— Дурной тоже немало, и она в основном среди простого народа. Я имею в виду не только тех, кто не является магом. Эвилана научилась воздействовать на людей, становясь духом в каком-нибудь храме. Шаманизм, управление духами и душами, в том числе и своей собственной, — её главное умение. То, что во сне происходило с Дарьей, могло бы и в реальности иметь место. Меланси ведь говорила ей, что Эвилану не любят священники — так вот, это слишком смягчённая правда, — вздохнула Кларисса измученно, слишком она устала от молодой ведьмы, которая была не только умна и сильна, но и жестока не по годам. — К духам предков обращаются ведь не только во время обрядов или за поддержкой перед боем или каким-то ответственным делом, но и когда больше не у кого просить помощи или совета. Вот в таком состоянии люди готовы слепо подчиняться им.
— Жрецы и священники считают позором себе, если в их храме кто-то вступит в контакт со злом, пусть оно его и обманет, — подхватил Бруно. — Храм теоретически должен быть защищён от подобного вмешательства. Кроме того, это просто осквернение священного места.
— Вам что, дело есть до того, кто как относится к этой… к этой… — Клавьер не стал ругаться, проглотив оскорбление. — Она друга нашего убила, полчаса, наверное, его мучила! И остальных: Динару, Феликса, Аниту, Полу, Честера — тоже она! Не из-за Дарьи это, а из-за неё!
— Тише… — растерялась Кларисса. — Мы вырвемся отсюда, что бы Эвилана не замышляла.
Она пересела к юноше, хотела обнять, но он вскочил на ноги, возмутившись.
— Ты уверена, что спасёмся мы все!? Хотя с кем я разговариваю, ты ведь и не заметишь, если нас ещё меньше станет! — он сплюнул и отошёл в дальний угол.
— Прости, пожалуйста, — надломленный голос Клариссы прозвучал ему вслед. — У меня голова не работает, пойми. Не могу привыкнуть, что Вирона уже с нами нет.
— Конечно, привыкнуть! Ну, гибнут друзья — ничего страшного, нас ещё двенадцать человек осталось! Из них шестеро — вообще посторонние люди, так, прибились к нам, — Клавьер быстро отвёл взгляд. — Что по ним убиваться…
— Нас одиннадцать, — прошептала Кларисса, уже не обращаясь к юноше, а говоря самой себе и тому, что её услышит. — Дмитрий не с нами.
— Вот этого Эвилана и добивается, — вдруг сказал Николас. — Чтобы мы перессорились. Если нас подержать тут неделю, мы, может, наоборот, сплотимся. Но если, что страшно, наша тёмная леди будет постоянно заглядывать к нам…
— И убивать по человеку в день, это имеешь в виду?! — гневно воскликнул Клавьер.
— Мне трудно это говорить, — Николас опечалился сильнее. — Каждый день необязательно… Две-три смерти от магии Эвиланы — и мы сами друг друга поубиваем, выясняя, как мы должны на это смотреть.
— Убили мою мать, моих старших братьев и сестёр, — перечислил себе под нос парнишка, — всю мою семью убьют. Мою единственную, родную, настоящую, — каждое слово он произносил всё громче, а последнее и вовсе выкрикнул, — любимую семью!
— У него истерика начинается, — насторожилась Джессика.
— Мы ему действительно как семья. Биологических родственников он ведь не помнит, — Николас покачал головой.
— Должно быть, ему очень плохо. У меня семья есть, но к ней никакой привязанности. Смерти отца я даже была в какой-то степени рада. Некоторые из вас мне дороже матери и брата. Не все, — сразу оговорилась воительница.
— Интересно выходит. Почти все мы оказались в банде потому, что в семьях своих мы не находили поддержки и защиты, — изрёк Николас. — Томас поссорился с родителями. Клавьера, очевидно, выгнали из дому после того, как он попал под власть какого-то колдуна, — а могли помочь мальчику, пока не поздно. У близняшек судьба невесёлая. Их мать, эльфийка из известного рода, невероятно гордящегося своей расовой принадлежностью, вышла замуж за человека. Семейство, разумеется, было категорически против, но дочь оказалась упёртой. В семью её избранника кое-как приняли, но родных его видеть в своём доме не желали. Неприязни к этому человеку эльфы не скрывали. Когда у молодых дети появились, близняшек все невзлюбили, так как они оказались похожими на отца. В огромном доме девочки получали любовь только от мамы с папой, но родители, когда дочкам было по восемь лет, погибли. Четыре года сёстры терпели издёвки. Не только семейство стало распускать языки и руки — даже прислуга, тёмные эльфы! Светлые эльфы их не выносят, считают, что те должны жить только в том случае, если будут работать на них. Но тёмные и светлые эльфы объединялись в своей ненависти к бедным девочкам, хотя прислуге запрещалось даже отзываться плохо о членах семьи хозяина! В общем, близняшки удрали от этой стаи и попали к нам. А Бруно? Отец его, помешанный некромант, грозился поставить на нём какой-нибудь эксперимент, энное количество раз он приковывал его к столу и пытался изрезать ножом, но вопли слышали соседи и прибегали на помощь. Матери было не до мужа-психопата и ребёнка, она к ним обоим была холодна, ничего не видела, кроме своих книг по искусству призывания. Кларисса…
— Не продолжай, — попросила Джессика. — Я уже убедилась в том, что я бессердечная.
— С чего ты так решила? — удивился Николас.
— Ты же мудрый. Неужели не догадываешься? — Джессика безрадостно усмехнулась.
— Я знаю, что говорю. Так ответь! — он, наоборот, излучал счастье.
— У всех этих людей семейные проблемы хуже, чем у меня. А если по правде, у меня их могло и не быть, я проблемы сама себе создаю, — уверенно начала Джессика. — А меня так раздражают мать и Дерик, я так на них злюсь иногда! Хотя мне стоит радоваться тому, что они у меня такие… нормальные.
— Правильно. А что в них такого, за что они не заслуживают пренебрежения?
— Мать позволила мне вступить в отряд Айрис, — стала рассуждать Джессика. — Она вне себя была, когда узнала о моём решении, и вовсе пришла в бешенство, когда я его осуществила. А между этими двумя моментами достаточно времени прошло, чтобы на меня надавить. Иногда я поражаюсь, почему мать не выгнала меня на улицу. Это было бы отличной идеей — с моей привычкой устраивать пьяные дебоши средств на возмещение ущерба уплывало немногим меньше, чем на еду и на лечение моей младшей сестре. А братья надо мной только посмеивались иногда, но слова плохого не говорили. Вот и всё.
— Очень хорошо, — кивнул Николас. — Пора бы нам теперь вздремнуть.
— Ты мне ничего больше сказать не хочешь?
— Нет. Больше не нужно ничего, — Николас зачем-то чмокнул её в макушку и лёг, заснув прежде, чем Джессика осознала, к чему был этот разговор.
Саму её в сон не клонило. Она посидела немного, попыталась всё осмыслить — всё оказалось слишком сложно, и Джессика решила отложить это на то время, когда, может быть, спадёт сдавливающая напряжённость. Воительница глянула на Теону нечаянно: лицо у неё уже не было опухшим от слёз. Спала она в обнимку с Дашкой — очевидно, пыталась утешить, хотя её саму надо было успокоить, убедить в том, что всё закончится хорошо. С родными отцом и матерью Теоны Джессика не была знакома, но ей представлялось, что они являлись людьми гораздо более приятными, чем её родители. И юная целительница оказалась в семье Винсент. В этом доме никогда не было особого тепла и понимания, к которым, наверное, привыкла Теона — но она смогла полюбить новую семью, и вряд ли слабее, чем родную. Хотя Теона часто навлекала на себя недовольство Анны, причём, по сути, тем, что оставалась самой собой: доброй, наивной, абсолютно бескорыстной девушкой.
В голову вернулась отброшенная мысль, с ней Джессике и предстояло заснуть.
«Вспомни нас! Я прошу! Вспомни, ты любил меня! Несмотря на то, что Джесс, моя сестра, не желала, чтобы мы были вместе. Вспомни тот вечер, ту ночь, ту огромную луну и огни магических источников. Они отражались в наших глазах, вспомни, как было красиво! Мы держались за руки, было прохладно, но в наших ладонях возникло тепло, которое наполняло нас — и мы не чувствовали прохлады. А поцелуи были ещё теплее, вспомни!».
Демон недовольно зарычал. Этот нежный звонкий голос девушки преследовал его целый день. Во время битвы он был гораздо громче и в нём звучало отчаяние напополам ещё с чем-то (с болью, но демон не помнил, как она слышится), он тогда сильно мешал. Инфернальное создание не могло понять и того, что же пытается сказать ему голос.
«Дмитрий! — раздался в голове приказ хозяйки, Артеи. — Спустись в камеру, погляди, как там пленники».
Демон проснулся окончательно. На её приказы силы появлялись сами собой.
В подвале незнакомая девушка опять напомнила о себе, голос становился с каждым шагом всё пронзительнее: «Не отрекайся от нас! Вспомни, через что мы прошли вместе! Демоны, взбесившийся лесной народ, а двумя годами ранее — восстание нежити. Ты вместе со своими друзьями возвратился в Большой Мир, на свою родину, потом вы опять пришли в Альдану, решив остаться здесь навсегда, ведь ты нужен королевству! Все трудности и лишения ты терпел, потому что закончиться они должны победой, над чем победой — воля твоя. Разве ты хочешь, чтобы твоя судьба, которая могла бы стать героической, оказалась столь бесславной? Вспомни, сколько людей верят в тебя! Ты должен сделать то же самое, Дмитрий! Ради жителей всех двенадцати земель Альданы, ради своих друзей, ради нас, ради наших будущих детей! Ради нашей не родившейся дочери, Адели — она ведь с нами, любит нас, переживает за нас, боится за нас, хочет нам счастья! Ты ведь достоин его, заслуживаешь большего, чем провести бесконечную жизнь в рабстве у Артеи и Эвиланы!».
Наконец-то девушка заговорила о ком-то знакомом. Она неоднократно призывала его вспомнить неизвестных людей и неизвестные события, а в памяти демона были только ведьма, Артея и Арджея, Виктор, Меланси, дворец риксов, заброшенный город вокруг него и та самая битва. Он не мог и вообразить, что в его жизни был другой период, тем более не мог предположить, что когда-то (совсем-совсем недавно) был человеком. Ему казалось, он всю жизнь демон, и не мог определить, сколько длится его существование в инфернальном обличье.
Демон вошёл к пленникам. Вроде все спят. Двенадцать кусков мяса, материала для экспериментов. Демон фыркнул и собрался удалиться, но изданный звук разбудил одну из девушек, блондинку с крупными локонами, глазастую, невероятно похожую на Артею.
«Ты пришёл один? По своей воле? Ты узнал меня?» — голос незнакомки теперь звучал отовсюду, окружая демона, проникая в ту часть сознания, которое адскому существу оставила Эвилана.
Голос слишком давил, ничего другого, кроме него, слышно не было. Кроме блондинки, очнулись ещё одна девушка с разноцветными прядями в коротких, выше плеч, светлых волосах и юноша, который был младше девиц на пару лет. Двое последних что-то говорили друг другу, блондинка смотрела прямо на демона, тоже не молчала, но всех этих звуков не существовало — был только странный голос, если бы он замолк вдруг, осталась бы тишина.
Блондинка кинулась вдруг к решётке, протянула руку сквозь прутья, желая, очевидно, дотронуться до демона.
«Подойди ко мне! Может быть, ты увидишь в моих глазах что-нибудь, что тебе напомнит о прошлом».
Судя по всему, настойчивый голос принадлежал этой девушке. Он только злил демона, который по этой причине умертвил бы блондинку, но именно её госпожа приказала не убивать.
«Доверься мне! Я помогу тебе вспомнить. Пойми, будет лучше, если ты вернёшься к нам! Эвилана не тебя ценит, а твои способности уничтожать и разрушать. Ты любишь её, а на самом деле — миф, потому что душу свою она ото всех скрывает. Альдебарги ведь не существует, она лишь выдумка Эвиланы…»
Упомянутое имя демона насторожило. Он его, кажется, где-то слышал.
«Вспоминаешь? Молодец, я знаю, что ты сможешь! Альдебарга, я, Чёрные Гавани — это очень красивый город, хоть там никогда не видно солнца. Там одни серые краски, но всё изящно, красиво, невесомо, тихо. Ты по-прежнему любил меня, вспомни! Ты же возвращался ко мне, для нас исчезал весь остальной мир! Вспомни!»
Надрывающийся голос было невозможно вынести. Демон свирепел, он хотел, раз девице нельзя свернуть голову или порвать горло, просто сделать ей больно, сломать ей что-нибудь, вывернуть руку, сильно ударить — заставить её заткнуться. Не подумав, что блондинку от него отделяет решётка, он бросился на девушку…
По телу разбежались импульсы: необычное, приятное ощущение. Вдруг он увидел огромные зелёные глаза, на радужках их мелькали весёлые блики. Нижние веки опустились, показав всю длину густейших чёрных ресниц, поднялись. В глазах отобразилось что-то новое, манящее ещё сильнее, чем секунду назад. Веки опять сомкнулись, видение пропало, но ощущение усилилось — и не хотелось бы, чтобы оно вдруг пропало.
Это было воспоминание: первый, такой неожиданный поцелуй, которым Теона оделила Диму, тогда ещё не колдуна, а простого парня. Но демон не понимал, что же выталкивала наружу, из плена, его память.
Похожая на хозяйку девушка убрала руки, обнимающие его — импульсы затихли все сразу, демон ощутил, что ему стало холоднее, чем было только что.
«Что? Что ты чувствуешь? Я не враг тебе, и все, кто в этой камере — тоже. Надо не так много усилий, чтобы освободиться от магии Эвиланы. Надо лишь не бояться эту женщину».