв шапку, сильно ударился головой о стену. Сознание замутилось до тошноты. Зрение ещё полностью не восстановилось, но следующие несколько ударов погрузили его в полную темноту... Он успел только пожалеть об одном: что ни разу не ударил. И уже не слышал, как Вознесенский, очень похожий в этот момент на шакала из мультфильма «Маугли», захихикал, взяв руку Василия: