— Знакомо, — усмешка Скентии поменяла оттенок, стала горьковатой. — Когда броня образуется, здесь, — он положил руку на сердце, — остаётся то, что тебе раньше покоя не давало. Один лишь отзвук этого, отголосок, тень — но в темноте он растёт и развивается, броня-то свет не пропускает. Когда это становится достаточно большим, то ломает её. Вырываясь из плена, уходит, ты снова заковываешься в металл, но под него успевает залететь маленькая, незаметная частичка новой мысли, которая потом вырастет в большую проблему, сломает броню и впустит следующую беду.
— Ты меня понимаешь? — Файризан чуть заметно улыбнулся.
— Не кажется? — спросил Скентия печально, эта грусть была неожиданной.
— Не обижайся… — пробормотал молодой воин и тут же хотел поправиться, назвав старейшину на «Вы», но элементалист зажал ему рот рукой:
— Не надо. Меня бесит, когда мне «выкают».
— Извини… — Файризан еле удержался, чтобы не договорить»…те».
— Ты же обращаешься так ко мне, потому что я главнее тебя? Уж явно не потому, что мы с тобой плохо знакомы.
— Да, — пробормотал он.
— Не стоит этого делать. Главный я только официально, — Скентия вдруг выпрямился, напрягся. — Я слишком молод, не отличаюсь серьёзностью. Огрехи алхимиков. Вы не виноваты.
— Что? При чём тут они? Впрочем, для меня никакой разницы. Ты мудрый настолько, чтобы быть старейшиной, иначе тебя не назначили бы. Кстати, я считаю, что Совет Чёрных Гаваней выбрал тебя, не спросив мнения народа потому, что мы бы не разглядели в тебе мудрость раньше, чем тебе стукнуло хотя бы лет шестьдесят. Когда человеку всего третий десяток идёт, принято больше обращать внимание на его красоту, манеры и остроумие.
— Все бы так думали, как ты, — он покачал головой, снова усмехнувшись так, как только он умел — тепло и ласково, но, тем не менее, это была не улыбка а именно усмешка. — А вообще ты заблуждаешься относительно меня.
— Может, ошибка не моя, а ва… твоя?
— Нет, просто тебе не всё про меня известно, — Скентия вновь стал холоден, как пару минут назад, даже суров. — Ты мне душу излил, я — тебе. Это остаётся между нами.
Не дожидаясь, скажет ли ему на это что-нибудь Файризан, он удалился в комнату. Полководец ощутил укол, весьма болезненный. Может, старейшина и думал, что ему, Файризану, хватит этой узкой полоски света из приоткрытой двери в зал души красавца, но сейчас у воина было ощущение, будто он только просунул туда голову, а Скентия дверью придавил её.
«Самовлюблённый эгоист, — мелькнуло в мыслях у Файризана. — Думаешь, я приду в восторг от минутного ощущения своей избранности — мистер Ринхафт чуть было не поделился со мной чем-то сокровенным! И ведь в чём-то ты прав, чем-то ты меня купил».
— Ты идёшь? — окликнул его красавец.
Он молча догнал элементалиста.
— Надо ложиться спать, — Дашка, глядя на свои вытянутые руки, лежащие на столе, всё пыталась преодолеть прострацию и подняться в спальню. — Когда встаём, в шесть?
— В шесть уже собираемся, — Томас уронил лицо на стол, приподнял голову: — Вот сейчас пойду, только ещё пять минут посижу.
— Не клонит в сон, — поддержала вялотекущий, но не затухающий разговор Дашка.
Было уже два часа ночи, все, разумеется, весь вечер нервничали, девушки с Ильдой не успевали вытирать со щёк слёзы. Сейчас, к этому часу, многие заставили себя добраться до кровати, не спали только хозяйка, Дашка с Томасом, Тина и малыши — за последнюю неделю дом Ильды превратился в сиротский приют для детей, которых оставили без родителей хранители закона, демоны, эпидемия или эксперимент с переселением душ.
В обеденный зал заглянули два мальчика и девочка.
— Тётя Ильда сказала, что вам надо вздремнуть хоть полчаса, — сообщил один.
— Да, надо, — Томас выпрямился, посмотрел на детей, пытаясь поймать их в фокус. — Мы сейчас.
Ребята не шелохнулись. Колдунья и чёрный маг не торопились выходить из-за стола, Томас только отодвинулся на стуле, Дашка откинулась на спинку, опустив руки вниз.
— Вам завтра, наверное, уже сражения предстоят, — по-взрослому серьёзно заметила девочка. — На поле боя надо быть бодрыми, собранными, по пути вам вряд ли удастся подремать.
— Ты представляешь нас в битве? — произнесла Дашка.
— А как же? Война начинается, разве нет? Ты же не думаешь, что города вам сами сдаваться будут?
— Мы лишаем детей детства, — вздохнула колдунья. — Всё, я — в свою комнату.
Дашка долго ворочалась в постели, и всё это время она слышала шаги в коридоре: Ильда ночью так и не сомкнула глаз.
Прощание вышло ещё хуже, чем предполагали. Тяжело было оставлять Джессику, Теону и хозяйку дома, да и к детям привыкнуть успели. Кто знает, суждено ли им всем увидеться снова?
— Береги Джессику, — Томас, обращаясь к Ильде, судорожно сглотнул, посмотрев на воительницу, у которой отняли возможность проявить себя в боях. — Она может сбежать или ещё что натворить. Пожалуйста. Алекс не перенесёт, если она погибнет.
Джессика пока стояла в стороне, исподлобья уставившись на всех. Лицо и взгляд её были без какого-либо выражения, теперь она ещё больше была похожа на неживую.
— Ты о себе думай, не забывай, — сквозь слёзы проговорила вампирша. — Вижу, ты к самому себе равнодушен стал, это перебороть надо, прошу тебя! Слышишь, ты обязан вернуться с войны, обязан!
Томас отскочил назад, когда она захотела обнять его.
— Это моё дело!
— Следите за ним, — Ильда оглядела остальных, медленно поворачиваясь. — Кларисса, Дарья, Алекс, Элли, вы с ним в одном полку, присмотрите за ним, пожалуйста! Ивар, ты тоже!
Мальчик, выбравшись из объятий рыдающих детей, отчётливо произнёс:
— Я обещаю!
— О, Ветры, Ивар, кажется, рад войне, — обомлела Дашка, хватая за руку Николаса.
— Каждый ребёнок хочет почувствовать себя взрослым и важным, — изрёк полководец. — Сейчас ему это ощущение дали. Может, это и к лучшему, что он воспринимает это так легко.
— Скоро это превратится в ожесточённость, — Дашка жестом поманила к себе мальчика, пора было уходить.
— Не все переносят кровавый опыт сражений в обычную жизнь, оставляя себе только некоторые приёмы, но не привычку их применять. Ивар, как ты? — Николас потрепал по голове юного мага, подошедшего к ним.
— Не делай так! — воскликнул мальчик, стряхивая с себя его руку. — Я в полной головой готовности! — Ивар занёс руку над головой, в кулаке блеснула ледяная молния, которая ударилась о землю, взорвавшись, в воздухе стала кружиться и падать ледяная крошка — будто снег пошёл.
Маленькие сироты, открыв от изумления рты, замерли и прекратили реветь, потом, представив, наверное, как такие молнии будут выбивать противникам мозги и пронзать насквозь грудную клетку и как такая магическая сила будет превращать людей в глыбы льда, возобновили.
Прощание закончилось.
К шести утра улицы Чёрных Гаваней были полны крови хранителей закона и демонов, которые пытались остановить направляющийся к месту сбора народ.
Дашка пыталась не думать о том, что известие о начале восстания уже расползается по Лейшарду. Наверняка против них пошлют куда более сильное войско, ведь лучшие чёрные маги, чей взмах руки может вызвать огненную волну, способную уничтожить сотни людей, не на их стороне.
Она двигалась, не отпуская руку Ивара. Мальчик, наконец, рассмеялся: