* * *
Джонатан не спеша собрал карты и улыбнулся.
— Ну как, Бобби?
Роберт Кропстон кивнул.
— Уже уезжаешь?
— Да. У лендлорда отдых непродолжительный.
Бобби взял колоду и стал её тасовать.
— Рад, что у тебя так удачно получилось с бычками. Русские сильно мешают хозяйствовать?
— Если не нарываться, — усмехнулся Джонатан, — то не сильно.
— Нарываться никогда не стоит, — кивнул Бобби. — Когда опять завернёшь?
— Как выпадет свободная минута.
Бобби ласково смотрел на него.
— Приезжай на Рождество, повеселимся.
— На Рождество обязательно, — кивнул Джонатан. — А что, веселье гарантировано?
— Да. Прошлое Рождество нам испортили, думаю на этот раз…
— Мы кое-кому испортим, — закончил за него Пит и гулко захохотал.
Бобби еле заметно поморщился.
— Рождество — святой праздник, Пит. Зачем его портить? Просто повеселимся. И твой Фредди душу отведёт, а то ты, Джонни, совсем его… засушил.
— Спасибо за приглашение, — Джонатан собрал и заложил в карман выигрыш. — Но, может, я и до Рождества заверну.
— Конечно. Но главное веселье — на Рождество. До встречи.
— До встречи. Удачи, Бобби.
В комнату вошёл Фредди и молча кивнул Джонатану.
— Ну вот, грузовик готов.
— До встречи, Джонни.
— До встречи. И тебе удачи, Пит.
Пит расплылся в благодарной улыбке и взглядом проводил Джонатана и Фредди. Когда за ними закрылась дверь, немного выждал и посмотрел на Бобби.
— Ты веришь, что Нэтти не дошёл до него?
— У тебя есть другие варианты?
— Нэтти, Крыса… Старина Фредди не утратил квалификацию. Чисто сделано, Бобби. Слишком чисто, чтобы это был кто-то другой.
— Ты хочешь, чтобы Фредди проверил свою квалификацию на тебе?
— Упаси Господь, Бобби.
— Тогда, Пит, есть ещё вариант. Я слышал, там копают русские, можешь изложить свои соображения им. Помочь со встречей?
— Ты с ума сошёл! Это же… это финиш! Русские — полные придурки, они же не смотрят на расу.
— Ты прав, Пит, — Бобби закончил тасовать колоду, сбросил её в ящик стола, достал другую и стал раскладывать пасьянс. — Иди отдохни. Деньги у тебя кончились, а под будущую добычу я не играю.
Пит, заметно присмиревший после упоминания о русских, кивнул, отвесил церемонный, но очень искренний поклон и ушёл.
Кропстон остался один. Теперь можно спокойно подумать, равнодушно выкладывая карты и не следя за лицом. Итак…
Джонни всерьёз влез в игру с имением. Что ж, имение без рабов нерентабельно. Значит, на Джонни можно будет рассчитывать. Если не торопиться и с умом… Да, правильно, Джонни увяз и рабы ему нужны. Поворот его устроит. Пообещать ему право первого выбора. И наверняка он захочет забрать тех двоих, что нанимал отсюда. Пит говорил: красивый индеец и белый мальчишка. Приметная парочка, слышал о них. Если они вернулись… да, о них говорили, что обоих к ликвидации. Особенно белого, чтобы не нарушал картину. Но если они нужны Джонни… Да, пусть выкупает, деньги у него есть. Пит, конечно, дурак и много болтает, но пока это не так уж плохо, на версию с Рождеством клюнули все. А на Нэтти можно поставить крест. Его не нашли русские, не нашла полиция, не нашёл Счастливчик. А у него с Нэтти старые счёты. Из-за камней. И Левине.
Кропстон снова прокрутил в памяти разговор.
…- Горячее было лето, друзья.
— Так много сгорело, Пит?
— Да, русские оказались действительно… мастерами по выжиганию.
— Да, Бобби, оказалось, что так, — в голосе Пита искреннее удивление. — Я от них такой прыти никак не ожидал. Ведь вошли тихо мирно, в заваруху не вмешивались, а тут… Команда Нэтти сгорела полностью.
— Вот как? — искреннее любопытство, не более. И небрежно: — А он сам?
— Он побежал к тебе, Джонни.
— Ко мне?!
Ах, какое изумление?! Но вполне объяснимое.
— Когда припечёт из двух… гм, друзей выбирают того, чьи объятия послабее.
— Чтоб не задушил… в объятиях! — гогочет Пит.
— Ты думаешь, русские объятия крепче моих? — в голосе Джонни намечается холодок. — Ну-ну. Ладно, добежит — проверим.
И блеснувшие глаза Фредди. Да, приказ уже был. Нэтти ждёт горячая встреча. Но разговор не кончен.
— Он отправился к тебе ещё летом.
— И не пустым, Джонни.
— Надеется откупиться? Я думал, он умнее.
— Наверное надеется, что ты его возьмёшь в долю.
— Надежды никому не возбраняются. Но мог бы уже и дойти, — и короткая недобрая усмешка. — Или нашёл другой вариант.
— Ты думаешь, Джонни, он пустился в самостоятельное плавание?
— От этой сволочи всего можно ждать!
Ого, Счастливчик сорвался. Что ж, раз так, поможем Пауку.
— В одиночку не поплывёшь, сразу утонешь.
