— И что, ты пошла, и своим ртом из семнадцатого века посоветовала губернатору прятать от непрошенных гостей запасы? Ты в своем уме? — я начинала уже кричать на Клер, но она сидела с опущенными руками и не собиралась обороняться.
— Да, мне не стоило делать что-то не обсудив, просто я была в панике, Элиза, — она прошептала и посмотрела на меня исподлобья: — Это еще не все…
— Что еще? Ты призналась, что мы не верим в Господа их Иисуса Христа, а покланяемся роллам с тунцом? Клее — ер… — я и сама чувствовала, как расширяются мои глаза. Хорошо, что все были на улице, и там сильно стучали топоры, иначе, нас точно могли услышать даже там.
— Он сказал, что очень странно, что мы знали и предупредили его об агенте от компании. Так оно и получилось. И ему не понятно, с чего мы решили, что эти люди украдут их запасы, — она начала тихонько скулить, глядя мне в грудь. Кричать и рвать волосы было бесполезно. Я глубоко вдохнула и пожалела, что запретила Малышке воровать табак.
— Он очень похож на мудрого человека, и надеюсь не скажет им: «Знаете, уважаемые гости, в нашем поселении живет дюжина припадочных баб, которые считают вас ворами, и поэтому обходите их стороной, как это делаем мы…».
— Элиза, но то, что он теперь беспокоится о наших знаниях…
— Я это говорила ему, и он должен быть благодарен. Не веди себя как виновная, поняла, и не говори без меня больше ни о чем кроме кукурузы и кроликов, ясно?
— Ясно. Я наблюдаю за ними, если что.
— За кроликами? Очень интересно. Потом расскажешь.
— За мужчинами. Они сейчас строят еще один большой дом, чуть ниже, ближе к общине, — она наконец подняла глаза и посмотрела на меня.
— В твоем предложении нет слов «кукуруза» и «кролики», значит, тебе этого делать не надо, ясно? Ты думаешь, я не заметила, что уже пять дней с утра до вечера стучат топоры?
— Ясно… Но нам же надо знать, что они задумывают, Элиза.
— То есть, ты считаешь, что ты Мисс Марпл, и тебя никто не вычислит? Они не дураки, и их тридцать пять штук. И они точно заметят твое внимание, и посчитают, что ты очень хочешь разделить с ними сеновал, так что, селянка, давай… кукуруза и кролики… грибы и выхухоли, веди наблюдение за природой и своим ртом. Иначе мы не протянем до весны.
В день, когда с корабля сошли люди, мы с сестрами и Маргрет собрались перед сном в кухне нашего дома, и пока Малкольм следил за периметром на улице, устроили собрание. Я решила сделать как всегда — соврать. Потому что этот вариант прекрасно уложится в их мозге:
— Сестры, эти мужчины сошли на берег без денег, без одежды, без инструмента. В общине продуктов хватит только для общины…
— Но мы же с ними поделимся, у нас великолепный урожай, Элиза, — перебила меня Маргрет так громко, что, скорее всего, весь континент теперь знал куда идти в случае голода.
— Тссс, прошу вас, никто не должен знать, что у нас слишком много запасов, Маргрет. Они шептались о том, что проще взять у общины что им нужно и сбежать. Если мы сообщим губернатору, и он заставит их признаться, эти мужчины могут просто всех убить, — я увидела, как стрелка их паники переваливает на красное поле и решила сбавить обороты: — нам ничего не грозит, пока мы молчим. Обходите их стороной, понятно?
Девушки часто и смешно закивали головами в ночных чепцах. Эффект достигнут, и теперь наши новые поселенцы будут принимать их страх за святость или сумасшествие, и оба варианта нам подходят.
На следующий день мы начали сами делать подполье. Прямо перед домом сколотили два короба из горбыля, что поселенцы скидывали в кучу — для огородных нужд. Окрестили их компостными кучами, которые, кстати, тоже были очень полезны для огородов. Выбирали момент, когда на улице никого нет и высыпали в них землю, что выносили из ямы под полом. То, что мы охапками носили солому в дом — никого не интересовало, так как почти все дома утепляли стены глиной с рубленой соломой.
Яму выложили соломой, уложили туда мешка четыре картошки, мешок кукурузы и три тыквы, насыпали соломы сверху и уложили доски пола на место.
Сестры были неподражаемы, а я жалела, что в этом мире нельзя снять все на телефон, потому что это «кино» получило бы все пальмовые ветки на кинофестивалях. Это как программа со скрытой камерой. Мужчины сначала смеялись, а через неделю начали сами обходить нас стороной. А после того, как Малышка бухнулась на колени посреди улицы и начала орать, чтобы Бог защитил ее, когда один из мужчин просто подошел с вопросом, они белели лицом, если видели нас ближе десяти метров.
— Скажи, Элизабет, отличная профилактика, правда? Позволь мне добыть немного табака, пока у них есть, все равно они, как ты сказала, к морозам свалят отсюда, — она помогала мне с огородом — мы все лето складывали траву и сорняки с грядок в кучу, а сейчас укладывали начавшую гнить кучу в яму. Весной в этом месте можно посадить первую зелень, и она быстрее подтянется от теплого перегноя.
— Да, даже наши испуганные сестры так не смогли бы.
— А потому что нельзя воровать у воров, — хмыкнула Малышка.
— Хорошо, что они не знают кто ты, иначе, вообще бы не чувствовали себя виноватыми ни в чем. Глядите, не проговоритесь. Они хитрые.
— Не переживай, детка, только вот, и бояться нам их сильно не стоит, — улыбалась Малышка.
— Как же, — я разогнулась, поставила вилы: — «У них же, мать их, пушки, а в них же, мать их, пульки!»[6]
— Вот за что я тебя люблю — такого языка, как у тебя, я не встречала ни в Англии, ни в Шотландии, а еще, я не уверена, что ты одна из курочек Маргрет, хотя… ты ближе всех к ней, и она утверждает, что ты в приюте была с первого года свой жизни, — сквозь хохот ответила Малышка.
— У нас под окном часто собирались нищие, а у меня бессонница… И хороший слух, Малышка, — я посмеялась вместе с ней, но поставила себе мысленно «галочку» — хватит распускать язык, иначе, кранты нам придут значительно раньше весны. Значит она наводила обо мне справки?
Осень была прекрасной — пахло терпко и вкусно, солнце грело, просвечивая сквозь ярко желтые листья, океан был спокоен, лес полон грибов, и мы каждый день набирали не меньше двух корзин. Утренние уроки со Сквонто давали результаты — оказалось, что пятеро наших сестер отлично владеют луками. Он даже учил делать стрелы, а не только стрелять. Я не вошла в пятерку отличниц, и решила еще больше времени посвятить бегу, так я хоть бегом измотаю противника — буду зигзагом между деревьями вилять.
Пробежки с Малышкой мы проводили еще до рассвета, пробирались в лес почти по-пластунски. В кухне дома у очага обустроили с Малкольмом «шведскую стенку». Сестрам это ноу-хау представила, как сушилку для верхней одежды возле печи. После пробежки я скидывала с нее все шали и подсунутые под черенки — перекладины мокасины из кожи, подтягивалась, качала пресс, приседала. Малышка повторяла за мной, и мы поочередно держали дверь. Малкольм спал за печью, но он ничего не слышал.
Я выбрала солнечный участок перед домом и села на деревянную чурку перед тремя корзинами — сегодняшние и вчерашние грибы, что принесли девушки. Я нанизывала их на нитку, чтобы сушить — других вариантов, кроме соления больше не было, но и бочек у нас в достаточном количестве не наблюдалось. Суп зимой из сушеных будет отличным разнообразием для наших желудков.
— Мэм, прошу прощения, вы не бойтесь, я близко не подойду, — раздалось за спиной, и я напряглась — голос не принадлежал ни Малкольму, ни Сквонто, ни губернатору.
Я резко обернулась. В десяти шагах стоял «нехороший человек» с «нехорошего корабля». Я подскочила, потому что нужно было поддерживать историю об истерических сестрах.
— Нет, я не трону вас, прошу, только не кричите, — он говорил мягко, с улыбкой, и держал руки перед собой, выставив ладони, словно упирался ими в стекло. — Я хочу попросить вас только об одном — научите нас собирать грибы, иначе, мы начинаем объедать общину.
Мне стало стыдно, потому что он не был похож на разбойника, и даже взгляд у него был какой-то благородный, что ли. Высокий и ладный, и даже учитывая мои «два метра в холке», он выше меня заметно. Светлые волосы вьются, слабо схвачены на затылке в хвостик, но несколько прядей выбились. Голубые или серые глаза, красиво очерченные губы, ямочка на щеке, и безумно светлая улыбка. Такая прелесть не может быть тварью, которая оставит людей умирать с голоду.
— Мы не можем пойти с вами в лес, но я могу попросить Малкольма, чтобы он показал вам места. Индейцы сказали, что грибы будут еще с неделю максимум — нужно торопиться, — я не смотрела на него больше, потому что было достаточно первого моего цепкого взгляда, который продлился наверно минуту, чтобы он понял, что зашел «по адресу».
— Хорошо, если вам не трудно. Мы будем очень благодарны вам. У нас нет денег, но…
— Как вы, возможно, заметили, здесь нет магазинов и рынков, так что, и деньги здесь не актуальны.
— Но как-то нужно рассчитываться с губернатором и с вами, может у вас можно купить кукурузу или эти плоды…
— Картошка? У нас ее не много. Я могу посоветовать вам вот что, — я как смогла вытерла руки полотенцем, и подошла чуть ближе: — в заливе много сельди и трески. Индейцы знают, как ее ловить, но мужчины из общины не торопятся наловить ее много — останавливаются на паре рыбин и идут их готовить.
— А индейцы покажут?
— Если будут вас уважать…
— А как это сделать?
— Быть честными с ними и с губернатором.
Выражение одного из героев в фильме «Карты, деньги, два ствола»