— Эзария собрался лишить принцессу здравого ума. Считай, убить, — зачем-то сказал Томас.
— Мы ведь переубедим его, — прошептала волшебница.
— Ни я, ни кто-либо из профессоров этого сделать не сможет, — колдун покачал головой. Он подумал было, что Теоне, вероятно, удалось бы повлиять на него, но это было лишь ощущение, поэтому некромант закончил: — И ты не сможешь.
— Надо пытаться.
В ней пульсировало отчаяние, поразительно тихое и скромное. Зачем ей выражать его громко? Настаивать Теона не умела, показывая мысли и переживания только для того, чтобы окружающие знали: они у неё есть. Жить для других хорошо, пока другие такие порывы ценят. Когда их начинают требовать — трагедия, ведь приходится признавать: в этом люди плохи, а подобные выводы являются для тех, кто превратился в один большой порыв, медленным ядом.
Томас бы утешил её, пожалел, подбодрил — только не знал, как. По сути, она сама виновата, сама приняла такую жизнь, но не упрекать же Теону за доброту, за искреннее стремление помочь всем, за нежелание признавать зло!
— Давай найдём его и постараемся уговорить, — она умоляюще посмотрела на мужа.
Теона даже не поднимала никогда голоса.
— Пойдём, — сдался некромант.
Единственной душой в замке оказался тот же Левимус. Парень в холле первого этажа развлекался тем, что с помощью магии придавал пламени всех факелов очертания то себя, то Эзарии. Не забыв о приказе хозяина, призрак решил компенсировать злостное невыполнение роли проводника подробными сведениями насчёт того, куда отправился принц и как туда добраться. Когда он закончил с меланхоличными интонациями и возобновил творческое занятие, Томас начал приходить в себя после шока от услышанного, молодому человеку понадобилось на это около минуты, Теона просто не воспринимала все страшные известия сразу в полной мере.
— Бежим, — некромант схватил, не глядя, руку жены, стоящей сбоку.
Грашмайл от этого Города располагался на расстоянии пары километров, и путь стелился через места, относительно безопасные. На двух смертных, несущихся, спотыкаясь и не давая себе хоть раз перевести дух, умершие смотрели с любопытством, остановить не пытались. Если удирают — значит, кто-то им уже сделал плохо.
В жерле вулкана лава была спокойна, такая же, как поверхность озера, в центре которого он высится. Стоило Эзарии наклониться над ней — наполнившаяся склянка на шее лопнула. Осколки несильно ранили шею и лицо, брызги обожгли. Неприятные ощущение испугали, принцу показалось, он сделал что-то не то, и парень отпрянул. Вдобавок у него побаливала кисть из-за слишком частых пощёчин, которые Эзария был вынужден давать Даниэле: девушка в лодке очнулась и принялась буянить.
Принцесса, рухнув на землю, съёжилась и заслонила лицо. Бедняжка поскуливала, её трясло. Некромант глянул в жерло ещё раз. На поверхности лавы стало проявляться лицо Лотера Антиоры, Основателя, которому Эзария выплатил странную цену.
— Ты немного струхнул, — усмехнулось изображение. — Впрочем, твои предшественники, лишаясь кулона, тряслись сильнее, особо невезучие даже не удерживали равновесия и падали в жерло. Ты же вполне уверен.
— Я свои достоинства знаю, — осадил его принц. — Говори по существу.
— И ты нахал, — добавил Лотер. — Ты лучше своего отца.
— Знаю и это. Не позволил бы я столько лет себя дурить, как мой папаша допускает. Заканчивай распинаться, переходи к делу. Или ждём кого-то? Не сулят, как правило, ничего хорошего комплименты от злодеев, подобных вам, особенно если они уже мертвы.
— Будь повежливей! — напомнил о своём превосходстве Основатель. — Может, мне захотелось поболтать, и ты будешь радовать меня беседой, сколько мне нужно.
— Что вам ещё угодно знать, господин Антиора? — протянул с нарочитой учтивостью Эзария.
— Не планируешь ли ты убить Ирвинга и надеть корону раньше, чем полагается?
— Мне всё равно, попаду ли я на трон, или нет. Не будь леди Сагрена тем, что объединило и удерживает вместе Теону и младшего Дьюри, я бы допустил, чтобы она правила Альданой вместо моего отца, — хмыкнул парень.
Лавовое лицо скривилось.
— Уже разочаровался во мне, не так ли? — хохотнул он.