— Или утопят, — жизнерадостно ржёт Пит.
Попробуем прямой цитатой. Паук сказал чётко, не грех и повторить.
— Нэтти дурак. Он исполнитель, а возомнил себя… Не жалко.
Джонни задумчиво кивает…
…Кропстон усмехнулся, разглядывая сошедшийся пасьянс. Ну что ж, если Нэтти и доберётся до Бредли — интересно, конечно, а какая фамилия у Джонни-Счастливчика настоящая? Никто ведь не знает. Для всех и всегда только Бредли — так если доберётся, там его путь и закончится. То, что на нём… ну, об этой мелочевке не стоит и думать. Вряд ли у Нэтти было что ценное. Он слишком боялся Паука, чтобы рискнуть что-то утаить. На такое могла решиться только Изабелла, но с ней Паук управился сам. По-семейному. А ведь, сдаёт семейка позиции. Старший уже на небесах, и всё его ведомство либо там же, либо дрожит по норам, либо болтает у русских. А наша Система напрямую с Пауком не работала. Но если у Паука на хвосте русские, то он их приведёт к нам. И сдаст нас русским так же, как сдал ведомство своего первенца. И Паук не так уж теперь неуязвим. Но… да, Белая Смерть. Если бы не она. Больше Пауку не на кого рассчитывать. А это очень серьёзная сила. И самое плохое, что о ней ничего не знаешь, кроме того, что она есть. Паук не мог не послать сюда кого-то оттуда, но кого? Паук…
…- Я доверяю тебе, Бобби. Я рассчитываю на тебя, на твоё благоразумие и осмотрительность. Мы не можем спешить. Но промедление смертельно. К Рождеству надо закончить. Я не дам этим скотам отпраздновать годовщину. На Рождество мы повеселимся. И сортировка, и чистка — всё на Рождество…
…Кропстон задумчиво покачал головой, собрал карты и, сменив колоду, начал другой пасьянс. Доверие Паука имеет большую цену. Цену жизни. Неизвестно, кому он доверяет, но ему верят. И предавать верящих он умеет давно. Так что не будем спешить с выводами. И с поступками. Пит, конечно, дурак, если бы Нэтти дошёл до Бредли, Джонни вёл бы себя иначе. Всё-таки он ещё слишком молод для таких игр. Его заинтересованность во встрече и этот срыв… Нет, с Нэтти ни он, ни Фредди ещё не пересеклись. Тут всё впереди. Если только Нэтти не попал к русским. Но об этом должен был позаботиться Паук. Ему такой вариант слишком невыгоден и даже опасен. Нэтти пока оставим, отложим. Теперь Крыса… Старина Ротбус получил своё, но только такому дураку как Пит придёт в голову связывать Фредди со смертью Ротбуса. Не будет такой стрелок мараться о проволоку и рисковать прямым контактом, это во-первых. А во-вторых и главных… все, кто побывал на Крысином курорте, боятся Крысу до потери сознания, до рабского столбняка. Ненавидят, но ещё больше боятся. Что и как там в Уорринге с ними делали, никто не знает, но ни один из выкупленных не смог бы. Чистильщики, не чета Фредди, от одной мысли поднять руку на Крысу слетали с катушек. Никогда ни один из них не убил бы Крысу, никаким способом, даже приказать бы не смог. И Фредди — не исключение. Духу бы у него не хватило. Да… чего там, самому себе можно не врать, и сам бы не смог.
Кропстон невольно улыбнулся, вспомнив, как неделю назад ему привезли добытую невероятно головоломным путём фотографию. Мёртвый Ротбус с проволокой на шее. И как Джимми Найф, способный обыкновенным ножом нарезать человека на ломтики, невзирая на пол и возраст жертвы, рыдал над ней:
— Господи, верую, что ты есть, господи, сподобил увидеть…
И чуть ли не целовал этот снимок, и предлагал всё, что есть, всё с себя, будущую добычу, лишь бы ему отдали. А потом попробовал с претензиями лезть. Но как напомнили о его карте и что, по слухам, русские нашли у Крысы карты чистильщиков, сразу притих. И напился так, что и остановиться не может. А снимок пришлось отправить по назначению, Пауку. Дурак Пит, но если русские доберутся и насядут, нужно будет скинуть им Пита. Их его домыслы о Бредли и Фредди заинтересуют. Как же из-под носа у них и Нэтти, и Крысу вынули. Этого никто не любит. А Фредди с Бредли… да, этой парочки русским надолго хватит, там есть что копать. Особенно по карте Фредди.
Кропстон удовлетворённо оглядел сошедшийся сложный пасьянс и окончательно собрал карты. Всё, день закончен, всё обдумано и решено, можно отдыхать.
— Ну и гнида, — Фредди выплюнул в окно окурок и, придерживая руль одной рукой, закурил следующую сигарету.
— Ты это только сейчас обнаружил? — Джонатан просматривал выигранные деньги: не подсунули бы фальшивок, с них станется. — И потом, почему гнида? Их же двое было.
— Пит до гниды не дорос, — усмехнулся Фредди. — Зачем Бобби этот болтливый дурак?
— Для развлечения наверное. Или чтобы откупиться им от русских, когда припечёт. Знает он много, но ещё больше сам выдумывает. Говорить будет, но толку русским от его болтовни…
— Может и так, — согласился Фредди. — Но это смотря о чём будут спрашивать и как слушать. Сейчас в Бифпит?
— Да, — Джонатан спрятал деньги и откинулся на спинку сиденья. — Вторая серия и обговорить с русским кое-какие моменты.
— Ещё дело с парнями. Ну, наши инвестиции…
— Это и хочу обговорить. И о находках. Болтали, что у русских здесь есть отличия, а я очень не хочу попасть под конфискацию.
— О чём речь, Джонни. Но… риск.
— Да, — кивнул Джонатан. — Конечно, риск. Но другого варианта нет. Не твою же русскую об этом спрашивать.
— Можно и её.
— Попробуй, — пожал плечами Джонатан. — Тоже риск, кстати.
Какое-то время ехали молча.
— Самое поганое, — вдруг сказал Фредди, — что Пит видел парней.
— Заткнуть ему глотку не проблема.
— Поздно, Джонни. Он этой гниде о парнях уже рассказал. А теперь и покажет.
— Может и не показывать, они и так приметные.
— Так что нам не к Рождеству, Джонни, а пораньше надо.
— Да. Давай где-то к пятнадцатому.
Фредди кивнул.
— Как думаешь, Джонни, они поверили?
— Насчёт Нэтти и Крысы? Пит не поверил.
— Значит, Бобби поверит, — усмехнулся Фредди. — Он выслушает Пита и подумает наоборот.
— Тоже неплохо, — рассмеялся Джонатан. — Подменить тебя?
— После ленча. Поспи пока.
— Поспите, капитан. До Бифпита часа четыре, не меньше.
— Хорошо. Спасибо, сержант. Да не за что, капитан.
Старцев закрыл глаза, но спать не стал. Не мог. Слишком сумасшедшими были эти сутки.
Он уже возвращался от Аристова, когда на подъезде к Бифпиту его перехватил Новиков и повёз к Спинозе. Хорошо хоть к себе не пересадил, и удалось выспаться в своей машине, предчувствуя бурную насыщенную ночь. А ночка выдалась… под стать компании.
Старцев полулежал на заднем сидении, закрыв глаза и покачиваясь вместе с машиной. Будто спал…
…Комната — обычное временное жильё. Кровати, тумбочки, чемоданы под кроватями. Электрочайник на подоконнике. Стол, заставленный стаканами с чаем и тарелками с бутербродами. И вокруг стола команда. Лучшие умы, тузы, зубры, чистильщики, волкодавы, звёзды розыска… и он, непонятно как и зачем затесавшийся в эту… пожалуй, стаю, если не свору. Вольность обращения, имена и прозвища, никаких чинов, шутки и намёки, понятные только присутствующим. И он никак не мог отнестись к этому серьёзно, не мог поверить в реальность происходящего. Потому что не понимал причины собрания и своего участия. И мешало увиденное, и услышанное у Аристова. И как всегда мешала не столько недостаточность, сколько необработанность информации.
— Не робей, капитан, Гольцев дружески хлопает его по плечу. — Звание не главное.
— Бешеный, умерь натиск, — улыбается миловидная блондинка с майорскими погонами. Шурочка Милютина. Как о ней отозвался один из её поклонников? Очаровательная кобра? Похоже. — Садитесь, Старцев. А как вас по имени? Геннадий? Ну и отлично. Спиноза, подвинь тарелку. Геннадий, тут каждый сам за собой ухаживает. И кто не успел, тот опоздал.
— Шурочка, не обижай Костю. Он ревнивый.
— Ну и язва ты, Золотарёв. Как твои дела?
— Неделю назад ушёл последний транспорт.
— Неужели все уехали?
— Костя, из резерваций все, из городов практически все. Остались единицы, и то… метисы, полунегры.
— А интегрированные?
— Кто захотел, Спиноза, тот уехал.
— Коля, я тебя о деле спросила, про прикрытие ты кому другому расскажи. Многих выявил?
— Кое-что, Шурочка. Ты можешь язвить, сколько угодно, но…
— Но взял ты мелочь. И все они как один только стояли в наружных оцеплениях и ничего не видели.
— По их словам, Костя. И говоря о себе, охотно рассказывают про других. На перекрёстных элементарно ловятся. А тебе, кстати, единственную крупную добычу поднесли на блюдечке с каёмочкой. Уже разделанного и под соусом. Кушайте. И опять же кстати, кем он был? Ковбоем! Так что я был прав. И за это, Шурочка, мне бутербродик из твоих ручек.
— Это ты про "вышеупомянутую сволочь Седрика"? — рассмеялся Спиноза. — Но тоже кстати, Коля, он ведь не охранник, а кадровик. Канцелярская крыса, руки исключительно в чернилах.
— Однако расстрел ему обеспечен.
— Разумеется. Отдающий преступные приказы и исполняющий их равно ответственны.
— Ох, Спиноза, не повторяй прописных истин. А Седрика Петерсена, вот наглец, даже фамилию не сменил, нам преподнёс тот же Трейси.
— Спасибо, Шурочка, что напомнила, а то бы забыли, зачем собрались.
— Бредли и его команда, — усмехается Золотарёв. — Кстати, всё началось всё-таки у Бредли.
— Это где ты стрельбой за переезд агитировал? — Шурочка распахивает глаза в столь невинном изумлении, что Гольцев фыркает прямо в стакан.
— Вы мне долго это поминать будете?
— А пока ты новую глупость не сделаешь.
Он пил, ел и слушал. Неплохие, в принципе, люди, отличные специалисты, И чего они на Бредли вызверились? Других объектов не нашли? Хотя… вся четвёрка Бредли интересна. И сами по себе, и вместе как команда. Но… но они совсем по другому ведомству должны проходить.
— О чём задумались, Гена?
— О причине этого собрания, Шурочка.
— Браво, Старцев, а то мы всё в сторону и в сторону, — Золотарёв оглядел присутствующих. — Итак, Бредли и его люди. Кто что может о них сказать?
— А кто с ними контактировал?
— Каждый понемногу, Спиноза.
— Тогда сделаем перекличку, — Спиноза приготовил лист бумаги и ручку. — Коля, ты заварил, ты и начинай?
— Я видел троих. Бредли, Трейси и индейца, — Золотарёв аппетитно вгрызается в могучий бутерброд с колбасой.
— Так, Коля, а с кем говорил?
— С Бредли и с индейцем. А ты, Спиноза?
— Видел и можно считать говорил с Трейси и Мальцом. Индейца видел мельком. Он у меня за спиной стоял, — рассказывая, Спиноза быстро покрывал лист понятными только ему мелкими значками. — Костя?
— Видел Трейси, Мальца и индейца. Говорил… с Мальцом и Трейси. Саша?
— Чай со всей троицей у костра пил. Шурочка?
— Только видела. Бредли появлялся раза два. Саша, ты его тоже видел.
— Да, видел. Но говорил… больше всего с индейцем. Малец и Трейси только реплики подавали. Ты чего хмуришься, Гена?
— Да, в чём дело?
— Интересно получается, — он заставил себя улыбнуться и ответить не совсем то, о чём думал, но тоже… — Смотрите, двоих мы называем по именам, вернее, по фамилии, а двоих… одному дали прозвище: Малец. А четвёртого просто индейцем. А у них ведь тоже… есть имена.
— Д-да, — Гольцев смущённо покраснел. — Неладно получается.
— Чем это тебя не устраивает? — пожал плечами Золотарёв. — Не всё ли равно? Ну, дадим и Бредли с его подручным прозвища.
— Зачем? — сразу возразил Спиноза. — Я понимаю тебя, Старцев, ты уже во всём видишь проявление расизма, но нам надо просто знать, о ком конкретно идёт речь. И что обидного в слове индеец или малец?
— Цветные вообще зовут друг друга не по именам, а прозвищам, даже кличкам, — Шурочка подвинула Новикову стакан с чаем. — Мальца они звали Весёлым, а индейца — Певуном. Гена, а ты с кем контактировал?
— Видел всю четверку в разных ситуациях, а говорил… фактически только с Бредли.
— Ну что ж, отлично, — Золотарёв победно оглядел стол. — Суммируем. Давай, Спиноза, ты — мастер обобщать и делать выводы.
— Ладно, — Арсеньев взял чистый лист бумаги и быстро расчертил на четыре колонки. — Попробуем по старой методике. Зафиксируем и подведём итог. Итак, Бредли. Говорите. Всё, что знаете. Коля, основное у тебя?
Он сидел и следил, как по крупицам, по… отдельным словам создаются портреты Бредли, Трейси, парней. Спиноза быстро проставляет значки в колонках, помеченных латинскими буквами: b, t, m, i. Бредли, Трейси, Малец, Индеец.
— Да, — Золотарёв налил себе чаю и начал: — Бредли. Счастливчик-Джонни, игрок, счастливый игрок, болтается в этих краях уже лет десять, может чуть больше, работал управляющим, но дольше полутора-двух лет на одном месте не держался. То прёт танком, качает права, то смолчит с улыбочкой, подозрительно дёшево и оперативно купил и оформил выморочное имение и хозяйствует в нём… неизвестно как. Единственный лендлорд, у которого нет конфликтов ни с цветными, ни с администрацией. Комиссия приезжала, нюхала, ни черта не накопала, в бумагах ажур, работники всем довольны, нарушений трудового законодательства не зафиксировано, работники за лендлорда горой, но чуть что — один ответ: " не знаем, масса", Запуганы? Трудно сказать. Приезжали дважды, без Бредли и при нём, разницы в поведении работников не отмечено. Но и ездили не оперативники, у них свои проблемы и работы выше крыши, наши им по очень дальнему боку.
— Вот и надо было самому ехать.
— Не хотелось светиться раньше времени, пришлось по отчётам.
— Ладно, — кивнул Спиноза, оглядывая заполненную колонку. — Давайте Трейси.
— Тоже известен здесь лет восемь, ковбой, стрелок каких поискать.
— Вот его и боятся.
— Непонятна его роль при Бредли.
— Ну, Петерсен его охарактеризовал, — Спиноза поправил очки. — Итак, он не Фредерик и не Трейси…
— Ежу понятно!
— Не перебивай, Давай, Спиноза, уже интереснее.
— Подлинного его имени никто не знает, вернее, если кто и знает, то только Бредли.
— Будем называть Трейси.
— Или, если хотите, как его зовут в округе — Фредди. Это уголовник-рецидивист. Примерно десять лет назад, опять же никто точно не знает, лжни слухи и сплетни, он угодил в Уорринг.
— Об Уорринге слышали.
— Интересно.
— Да, безусловно.
— Вот и мотив с Ротбусом.
— Ещё раз прошу не перебивать.
— Давай, Спиноза, дальше.
— Так вот был местной уголовной системой взят из Уорринга и стал киллером, наёмны убийцей, или, как их здесь называют, чистильщиком.
— Сволочи они, такое слово испоганили!
— Саша, успокойся.
— Вы слушаете?
— Да, давай.
— Брал он дорого, но работал чисто. Ротбус хотел заставить его работать на себя, для этого потребовал заведомо невозможную сумму: шестьсот восемьдесят тысяч…
— Да, он привёз сто семьдесят тысяч, оголил свои счета.
— Мы проверяли, Бредли их восстановил.
— На Ротбуса у него железное алиби.
— Что ещё на него?
— Председатель ковбойского суда чести.
— Ни в какие ворота не зет.
— Почему же? Такой стрелок, кто захочет с ним связываться?
— Да, боятся его сильно.
— Имея сто семьдесят тысяч, работает ковбоем на контракте?
— Да, контракт подлинный, оформлен по всем правилам.
— А что, отличная крыша.
— А формулировка… закачаешься. "Ковбой и другие хозяйственные работы".
— Например, отстрел конкурентов и должников.
— Значит, Бредли одного Трейси мало, и он готовит ему заместителей.
— Ты про пастухов?
А кто ещё? Остальные работники, посмотри список. Трое мужчин и три женщины, две пары и двое одиночек. Но все — не бойцы.
— Да, несомненно.
— Имение вообще для отвода глаз, но какая-то работа там должна вестись. И вот шесть человек там копошатся, прикрывают другие дела. А пастухи, думаю, уже для серьёзных дел готовятся.
— Хорошо. Давайте по ним пройдёмся.
— Ну, здесь тёмный лес.
— Так, что у нас есть? Индеец, раб…
— Да, номер есть, клейм нет.
— Значит, не из резервации.
— Связи с племенем, похоже, утратил.
— Да какие к чёрту связи, когда он — спальник!
— Ну, ты, Костя, хватил. Чтобы такое утверждать…
— Я был у Аристова. У него их несколько десятков…
— Это столько выжило?!
— Нет, подождите, я расскажу…
— Верим-верим, что там всё вынюхал, пощади нервы Шурочки.
— Тише, интересно же.
— А что это нам даёт?
— Нет, дайте Косте сказать…
…Старцев ощутил, что ритм движения изменился, и открыл глаза. А, уже переезд. В ушах стоит гул голосов. Никогда так не уставал. А ведь тоже… интереснейшее социально-психологическое явление, эта команда. Их тоже бы исследовать…
…Новиков говорил долго и горячо. Рассказывал, как горят спальники, как лежат неподвижно в депрессии, ко всему равнодушные и безучастные, даже едят только по приказу.
— Они инфантильны, пожалуй, даже больше остальных рабов, ласковы, привязчивы, очень чистоплотны, старательны.
— Одни достоинства, — иронически хмыкнула Шурочка.
— Но сексуальных потребностей у них нет. Напрочь. Импотент хочет, но не может, а они и не хотят.
— Ладно, Костя, это всё интересно, — Гольцев с видимым отвращением отхлебнул остывшего чая. — Холодный чай — это… Ладно, Шурочка, не буду. Так вот, повторяю. Допустим, индеец — спальник. Какие у нас доказательства. Спиноза?
— Красив, чистоплотен, физически очень силён, — перечислил Спиноза.
— Интересно, — давал себе слово молчать, пока не спросят, но не выдержал. — Кого из присутствующих нельзя по этим критериям отнести к той же категории?
— Меня, — сразу ответил Спиноза. — Я некрасивый, несильный и нестарательный.
Шутка разрядила возникшую неловкость.
— Извините.
— Нет, — Гольцев внимательно смотрел на него. — Нет, Гена, ты прав, это не доказательства, а так… фуфло, шелуха. Но дело не в этом. Я начал с допущения. Допустим, что так, но что это нам даёт? — и перевёл взгляд на Новикова. — Какой вывод, Костя?
— Полная и безоговорочная преданность, — быстро ответил Новиков.
— Кому? — Гольцев теперь так же пристально даже прицельно смотрел на него. — Трейси? Бредли? Мальцу? Я понимаю твою мысль. Я тоже был у Аристова. И с парнями даже пообщался.
— На массаже?
— Нет, в тренажёрном зале. Пришёл в их время. Они сначала перепугались до потери пульса, но убедились, что меня только тренажёры интересуют, и успокоились. А там слово за слово… и разговорились. Да, тому, кто помог им гореть и вылезти из депрессии, преданы они… но, кстати, это нормально и свойственно любому нормальному человеку. Благодасность за спасение. Так кто из троих фигурантов помог индейцу? Чьё слово для него теперь выше закона?
— Трейси, — по-прежнему быстро ответил Новиков. — А теперь я знаю, Саша, что ты хочешь сказать. Доказательств, верно, прямых нет, а косвенных…
— Только одно, — Гольцев закурил. — Убийство Ротбуса. И то… Участие индейца недоказуемо.
— Не доказано? — задумчиво и как бы вопросом поправил его Золотарёв.
— Можно и так, — пожал плечами Гольцев.
— Я думаю, Костя прав, — Спиноза поправил очки и невесело улыбнулся. — Меня индеец чуть не прирезал за Трейси. А приказа ему тот не давал, это уж точно. Не такой Трейси дурак, чтобы связываться с комендатурой. Это индеец инициативу проявлял. И если принят Костину версию, то индеец сделан. Его от Трейси не оторвать.
— Опоздали! — стукнул по столу кулаком Золотарёв. — Надо было сразу…
— Посуда не при чём, — строго сказала Шурочка. — И сразу — это когда? Скорей всего эта встреча произошла зимой.
— Да, видимо, — кивнул Новиков. — Тогда ничего сделать уже нельзя.
— Есть ещё такая штука, — Гольцев раздавил в блюдце окурок. — Рабская клятва. Когда раб сам, подчёркиваю, сам покоряется, признаёт господство над собой. И освобождает от такой клятвы только смерть. Раба. Весьма унизительный ритуал, но… он существует и действует.
— А эта информация откуда?
— Оттуда же, Коля. Чай пили у костра, и индеец меня немного просветил.
— Думаешь, он дал клятву? Трейси?
— Не знаю, ребята. Честно. Трейси был не очень доволен тем, что парень стал рассказывать об обычаях рабства. Но это понятно. Они все здесь этой грязью помазаны. Ладно, примем это как рабочую версию. Что у нас дальше, Спиноза?
— Дальше? Малец.
Секундная пауза и… Золотарёв разводит руками и говорят теперь остальные.
— Белый.
— Да, лет семнадцать, я думаю.
— Нет, старше, двадцать — двадцать пять.
— Хватил! Девятнадцать максимум.
— Да, то смотрится мальчишкой, то взрослым мужиком.
— Держится с цветными.
— Видимо, то, что называется "потерял расу".
— Балагур, остряк, ругатель.
— Да, не язык, а, как моя бабка говорила, помело поганое.
— Блатной.
— Ну, скажем, приблатнённый.
— И это всё? Да вы что, братца, с этим и начинать нельзя.
Словом, — Шурочка оглядела всех сидящих за столом, — индеец — спальник, а Малец — приблатнённый. Ну, поработали, ну, молодцы…
— Старцев, а ты чего молчишь? — Золотарёв смотрел в упор хлолодно-синими глазами.
Да, отмолчаться не удалось. Да и не за этим тебя привезли, дали чаю и бутербродов. Пил, ел, теперь отрабатывай.
— А мне нечего добавить. В принципе у меня то же самое. И один вопрос.
— Какой? — оторвался от своего листа Спиноза.
— Что дальше? Вот мы сидим, собираем информацию, а… зачем? Кого и за что привлекать? Что… противозаконного они совершили? Какие претензии к ним?
— Много вопросов, — усмехнулся Гольцев. — Но все об одном. Кто ответит? Я — пас.
— Пас, — кивнул Спиноза.
— Пас, — улыбнулась Шурочка.
— Пас, — развёл руками Новиков.
— Пока пас, — вздохнул Золотарёв. — Ты выиграл, Гена.
— Как Пирр? — опять не удалось сдержаться, само выскочило.
— Как Бредли, — усмехнулся Спиноза. — Что ж, на этом надо закончить. Шулер, киллер, спальник и блатарь. Хороша компания, а уцепить не за что. Свою информацию, Гена, ты так и не дашь?
— А зачем? Вы ведь всё решили и без меня. Заранее.
— Уел, — усмехнулся Золотарёв.
— Вот, может твоя информация и переубедит нас, — ласково улыбнулась Шурочка.
Спиноза принёс второй чайник, налил всем горячего чая и поставил на подоконник кипятиться опустевший.
— Давай, Гена, ты их в Бифпите неделю наблюдал.
— Хорошо. Начну всё-таки со среды. Вы говорите, Бредли — игрок. Согласен. Добавлю, все четверо. И ещё добавлю. Играют здесь все. Национальная черта характера — азарт, страсть к риску. Покер, бридж, блек-джек, шелобаны…
— Чего-чего?
— Чёт-нечёт или помните, ножницы-камень-бумага?
— Ну так, на щелбан, помню, конечно.
— Ну, а здесь называется так.
— Понятно.
— Так вот, у каждой социально-расовой группы свои игры. Играют все, играют мастерски. И общее — пари. На что угодно. Суммы… посильные, но могут в азарте дойти до предела своих возможностей и даже перейти. И здесь тоже есть интересная местная разновидность. И Трейси нет нужды отстреливать должников. Проиграш отдают сами, немедленно. Никаких требований, но не отдающих долга презирают и попросту не принимают в игру, пока те не расплатятся.
— Как Бредли играет, ты видел?
— А я играл с ним.
— Гена, ты случаем в оперативники не хотел бы перейти? Я бы тебя к себе взял.
— Спасибо за приглашение, Саша, но мне моего хватает.
— Сашка, не мешай. И во что ты с ним играл?
— С ним и другими лендлордами в покер и пари держал.
— Обчистили тебя?
— Взаимно.
— Ты что, у Бредли выиграл?!
— Да, на скачках. А в картах… немного туда, немного сюда. В картах Бредли может всё. Если говорить о плутовстве, то плутуют все, но класс Бредли выше среднего уровня. И намного.
— Трейси?
— Трейси играет со старшими ковбоями в блек-джек. Лендлорды в покер, леди в бридж…
— Это понятно. Цветные в, ты называл, шелобаны…
— Да. Кстати, индеец считается асом, обыграть в шелобаны его невозможно, и ещё он лучший счётчик. Когда большая игра, много участников, кто-то, кому доверяют, ведёт счёт и получает часть с общего выигрыша.
— Мы отвлеклись от Трейси.
— А что Трейси? Я уже сказал. Он со старшими ковбоями играет в блек-джек и каждый вечер сидит на игре у лендлордов телохранителем Бредли.
— Киллер?!
— Генка, тебя купили как… младенца. Телохранитель на игре = это стремник, шестёрка.
— Киллер выше шулера.
— Я говорю то, что сам видел. В стрельбе Трейси виртуоз. Как Бредли в картах.
— И на ком он демонстрировал стрельбу?
— Прилюдно?! Не побоялся свидетелей?
— А это и были показательные выступления.
— Гена, у вас там что было?
— Ковбойская олимпиада. Золотое дно для научной и, если хотите, оперативной работы. Но по порядку. Говорили об играх. Итак, Трейси. Блек-джеку и пари. Тоже очень удачливо. Индеец. Ас в шелобанах и ночных скачках.
— Каких?!
— Ночных. Что это, я не знаю, но цветные играют на них вовсю, просаживая за ночь всё с себя, залезают в долги, вплоть до месячной зарплаты. Индеец и… ещё несколько человек — признанные асы, обчистили догола всех, кто им попался. И, как вы говорите, Малец. Пари, играл очень удачно, и блек-джек. Обчистил нашу шоферню.
— Ген, ты что?!
— Как это?!
— А просто. Пришёл к ним в гараж, сел играть с шоферами и кто был из взвода, есть там любители, и классически их раздел. Оставил трусы и табельное оружие. Был не один, а со своим телохранителем, или, как говорят, стремником.
— У него-то кто?
— Индеец. И как Трейси стреляет, так Малец управляется с ножом. Тоже сам видел.
— А чем владеет индеец?
— Ножом, как все цветные, на добротном среднем уровне. Но он первый в борьбе. Силён невероятно. И ловок. Тоже невероятно.
— И тоже сам видел?
— Конечно. И Малец не приблатнённый, а опытный битый блатарь.
— Гена, откуда у тебя эта терминология?
— От наших шоферов, Шурочка. Есть дам двое. С большим опытом в данной области.
Гольцев рассмеялся.
— Гена, признайся, Малец не сам пришёл.
— Да. Его пригласили по моей просьбе. Он купился. Они поиграли, понаблюдали и поделились со мной результатами. Сколько лет мы ему определили? Двадцать? А они говорят, что у парня тюремный стаж под десятку.
— Это невозможно!
— Если он из уголовной среды… — задумчиво сказала Шурочка.
— Да, этот вариант я не учёл, — кивнул Золотарёв. — Но совсем интересно получается.
— Да, — надо заканчивать. — Возвращаясь к Бредли… Здесь сказать о человеке, что он игрок… это не компрометация, а констатация факта, причём обыденного. Даже не особая примета, а так… цвет волос, не больше.
— Вся схема к чертям собачьим, — подвёл итог Спиноза.
— И ещё вопрос кто кого и куда втягивает, — усмехнулся Новиков. — Гена, что у тебя ещё есть?
- Ещё? Ну, это надо рассказывать про олимпиаду.
— А это разговор долгий, — кивнул Гольцев. — И остаётся вопрос, с которого ты начал, Гена. Зачем они нам? Так?
— Да.
— О себе. Я хочу раскопать убийство Ротбуса. Так нагло у меня из-под носа в первый раз увели. Сделано, а не уцепишь. Конечно, то, что мы знаем о Ротбусе… так за его убийство надо орден давать. И почему никто не мог, Спиноза, помнишь, проходило, а эти же смогли. И… и просто интересно. Чую, здесь много ниточек завязано.
— Гена, твоё мнение. Индеец — спальник?
И опять не выдержал.
— Какое это имеет значение?! Их со стадами не меньше десятка пришло. Нормальные люди. Работяги все, труженики.
— И их что, не опознали?
— Какого чёрта! Опознали, конечно. Бывший владелец Паласа хотел поправить свои дела игрой, так улепетнул, только увидев их. Все их опознали. И все, понимаете, все, от местной шпаны до почтенных леди, укрывают их от нас. Какой дурак делал перевод хотел бы я знать. Вместо обследования поставил исследование.
— Постой, это же… ну да, analysis. Медицинский термин.
— Ну вот, и так все цветные врачей боятся, а исследование понимают здесь опять же все однозначно. Разрежут и посмотрят.
Новиков хохотал, раскачиваясь на стуле. Не сразу, но рассмеялся и Спиноза. За ним Шурочка и Гольцев, нехотя улыбнулся Золотарёв.
— Да, лопухнулись, — Гольцев, отсмеявшись, поглядел на часы. — Жаль, но про олимпиаду в другой раз.
— Да, — кивнул Новиков. — Спинозе убирать и спать, а нам в дорогу.
— А с этой четвёркой что? — спросила, разглядывая себя в зеркальце, Шурочка.
— А ничего, — пожал плечами Золотарёв. — Собираем информацию дальше. Давай, Гена, у тебя лучше всех получается. Входи в контакт, пей, играй. Я попробую пройтись по документам.
— Ты же занят лагерями. А там работы…
— Там одни бумаги, Шурочка. А работая с бумагами, можно кое-что обнаружить.
