Мужчину ждало разочарование. Дочка росла не пухленьким розовощёким ангелочком в кудряшках, а тощим болезненным созданием, по дому беспрестанно носились лекари. Демонстрировать друзьям оказалось нечего, да если бы и являлась Тецарра картинкой, удовольствия хвастаться чудной девочкой он оставался бы лишён, ребёнок поражал нелюдимостью, к гостям силой не вытащишь. Общий язык с мамой у неё был. Женщина и обращалась к маленькой Тецарре по-особенному — Ли, уменьшительное от Линеары. Если сердилась — Лин. Дочь не доверялась ей, зато приходила, когда становилось плохо или страшно. В такие часы мама не утешала, не успокаивала малышку словом. Она лишь сажала её на колени, и две леди, совсем маленькая и среднего возраста, сидели в обнимку, пока не настанет новое время суток.
На двенадцатом году девочки мать сбежала от отца после неслабого скандала. Дориан поднял на супругу руку, женщина не собиралась ждать повторения. Тецарру госпожа Рахона намеревалась забрать с собой — муж помешал. Случилось несчастье семью месяцами ранее: обнаружились в угрюмой дурнушке способности в алхимии. Преёмница семейного дела папаше нужна была. Нерадивая жена с умницей-дочкой подъезжали к порталу, когда их догнали отцовские слуги и увели ребёнка силой, наградив мать парализующими чарами. Женщина кричала вслед, что заберёт девочку. Тецарра два года жила этой верой.
Она не получила никакого известия, сообщения, послания. Мама перебралась в Адельтию, в город Миарту, славящийся преобладанием человеческого населения. Связь между эльфийскими землями и остальными территориями Альданы нарочно не налаживалась. Информация извне поступала исправно, а во внешний мир просто никак не передавалась. Бросить на некоторое время дом, чтобы явиться за Тецаррой, являлось тогда затруднительным — у женщины появился сын от нового мужа, оставить было не на кого, так как супруг много и далеко работал. Только мальчик обрёл достаточную самостоятельность, чтобы целыми днями существовать без опеки — мать обездвижила болезнь.
Стремление изучать алхимию у Тецарры, на беду девочки, пропало, стоило ей узнать, что одна из лабораторий в отцовском распоряжении находится на месте деревни, по его приказу же и разрушенной. Наука оставалась интересной, принципы запрещали постигать её глубже. Где большая алхимия — там зло. Знаний, уже наличествующих у дочки прихлебателя короля тогда ещё Мартина, ей хватало. Она эликсирами красоты подправила себе внешность, могла готовить лечебные и кое-какие другие зелья. Если очень уж хотелось постичь что-то неизведанное — Тецарра не отказывала себе, папаша от активности доченьки пребывал в восторге.
Вызовом со стороны девушки было поступление на факультет не алхимии, а чёрной магии. Отец, презиравший дочь, заявлявший девочке о её полнейшем ничтожестве, оскорблявший, лупивший по щекам до тех пор, пока она не превратилась неожиданно в предмет гордости, опять потерял причину относиться к ней лояльно. Тецарра отвечала ему взаимностью, познакомившись с Теоной Винсент: Фривелл, проклятый Фривелл, сровненный с землёй по прихоти Дориана. Целительница, не подозревая, напоминала об отце, чудовище, державшем в страхе родного ребёнка и доводившем до отчаяния жену. Случайно вышло, что начинающая ведьма выведала, в каком поселении родилась Теона и жила бы, не возжелай папаша собственной лаборатории. На священницу заполняли какой-то документ, задавая вопросы и записывая ответы. Требовалось знать и место рождения. Факультетская староста как раз проходила мимо кабинета, где оформлялась бумага, и услышала.
О родителе Тецарра упоминала так же, как он воспринимал её: не личность, но нечто, из прямейших родственных связей с которым можно извлечь пользу для себя. «Дочь главного королевского алхимика» — звучит!
Отец отомстил ей не за это — за надежды, не оправдавшиеся, за оказавшуюся напрасной необходимость терпеть возле себя мерзкое существо, сперва пищащее и кричащее, потом чихающее, кашляющее и в силу детской любознательности сующее вечно распухший и покрасневший носик во все открытые двери, дверцы и ящики, непременно что-то ломающее. Оно подпортило жене красоту: после родов женщина располнела. Оно перепортило килограммы ингредиентов в алхимической лаборатории, чтобы потом отказаться от алхимии. Из-за него к Дориану испытывали сочувствие вместо зависти. Мужчина решил избавиться от девчонки, спихнув её принцу. Хоть связи укрепятся.
Молодая жена нашла силы выйти из опочивальни к обеду, заставив себя прихорошиться — теперь не подумать было, что Тецарра полночи плакала.