— Обращайся ко мне, как положено, — голос Основателя сделался стальным. — Если мой ответ окажется положительным, тебе же будет хуже.
— Извините, — процедил Эзария.
Он ознакомился с рядом историй о том, как Основатели принимались манипулировать людьми, рискнувшими попросить их о чём-либо в обмен на мечту, дар, место или нечто родное, небольшим только потому, что безумцев, решающихся на такое, было ничтожно мало, жалкие десятки. Любой дух Риции, в том числе и дух Основателя, надеется навсегда вернуться в мир смертных, вселившись в кого-то, и при первой возможности будет добиваться этого через живого человека. Но хамить не стоит, пожалуй, Лотер прав.
— Когда вы начнёте? — осторожно поинтересовался принц.
— Хоть сейчас! — Основатель мгновенно смилостивился. — Даниэле надо всего лишь прыгнуть ко мне.
— В жерло?
— Да. Выйдет юная Сагрена, созерцая всё глазами одного из нас, называемых всеми злодеями, а друзья наши будут подсказывать ей, о чём думать и что делать.
— Мне самому её туда столкнуть или дождаться, когда она сама сбросится?
— Разницы нет. Возможно собственноручно отправить Даниэлу в жерло доставит тебе удовольствие, зачем же себе в нём отказывать?
Девушка, кажется, поняла: речь ведётся о ней. Вечно влажные из-за постоянных истерик потрясающие глаза стали суше, заявляя о проснувшейся решимости избежать участи, ещё более ужасной, чем достававшиеся ей в галлюцинациях. Вскочив, она помчалась вниз, к пирсу, изловчившись уклониться от энергии оглушающих чар, сгусток которой полетел следом за ней От следующей атаки она уже не спаслась — магия настигла её у самого берега, принцесса растянулась на земле в полуметре от лавы.
— Даниэла! — закричала на той стороне Теона: она с Томасом как раз подоспела.
Дочь покойного короля подняла лицо, покрывшееся грязью и ссадинами. Она видела супружескую пару в стаде мерещащихся чудовищ, понимая: эти молодые люди намереваются помочь ей.
В плечи вцепился Эзария, хотел рывком заставить встать, а Даниэла лишь завалилась на спину. Разъярённый некромант наотмашь ударил её по щеке в очередной раз.
— Перестань! — продолжала надрываться священница, которую духи не подпускали к лодкам, как и Томаса. — Эзария, она же не заслужила ничего этого! Её кинул здесь отец, нам приходится вызволять — почему Даниэла должна расплачиваться за выходки Мартина?
— Судьба такая, — передразнил парень волшебницу.
— Проклятье, Чезигер, ты же любишь Теону! Не делай её этим поступком несчастной! — выпалил Томас и осёкся.
Наверное, жена не ловила себя на мысли, что превратить Даниэлу в искалеченное морально существо Эзария вознамерился из-за неё. Томас волшебницу силой возле себя не удерживал, собственные идеалы запрещали ей дарить любовь принцу.
— Ты о чём? — хмыкнул сын Ирвинга.
Ответил колдун, обращаясь не к Эзарии, а к жене:
— Из-за твоих убеждений Даниэле грозит смерть.
Это вырвалось непроизвольно. Он собирался придумать что-то менее грубое, да ему казалось: принц в любую секунду может сделать с девушкой, что планировал, и уговаривать надо быстрее.
Жестокого красавца произошедшая трагедия длиной в считанные секунды нисколько не тронула в первые мгновения. Когда Теона рухнула сначала на колени, потом — ничком, зарыдав тихо, но содрогаясь, будто в конвульсиях, он почувствовал, как из груди быстро уходит воздух.
Ниорика, Джесс и Дашка стояли у перил галереи, соединяющей две башни замка чернокнижника. Отсюда можно было любоваться панорамой Бесталона, этому занятию девушки предавались уже примерно час: встретили изумительный малиновый закат и наблюдали за ночным городом.
Неожиданно плавающий над Дашкой огонёк, память Теоны о ней и остальной компании, засветился ярче и от него повеяло теплом. Подруги только удивились — оно стало усиливаться до тех пор, пока не превратилось в немилосердную жару.
Девушка-гомункул беззвучно выругалась, вытирая пот с лица. Вероятно, жара ей вредна, в искусственном организме могут начаться нежелательные процессы. Джессика разволновалась по другому поводу, первой сообразив, что значит это явление: