Осень наваливалась как дневной сон — затягивало в серую мглу, но долго не наступало разрядки, холода. Не было привычного перехода как у нас. С океана иногда тянуло чуть ощутимой сыростью, и ветер становился все неприятнее и неприятнее, но место для города, все же, было выбрано удачное — на холме, не далеко от залива. Солнце выходило на пару часов и снова небо затягивало стальными тяжелыми облаками, а потом заволакивало так плотно, что часам к шести было невозможно находиться на улице — было ощущение, что время клонится к закату.
— Твоя картошка стоит у меня в пояснице, Элиза, — жаловалась Клер. — Спина болит так, что утром встаю буквой «Г».
— Работа возвышает, детка, — да, урожай при уходе и поливе родился богатым, и мы третий день выкапывали овальные белые клубни, сушили на грядках, как наша треклятая директриса, а вечером собирали в мешки и переносили в дом.
— Над здравым смыслом? Над чем может возвышать тяжелый труд?
— Над мыслями.
— Хоть бы поделилась парой, а то у меня пока только одна — в какую сторону бежать.
— Заметь, это твоя идея была — посетить «Град на холме». Я бы сейчас сидела на диване скрестив ноги, ела фисташки, или купила бутылку Мерло и смотрела «Как я встретил вашу маму».
— Не ной, копай, — Клер разогнула спину и посмотрела на меня внимательно. — Куда нам столько?
— Часть мы спрячем в схроне. Мы подготовили его с Барбарой. Он в паре километров от сюда. За пару раз унесем. Часть уберем в подполье, а третью часть продадим…
— А, точно, в паре станций отсюда есть колхозный рынок! Мы продадим картофан и купим билет в наш прекрасный старый мир? — Клэр не успокаивалась, и продолжала меня шпынять.
— Ага, и свиную голову. Купим.
— Зачем?
— Чтоб ты ей долбила мозг, а то мой уже перегрелся. Если у тебя есть идеи лучше, озвучь. — Клэр, я не перестаю думать про тот «нехороший корабль»? Давай, расскажи, прошу тебя, лучше заранее знать, — я взяла ее за руку и повела к нашему «пятачку» возле огорода, где мы отдыхали днем в тени и обедали, когда сестры приносили похлебку, или пироги с индейкой. Малкольм напилил нам небольших чурок, которые выполняли роль стульчиков. Мы расставили их по кругу. В центре было небольшое костровище.
— Осенью должен прийти корабль. С него сойдут тридцать или сорок мужчин. Они придут именно сюда, но без запасов еды и одежды. У колонии не будет лишнего, чтобы прокормить их. Но это не самое страшное, что они принесут, Элиза. Дело в том, что от Плимута Англия не отстанет, они обяжут их выплачивать ренту, или как это правильно у них называется… За пользование новой землей Англии.
— Но они же заключили договор, что это теперь вообще отдельная колония.
— Да, но земли принадлежат Англии, хоть и приходится им довольствоваться своими силами.
— И армии здесь нет, и с индейцами они сами нашли общий язык, Клер, это точно?
— Да, их ждет семилетняя кабала. В истории есть записи, что они смогут загрузить пришедший корабль досками и рыбой, но я не видела, чтобы плимутцы с индейцами ловили много рыбы, хотя, здесь, в заливе ее очень много, по-простому, это место называют «заливом трески», — Клер мяла в ладонях подол юбки.
— А что же «самое страшное»?
— Эти мужчины. Они не протестанты, Элиза, они не пуритане. Это сброд, который оплатил места на корабле. К зиме они сделают здесь не мало плохого, в том числе, будут замечены в приставаниях к женам и дочерям… их просто выгонят. Они озлобятся.
— А индейцы? Им они не навредят?
— Попытаются, а для индейцев ведь все мы одинаковы, понимаешь? Они с трудом отделяют пуритан от атеистов. Мы все для них — один народ, и отвечаем за действия друг друга. Я к чему это… Нужно спрятать большую часть урожая, Элиза, эти мужчины украдут у колонии очень много запасов. Благодаря нашей картошке мы все сможем выжить, и этим обозначить свое место здесь, свое право иметь голос и принимать решения.
— Слушай, а по поводу рыбы?
— Здесь где-то недалеко есть соль. Прямо целый карьер. Но я не помню, когда его открыли. Плимут может быть полностью самостоятельным городом, Элиза.
— Ты боишься, что эти новые люди могут нам навредить?
— Уверена. Если их не остановило присутствие мужчин и губернатора, чтобы посягать на их женщин, то мы для них — легкая добыча. Я поговорила с Сквонто, он будет учить нас стрелять из луков. Я сказала, что это нужно для тренировки и развлечения. Завтра рано утром все идем к реке за огород. До рассвета.
— Хорошо. Слушай, а как же по поводу этих рент? Они смогут все выплачивать?
— Люди просто забьют на работу, потому что им придется отдавать почти все. Но Брэдфорд достаточно умный мужик. Он узаконит владение землей. По-моему, это будет в 1623 году. Каждый житель колонии получит по пол гектара земли, и тогда будет полегче. А сейчас их ждет начало эксперимента с общественной собственностью, навязанный Англией. На «Фортуне», этом «нехорошем» корабле, будет агент компании «Адвенчурерс». Он обвинит колонистов в лености.
— Если честно, я бы тоже обвинила, потому что если столько молиться, можно остаться голодным даже в нашем времени…
— Но мы с тобой не имеем права кого-то винить. Правильно? — Клер снова «сделала» лицо пуританки. На этом лице получалось еще лучше, чем на лице Лили.
— Ладно. Как можно намекнуть губернатору о том, что счастье еще долго не постучится в их щелястые двери?
— Он читает «Шесть книг о содружестве» Жана Бодена. Именно там он почерпнет мысль, которую пропишет в своей книге.
— Какую мысль?
— Любое общество, построенное на общественном, непременно погибнет, потому что «… не может быть ничего общего там, где нет ничего личного».
— Я поняла. Нужно поговорить с ним…
— Прошу тебя, они не должны даже задуматься о том, что мы что-то знаем, понимаешь? Обвинить нас в связи с дьяволом — будет самым желанным для их жен…
— Лет через десять. А мы к этому времени, надеюсь, будем далеко в Канаде.
— Канада не так скоро еще появится.
— Ну, в сериалах все валят в Канаду и в Мексику.
— Нет еще ни того, ни другого.
— Получается, плимутцы, поверившие в то, что можно создать свое религиозное поселение, замешанное на общественном труде и прочих утопических плюшках, уже скоро начнут склонять свою голову перед капитализмом чаще, чем в молитве?
— Знаешь разницу между капитализмом и социализмом?
— Думаю, да, но мне почему-то кажется, что у тебя есть другой ответ.
— Капитализм, это когда человек использует человека… — Клер улыбалась, ожидая вопроса.
— Тогда, что такое социализм?
— А социализм, это когда наоборот, — она встала и пошла к лопатке. — Трудимся, дорогая Элиза, ибо труд… как ты там говорила? «Возвышает»?
— Мда, нам нужно укрепить двери и окна…
— Укрепить промасленную бумагу можно воском, — она тайком смеялась, но была права — с бумажными окнами было бессмысленно укреплять двери.
— Мы все умрем?
— Ну, не все, только самые ленивые и глупые.
— «Малышка» назвала тебя лентяйкой, кстати…
— С чего этот она начала этот разговор?
— Она бегает со мной уже несколько месяцев, и за это ей приходится теперь воровать табак и для меня.
— Ты куришь? — ее глаза были такого размера, что могли выпасть прямо под ноги.
— А ты видишь здесь другие развлечения? Натуральный табак, знаешь, ли, это вообще не то, что продают в нашем времени под его видом.
— Значит, у тебя новая подруга?
— А ты ревнуешь?
— Еще чего. Только вот, боюсь, что ты посчитаешь ее более перспективной для побега, нежели меня.
— Да что ты, просто мне приходится тренировать других женщин, чтобы мы смогли по очереди тащить твою ленивую задницу, когда на второй неделе дороги у тебя заболят ноги. Подумай об этом.