В трапезном зале она увидела Эзарию. На его лице явственно отображалось отсутствие сна. Оставив высказывания на время попозже, супруга села напротив. В усталых васильковых глазах красавца явственно отображалось извинение.
Прислуга внимательно следила за обменом выражениями глаз пары. Тецарра представляла, что смотрится сейчас мегерой, злость маскировалась плохо ввиду отсутствия желания сделать это. Принц же словно переживал из-за своей отлучки и того, что заставил жену терзаться.
Аппетита у Тецарры хватило на два блюда. Слуги раздражали неимоверно. Она недолюбливала их давно, ещё при матери. Все люди из королевского окружения с семьями имели в замке свои покои: он огромен, сюда может въехать население двух небольших деревень и тесно им не станет. Дориан исключением не был. Ему предоставили две башни, одну — жене с дочкой. Лакеи, дворецкие, служанки, горничные — все всех обсуждали, за спиной посмеивались, создавали по десять сплетен в день, благо персонажей было полно. Про Тецарру говорили: папа её не алхимик, супружница нагуляла невесть от кого, вот и не выносит Дориан эту шавку. Как они девочку называли, пользуясь тем, что отцу безразлично состояние дочери! Крыса, мразь… Мама, обозначенная ими потаскухой, знала по слезам Ли, но справиться с обнаглевшей прислугой не могла.
Про Чезигеров тоже разносили слухи — всех авторов новый король выгнал. Тецарра, с шестнадцати лет не ступавшая в замок (в семейном особняке жизнь без осевшего при дворе папаши прекрасна), видела сплошь незнакомые лица. В них равнодушия, увы, было не больше, чем у их предшественников.
Она вылетела в сад. В самом укромном месте, сохранившемся в памяти с детства, работал садовник, милый пожилой человек, поздоровавшийся и продолживший подстригать кусты. Тецарра вернулась на главную аллею, прошла назад, ища дорожку к любимой беседке, боле досягаемой, чем тот уголок.
— Я так и не пожелал тебе доброго утра, — Эзария протянул ей букет альрексов, чёрных с синими и фиолетовыми полосами — как волосы жены.
Дочь алхимика потёрла ушибленное при столкновении плечо.
— Мне придётся скоро покинуть Зальван ненадолго. К сожалению, тот, с кем мне надо было решить этот вопрос, был свободен во второй половине этой ночи, — принц не опускал цветы. — Правда, но ты вряд ли поверишь.
Как ни странно, он не врал. Тёмный священник Аорна Бларис Марантелла вёл ночной образ жизни. Помочь принцу попасть в Рицию он согласился сразу. Саэлис перед свадьбой сообщила Эзарии, что Теона поправляется и вчера первая заговорила с одной из лекарш больничного крыла (до сих пор она лишь отвечала на вопросы). Это означало: до её с Томасом похода в царство мёртвых времени чуть, значит, и принцу пора торопиться. Аорна после встречи с Чезигером взялся уведомить духов, чтобы готовились к появлению гостей.
Тецарра рванула к себе букет. Несколько лепестков и листьев осыпались.
— Твоё дело… дорогой, — с сарказмом добавила она обращение.
— Радость моя, да я тебя переоценил! — воскликнул Эзария.
— Я лишь обезопасила мероприятие, — проронила Саэлис. — Наш неповторимый Людвиг, конечно, нереально наивный и глупый, но пара уточнений, которые я потребовала от него, гомункула удивили.
— Каких? — принц, листавший фолиант из королевской библиотеки, швырнул ценность на пол. Часть пожелтевших страниц отделилась от книги.
— Нет ли точной даты отправления в тёмное загробное царство и кого Томас с Теоной берут в сопровождающие, — девушка отодвинулась в просторном кресле подальше от разбушевавшегося Эзарии.
— Дура, — оценил её умственные способности некромант, вытаскивая с полки книжного шкафа следующий фолиант. В свой кабинет в скрытом крыле он перетащил всю литературу, касающуюся Риции — даже в королевской библиотеке было не так её много.
— А что мне надо было делать? — заныла студентка.
— Присмотреться и понять, действительно ли он тебя заподозрил, — книгу, находящуюся в данный момент у него в руках, Эзария едва не испортил так же, как и предыдущую. — Даже если да, то надлежало воздержаться от зелья забывчивости.
— Людвиг мог поделиться опасениями с хозяйкой.
— Невелика разница — сам скажет или девчонка убедится в его провалах в памяти и догадается, что её любимец впутался во что-то, — парень пристроил книгу на письменный стол и принялся собирать с пола части первого фолианта, перекладываемые за неимением свободных плоских поверхностей, принадлежащих мебели, на подоконник. Кабинет пребывал в постоянном беспорядке после превращения его в читальный зал будущего гостя Риции. Библиотечные редкости девать было некуда: шкафы и так практически забиты, принц еле распихал по ним меньше половины книг (все как одна толстенные). Остаток, не обретший нормального вместилища, лежал невысокими башнями на письменном столе, софе, кресле (их было два, но одно занимала девушка), кофейном столике. — Людвига можно было уничтожить. После соответствующей обработки гомункулы, кажется, превращаются в некоторое количество какого-нибудь вещества? Вот пополнила бы запасы алхимических лабораторий Академии, — съехидничал Чезигер.
