— Мы изменим всё, — вещала ведьма, — через полгода в Магической Академии откроют факультет нашей новой науки. Магия разума перестанет быть тайным знанием колдунов, вынашивающих планы завоевания власти над королевством, грязным делом, прерогативой негодяев. Каждый сможет из любого человека сделать существо с характером и привычками, угодными ему.
— Тогда королевство сойдёт с ума! — возразили ей. — Это будет полное беззаконие!
— Существует рабство, Доример, — Фаризе здорово напугала мужчину, обратившись к нему по имени. Первая мысль, охватившая его: за мной следили. А госпожа просто запоминала, как кто при ней кого называет. Такая мелочь — а как действует!
— Но в настоящее время оно отменено, — вопросительным тоном обратил её внимание алхимик. С утверждениями госпожи ему показалось разумным соглашаться, по крайней мере, пытаться их принимать. Даже для самых бредовых заявлений она, очевидно, находит основания. Из них и будет состоять идеология нового Шекогана, непонятная непосвящённым.
— Ирвинг собирается узаконить рабство? — предположила коллега Доримера.
— Пока нет, но можно заставить, — многозначительно сказала повелительница. — Кто самый влиятельный в жизни нынешнего короля человек?
Послышались отдельные возгласы: «Принц Эзария!», «Младший Чезигер!» и «Его сын!».
— Именно так, — кивнула Фаризе. — Но на принца тоже можно повлиять, это в силах единственной особы. Той, которую он любит. Сестра моей воспитанницы, Теона Винсент. Правильно назвала? — тихо спросила она Шаки, удивлённую последними фразами наставницы, та шёпотом подтвердила правоту. — Один мой сторонник, Оливайдер, сообщил мне, что принц намеревается так подправить ей сознание, что она сама в него влюбится, навечно и крепко. В таком подневольном состоянии леди будет невероятно вменяема. Если моя воспитанница попросит её передать принцу, чтобы тот убедил отца восстановить рабство, то оно в Альдане появится.
— У принца может не получиться! — усомнился кто-то из фанатиков.
— Ему помогут, если с первого раза опыт не удастся. Ещё один мой сторонник, Альмераг, учится с ним на одном факультете. Он-то поддержит.
Шаки заверение покоробило. Среди молодых людей, весёлых, жизнерадостных, коими полна Магическая Академия, есть предатель, в свободное от учёбы время нападающий на горожан, чтобы заставить их принять веру повелительницы духов. Юная ведьма обожала Фаризе, но её сторонники вызывали стойкое отвращение. Себя она к ним не относила. Их поклонение ей нравилось, но не они сами.
— Итак, рабство вернётся, — напомнил о первоначальной теме речи госпожи фанатик из дальних рядов, — что дальше?
— Все, кто освоит нашу благородную науку, смогут, покупая рабов и преобразовывая их разум, окружать себя теми, кто им нравится. Это такое успокоение, вы не представляете! Никакого раздражения, никаких вспышек гнева!
— Надеетесь сделать жизнь лучше и добрее? — хмыкнул алхимик покойного Дориана.
— Да, — несмотря на сарказм, ответила Фаризе. — Вероятно, вам повезло с семьёй и коллегами, вы оценить не можете.
— Рабов тогда должно быть больше, чем людей, — сообразила какая-то сторонница.
— Не забывай, что в рабство можно отдавать преступников. Несколько веков назад это было распространено, и от этого все только выигрывали. Страх столь ужасного наказания был действенным средством для поддержания порядка.
— Вас послушать, так вы захватили Шекоган исключительно из-за стремления обеспечить народу Альданы безбедное существование, — съязвил мужчина, также не являвшийся приверженцем госпожи.
Фаризе указала на него пальцем — из-под ногтя вырвалась голубовато-белая молния, поразившая алхимика. Он упал замертво. Все хором вобрали в себя воздух, задержав дыхание на пару мгновений.
— Отныне так будет с каждым, кто вместо того, чтобы уйти из Шекогана в силу несовпадения собственного мнения с моим, будет злословить в мой адрес, — отчеканила ведьма, в её голосе звенели льдинки. — В каждой лаборатории будет по человеку, следящему за тем, что вы все говорите. Я уже знаю, кого назначить, но скажу позже. У всех, кто служил мистеру Ласкаро, ещё есть время, чтобы определиться, оставаться и в Шекогане или искать другую работу. А сейчас, — она выдержала паузу, в течение которой все сторонники замолчали, приготовившись впитывать слова повелительницы, — идите за материалом для опытов! Хватайте бродяг, нищих, освобождайте тюрьмы от заключенных — давайте мы очистим город от всякого сброда! И не обделяйте вниманием тех, кто будет пытаться вас остановить, — хохотнула Фаризе, когда на площади уже замелькали вспышки телепортаций.
Ученица госпожи хотела затрясти головой или потереть глаза — лишь бы галдящее человеческое море исчезло. К этой странной и страшной культуре она приобщаться не желала. Значит, надо надеяться, что всё стерпится. Фаризе ведь не заставляет её.
