Судя по глазам Сквонто и наших девушек не из высшего общества, блины «зашли» даже лучше, чем мы ожидали. Мы угадали с сахаром — как лакомство они будут намного интереснее для людей, живущих на мясе и кукурузе.
— Я пробовала оладьи, пирожки и столько разной выпечки, но такое я пробую впервые, — с полным ртом и закрытыми от удовольствия глазами шептала Малышка. — Мне кажется, я могу съесть штук десять, не меньше.
— Да ты уже съела штук десять, смотри, Элиза даже не успевает готовить, — отвечала Барбара, набив полный рот.
Сквонто ел маленькими порциями, не откусывая, а отщипывая небольшие кусочки, долго пережевывая. После пятого он тяжело выдохнул и спросил:
— Для этого вам нужен сок деревьев?
— Да. Блины можно готовить не сладкими, а поливать их сиропом сверху. Сахар здесь есть, но он не дешев. У нас мы можем использовать мед, но у нас нет ни муки, ни яиц, ни молока. Привозить из Квебека — очень сложно, а шхуны не дойдут до нашего форта, — с грустью ответила я.
— Можно попросить куриц и козу у ирокезов, — как всегда, спокойно ответил он.
— А у них есть? — спросила я, понимая, что у меня от удивления открывается рот.
— Да, дикие козы. Они ловят маленькими, южнее, и ближе к океану, там, где скалистый берег, приручают, а потом доят. А кур они давно завели, просто обменивали их на шкуры у французов. Раньше из птицы у них была только индейка и маленькие птички, которых любят французы. А сейчас есть куры.
— Да чего же ты раньше не сказал?
— А ты не спрашивала, — удивленно ответил индеец.
— Это дело номер один. Мы должны купить у них козу и кур, — запланировала я. Было столько дел, которые нужно было закончить до зимы, что кругом шла голова.
Зимой дорога по реке намного удобнее и быстрее, индейцы делают что-то вроде саней с дном из шкур, которые проливают водой, замораживают, и они отлично скользят по люду. На них они перевозят шкуры в Квебек. По дороге очень удобно спать в таких коконах, останавливаясь на берегах. Река здесь была «дорогой жизни», а особенно для нас.
На момент выхода с нашего места, у меня были готовы первые три десятка блинов, которые я уложила в котелок, чтобы держать их возле огня. Густое тесто я замесила в большом котелке. На месте оставалось лишь развести его незаметно молоком, и начать выпекать. Сердце уходило в пятки от страха, что все будет зря, но я держалась.
Девушки должны были как можно дороже продать шали, а на эти деньги Сквонто еще докупит кованых гвоздей, муку, растительное масло, соль, лампы и масло для них, шерстяные ткани. Места в лодках было не так много, и мы планировали только самое необходимое.
Берег был полон людей, от шхун прибывали лодки, груженые товарами, а обратно на них грузили бочки с соленой рыбой, доски, сушеное мясо, первые овощи и конечно, шкуры, что были плотно перетянуты белой парусиной.
У нас дома так мало было необходимого, что глаза начинали слезиться от такого разнообразия. Тюки с тканями выгружали на телегу, которая отвозила их сразу в лавку. Лавки! Здесь были таверны, лавки и магазины, здесь были маленькие гостиницы, как в кино — с едальней на первом этаже, с большой барной стойкой, с волосатым мужчиной, что разливал эль, кричал посетителям, что их похлебка готова, и у них было вино!
— Клер, обещай мне, что мы купим хоть немного вина, клянись мне! — я шептала ей в ухо, наблюдая, как на стол в харчевне ставят кувшин, и не трезвый матрос наливает в кружку, проливая мимо бордовую жидкость.
— Да, только вот, думаю, оно тебе придется не по нраву. Хоть ты и пьешь сухое, эта кислятина скрутит твое лицо похлеще лимона, — ответила Клер. Мы ходили по улице с мастерскими и лавками, «пялились» на специи, ткани и одежду. Здесь даже была мастерская, в которой шили платья.
Рынок, по сути, был просто улицей, на которой были открыты магазины, и между ними люди ставили свои наспех скованные столы, раскладывали на них товар, и жалобно оповещали о том, что они продают.
— Надо продавать не здесь, — сказал вдруг Сквонто.
— Почему? — отозвалась Малышка.