— Будет с него пол-литра зелёного спирта, — расстроенная Саэлис восприняла его слова буквально. — Я же умею определять, по какому принципу какой гомункул сделан, это понятно по поведению и кое-каким внешним чертам.
— Алхимии меня жёнушка научит, если потребуется, — хохотнул Эзария. — Я знаю единственный рецепт яда, до сих пор было достаточно.
— Часто пользовался? — буркнула девушка.
— Только раз, — оскалился некромант.
В двенадцать лет он специально для того случая приготовил его, потратив немало часов. До того дня в алхимических лабораториях мальчик брал готовые зелья, их делали ему на заказ. Яд, который Эзария хотел предложить матери, заказывать было опасно: как поднимется шум вокруг смерти Ремальды Чезигер, известной своей авторской стихийной магией всех четырёх типов, обязательно всплывёт факт заказа её сыном отравы.
Вся любовь Ирвинга доставалась жене. Мать воспитанием ребёнка практически не занималась, с этим справлялся отец. Точнее, он нанимал сыну учителей, приобретал всё, что требовалось мальчику для развлечений. Увидев радость в глазах сына при виде новой игрушки (лет с семи ими служило настоящее оружие), осведомившись об успехах Эзарии в учёбе, Ирвинг возвращался к супруге. Раз в неделю мужчина приводил любимую в покои отпрыска, просил его похвастаться достижениями за протёкшие семь дней, будто посторонней показывал мальчика. Видел будущий принц мамашу за столом, во время нелепых этих визитов да редчайших семейных прогулок. Спасибо прислуге, он имел отличное представление, как балует благоверную Ирвинг. Эзарии надоело. Ревность, зависть и эгоизм толкнули на ужаснейшее преступление. Мальчика не заподозрили — своим превосходством Ремальда многим мешала. Расчёт оправдался, сын потонул в отцовском обожании.
— Как теперь быть? — вопросила Саэлис, некромант вздрогнул. Ему показалось, девушка догадалась, о чём он думает.
— А? — не сразу включился в реальность парень.
— Если выяснят, что в Людвиге три дозы зелья, что предпринимать?
— Скорее «когда», чем «если». К тебе с обвинениями вряд ли сразу придут, успеешь расправиться с болтуном.
— Дарья, Лори, — из замка вышла Тина.
Ведьмы стояли на балконе, у перил. Занятия закончились, а на улице была такая чудесная погода, тёплая с лёгким ветерком, что первокурсницы решили помедлить с возвращением в дом.
— Да? — Лорианта повернулась, следом за ней — Дашка.
— Людвига кто-то закрыл в маленькой гостевой спальне, — пробормотала девушка, стараясь донести новость аккуратнее, поэтому говорила она медленно, обдумывая фразы. — Парень не помнит, кто, у него безумный взгляд — у гомункула, не у человека, сделавшего это, — он заладил, что «боится её» и что у него внутри пустота ощущается и ему жарко.
— Нет, — ахнула сирота, зажав рот ладонью и мотнув головой. Дашка с Тиной уставились на неё в испуге, молча требуя пояснения; Лорианта не промедлила: — Гомункулы так умирают.
— С ума сходят? — не поняла Тина. — В заведении, где преподаватели счастливы, когда на турнирах едва не погибают сами и чуть не убивают противника, где профессора страдают паранойей и вливают в студентов сыворотку правды литрами, впечатлительным натурам сложно сохранить здравый рассудок.
— Ощущения, которые описал Людвиг — признак приближения смерти, — девушка вытерла первые слёзы.
— Мы же после занятий собирались нести его в лабораторию, там всё скажут. Может, его спасут, — обнадёжила Дашка. — Надеюсь, ты не выпускала его? — спросила колдунья приятельницу из банды.
— Он так умолял! — прозвучало оправдание.
Беззвучно выругавшись, избранница Миротворцев двинулась в невидимое убежище. Нащупав дверную ручку, она рывком дёрнула, поднялась на толстые перила — порог здания был на их уровне — и скрылась в глубине.
Тут чередовались этажи с комнатами и проходными залами. Коридоры Дашка преодолевала на высокой скорости, в залах, не замедляясь, заглядывала за и под все предметы мебели. Скоро её догнали Лорианта и Тина, поисковые метания стали интенсивнее. Передышка выдалась с появлением в обыскиваемом зале на четвёртом этаже Клариссы, прижимающей к себе дрожащего Людвига.