Переживания юной колдуньи женщина, по-матерински прижимающая Шаки к себе, чувствовала. Повелительницу духов они веселили. Идеальная девочка. Любит сама себе устраивать ловушки по её подсказкам. У Фаризе с ней и интерес один общий нашёлся: обе жаждали смерти Дориана Ласкаро. Хорошо, что они встретились и сдружились, точнее, сдружилась Шаки, а женщина оценила её способность к магии. Увлечение тёмными видами колдовства когда-нибудь погубит девчушку в прямом смысле. Наверное, что к лучшему: умрёт, не успев разочароваться в наставнице или оказаться преданной ею.
— Я, наверное, раньше была боевым магом. Ты мне рассказываешь сейчас про войну, и я очень живо представляю себя с посохом, от ударов которого в гуще вражеской армии мечутся цепные молнии.
— Как думаете, нас воевать заставят?
— Откуда такая мысль?
— Так все твердят, что нужно больше жертв.
— А я всё-таки помню, каково это — убивать в день по десятку человек.
— Ты так спокойно об этом рассуждаешь!?
— На поле боя рассуждать, кажется, некогда. Думаешь, как бы рассчитать силы, чтобы они не вовремя не закончились. Какие заклинания удобнее. Ещё случается: над местом сражения проплывает в небе поток Великого Ветра, и ты у него просишь прощения и помощи одновременно.
— И ты видишь себя, смотрящую вверх?
— Да, и вспоминаю, как тогда плакать хотелось.
В углу камеры материализовалась женщина, хорошо всей компании знакомая. Она являлась сюда регулярно, иногда не одна. Если приводила людей, то все перемещались в лабораторию. Сначала парням и девушкам давали выпить что-то, от чего они засыпали, приходя в себя уже в камере. Спустя какое-то время с ними стали беседовать, и такие события происходили всё чаще и чаще, а странные погружения в сон — всё реже. Наступил момент, когда отвечать на задаваемые вопросы сделалось совсем трудно: или на ум не приходило ничего путного, или смысл слов собеседника наотрез отказывался пониматься.
Джарома с недовольством оглядела компанию. Настороженные, взволнованные, сразу зажавшиеся, притихшие — не такими подопытные пленники должны были быть сейчас. Состояние, кажется, даже стало ещё хуже: в глазах всплыла лёгкая неприязнь. Только девчонка из Великой Троицы, Элли Винсент, о чём-то задумалась.
— Вы, полагаю, догадывались, что держат вас здесь не просто так и не потому, что за преступление вы приговорены к лишению свободы? — не поздоровавшись, начала Джарома.
— Нам предстоит с кем-то биться? — поинтересовалась неуверенно девушка, которую звали Хельдеарой.
— Можно и так выразиться, — на секунду женщина насторожилась. Пленница явно надеется на отрицательный ответ. Потом фанатичка решила, что вопросу стоит обрадоваться. — Как догадалась?
— У Элли предчувствие. Она вспомнила, как участвовала в какой-то войне, и решила, будто из нас хотят сделать воинов.
Упомянутая волшебница вздрогнула.
— Нам надо заранее выразить сожаление по этому поводу, — пробормотала Элли. — В бою чувство вины перед предками отвлекает. Я участвовала в доброй сотне побоищ, по-моему.
Такое заявление категорически Джароме не понравилось. Возвращение памяти — худшее, что может случиться с подопытными. Гнев Фаризе — ещё наименее печальное последствие такой катастрофы. Женщина собиралась натравить волшебницу на Шаки. Теперь Элли может узнать младшую названую сестру. Конечно, не исключены другие варианты избавления от малолетней дурочки. Но готовилась Джарома именно к этому! Самый простой способ — нет надобности самой марать руки. А объяснить госпоже столь неприятные перемены в поведении Элли Винсент можно очень просто: «Откуда мне знать? Не я одна над ними работала, опросите всех!». А остальные, если к ним предъявляет претензии леди Беалинта, теряются и впадают в панику — то есть выглядят так, будто и впрямь их вывели на чистую воду.
Отравить? Подлить в питьё или подсыпать в еду яда — затруднительное дело. Джарома с Шаки нигде не пересекается, проклятое молодое дарование фанатиков недолюбливает. Как Фаризе только позволяет ей такое отношение?
Воспользоваться услугами наёмника? О девчонке слишком пекутся. Но попробовать стоит, и встаёт новая проблема: где бы найти… В этих делах Джарома осведомлена не была, спросить не у кого. Значит, пока Элли будет использоваться по назначению.
— Вам предстоит помочь сторонникам госпожи Фаризе Беалинты, повелительницы духов, — процедила женщина.
— Она хочет напасть на какой-то город? — принялась допытываться волшебница.
Какая тебе разница!?
— Нет. Нам в лабораторию нужны люди. Кто-то же должен их отлавливать.
— Мы будем отлавливать людей?
— Запомни!!! — Джарома влепила ей пощёчину. — Приказы госпожи, — (удар по другой щеке), — не обсуждаются! — напоследок она расквасила чародейке нос.
Радикальных воспитательных мер хватило, чтобы остальные пленники сделали вид, будто они готовы к выполнению задания и их хоть сейчас можно забирать из камеры и сдавать сторонникам.