— Потому что самые голодные сейчас на берегу. Это моряки и те, кто выгружает товары со шхун. Те, кто покупают товары, или забирают привезённые, тоже голодны, и скоро они пойдут в таверны, а там они наедятся и напьются. Им будет не до сладостей. А вот сразу почувствовав запах, они не откажутся, да и деньги у них есть, — ответил Сквонто, и направился к кузне.
— Кроме прочего, Клер, наш индеец — Бог маркетинга. Мне хочется придумать причину, чтобы не отпускать его от нас, но я пока не нашла ее.
— Я тоже думаю об этом. Даже страшно подумать, как мы будем без него, — грустно ответила Клер, смотря в его удаляющуюся спину.
— Слушай, а ведь он тебе нравится, — вдруг осенило меня, и я сказала это больше не ей, а себе.
— Не выдумывай, — слишком уж быстро отозвалась подруга на мое предположение, слишком серьезно, и слишком эмоционально.
— Да, да, да, а сейчас ты это подтвердила. Я плохо знаю это лицо, но хорошо знаю твою мимику, от которой тебе просто не избавиться. Я плохо привыкаю к своим тощим ногам, но пользуюсь ими как прежними. Так и ты со своей милой мордашкой, — хохотнула я.
Мы вышли на берег вдвоем с Клер. Малышка и Барбара пошли по лавкам, чтобы продать шали хозяевам. Мы договорились, что, если те начнут снижать цену, девушки просто должны развернуться и уйти. Лавочники всегда имеют деньги, и всегда найдут возможность продать редкий товар подороже, и клиентов с достатком они знают.
— Клер, я ведь даже не знаю, сколько должны стоить наши блины, и вообще, какие здесь деньги?
— Сейчас должны быть экю, если мы говорим о землях Франции, то и монеты должны быть французские. Есть золотые по три с чем-то грамма, есть пол-экю по одному с половиной грамма. Есть серебряные. Они тоже делятся, но сложнее — на одну четвертую и одну восьмую экю, на золотых щит, на серебряных профиль и профиль в короне… — она остановилась и задумалась. — Черт побери, а еще мельче… я не знаю. Нам нужно вернуться на рынок, и поспрашивать — сколько стоит хлеб.
На рынке мы выяснили, что в ходу здесь и французские и английские деньги, ведь капитаны кораблей берут за свою работу любыми деньгами, а они, и река были артерией, снабжающей Квебек кислородом. Понятия «золотой» и «серебряный» были настолько не однородны, что как у одного, так и у другого были до двенадцати размеров, а можно было встретить и половинки монет.
— Элиза, смотри сюда, — шептала мне Клер и чертила на песке цифры и русские буквы. Есть ливры. Один ровняется двадцати солям, или су. А су равняется двенадцати денье. Значит, в ливре двести сорок денье…
— У меня ощущение, что мы смотрим фильм про Мушкетеров, а не узнаём стоимость блинов.
— Это и есть то самое время мушкетеров, Элиза. Ладно, смотрим, почем здесь хлеб, и торопимся на берег, — торопила меня Клер.
В итоге, мы продавали за несколько су набор из трех блинов. Люди долго принюхивались, но как только возле нас организовалась очередь из трех человек, потянулись любопытные моряки. Готовые блины и выпеченные прямо на берегу мы продали часа за два, и к обеду имели небольшой, но увесистый мешочек с деньгами.
— Давай оставим посуду девочкам у лодки, и сходим за молоком и маслом — завтра можем повторить наше кулинарное шоу, а купим все сразу перед отплытием домой, — предложила я Клер, и мы быстро передали девушкам наш скарб. Они со Сквонто хотели скорее рассказать нам, как удачно они продали шали, и торопили нас скорее добраться до места ночевки.
Мы шли по узкой боковой улочке, смеялись, рассматривали всех, раскрыв рот, и немного не дошли до дома молочницы, когда Клер, что держала меня под руку, резко и больно дернула в свою сторону. Все произошло в одну секунду — я оглянулась, и увидела, как трое мужчин тащат ее на задний двор за таверной. Один из них зажимает тряпкой рот, а я вижу только ее широко раскрытые глаза.
В этот же момент я поняла, что кто-то схватил меня сзади за локти, и пытается схватить. Мысли пролетели в голове как замедленные кадры. Будто все происходило в густом клее, где движения тяжелы, а мозг работает четче и быстрее, чем обычно. Главное — не думать о том, что это тело не помнит нужных движений! Я та же Мария, и мое тело хорошо всё помнит!