— А что, — Спиноза протирал очки, — лагерников совсем не осталось?
Золотарёв молча мотнул головой.
— Так же думали о спальниках, — Новиков уже вставал и вдруг замер на половине движения.
— Ты что? Костя!
— Что случилось?
— Слушайте, — Новиков обводил их горящими глазами. — Лагерное убийство, песни про Хаархан, свисты… Да Малец же — лагерник!
— Тебе, Костя, не спать вредно, — засмеялся Золотарёв. — Заговариваться начинаешь.
— Лагерников расстреляли, — кивнул Спиноза.
— По бумагам и спальников всех расстреляли. А их только у Аристова больше сотни побывало, Гена вон десяток с ходу насчитал, и сколько их ещё… — Новиков резко тряхнул головой. Нет, лагерник Малец. Или вырос при лагере.
— Охранники работали вахтовым режимом. Вырасти при лагере Малец не мог, — медленно, явно сдерживая себя, рассуждал вслух Гольцев. — А вот в лагере… Это многие нестыковки с тем же Ротбусом снимает. И ты, Коля, лагерный свист где услышал? У Бредли.
— Д-да, — кивнула Шурочка, — он же не просто блондин, он седой наполовину, и…
— И лагерная истерика, которую он тогда закатил. Демонстративно, но на полном самоконтроле. Что тоже характерно.
Что уже решили расходиться, все мгновенно забыли. И этот вихрь замечаний и озарений никого не оставил в стороне.
— Да. И ещё одно, — как всегда в таких случаях мгновенно всплыло в памяти оказавшееся нужным именно сейчас. — Сам только сейчас понял и связал. Браун. Сидней Готфрид Браун.
— А! — кивнул Золотарёв. Я его помню. Возил нас в резервацию возле имения Бредли. И что с ним такое, Гена?
— Он приехал в Бифпит. Поиграть и вообще… по делам. И прибежал к нам с повинной. Я был на совещании у мэра и только протокол читал. Так вот, явился в комендатуру и заявил, что работал в лагерной охране.
— Что?!
— Да, Коля, именно. Сам заявил, предъявил своё удостоверение. И вот что интересно. Прибежал он утром, а накануне вошли в город последние стада. В том числе и стадо Бредли с пастухами. Кого из них Браун мог так испугаться, что прибежать к нам? Хозяин Паласа, увидев спальников, сбежал из города, а Браун…
— Ты гений, Старцев! Где он? Этот Сидней, как его там?
— Не знаю, он был отправлен по инстанции.
— Найду! Но если это так… Если… из-под земли вытащу!
Глаза Золотарева горели знакомым всем присутствующим и не раз испытанным ими самими огнём "горячего" поиска. И все знали, понимали и помнили, что этот огонь надо гасить, пока в радостной горячке не натворили глупостей.
— И что? — Гольцев смотрел на Золотарёва, прицельно сощурив глаза. — По какой статье ты его задержишь, Коля?
— Был бы человек, а статью я ему подберу, — отмахнулся Золотарёв.
— Значит, врали бумаги? — сладко улыбнулась Шурочка. — Не всех расстреляли?
— Значит, за что-то его помиловали, — ответно и не менее сладко улыбнулся Золотарёв. — А вот это уже может быть статьёй. Во всяком случае, предметом расследования.
— Ну, бог в помощь, — иронически хмыкнул Спиноза. — Найти Брауна не проблема, раз он оформлен по всем правилам, да ещё по явке. Таких немного, не потеряется. Допросить его… Хотя… хотя, стоп. Я же тоже помню это имя. — Спиноза полуприкрыл глаза. — Сидней Готфрид Браун… охранник… Есть! — он открыл глаза и продолжил, глядя на Золотарёва с искренним сочувствием. — Кстати, не охранник, а тюремщик, привлекался к ликвидации лагерей, но сумел вовремя отделиться от коллег и потому уцелел. Его вывозили на эксгумацию одного такого рва. Место он указал точно, а когда стали вскрывать, он вдруг рванул бегом. И при попытке к бегству на месте.
Общие понимающие кивки.
— Так у кого сдали нервы? У него или… — Гольцев сделал выразительный жест.
— У наших, Саша, — кивнул Спиноза. — Больше половины трупов были дети. В лагерной робе. А он стал под протокол пересказывать инструкцию о контроле выполнения. Проще, как добивали, протыкая штырями. И штыри там же рядом лежали.
— Дети? Значит, в лагерях были дети? — Шурочка старалась говорить спокойно.
— Были-были, — небрежно ответил Золотарёв. — Вот невезуха! И как теперь выяснять, кого именно этот болван испугался? Трейси с Бредли тоже… я помню, как он о них отзывался.
— Ладно, — Спиноза стал собирать посуду. — Светает уже, — и, поглядев на Шурочку, подчёркнуто сухо, "протокольно" сказал: — на Горелом поле дети составляли до сорока процентов от общего количества.
— Да, — кивнула Шурочка. — Я помню.
— Да, пора. Гена, подбросить тебя?
— Спасибо, Костя, я на своей.
Расходились, не договариваясь о будущей встрече. Сможем, понадобимся друг другу — найдём…
…Машина остановилась, и Старцев открыл глаза. На обочине стоял грузовичок и два ковбоя копались в моторе. Один из них выпрямился и обернулся. Старцев узнал Бредли.
Когда Эркин вернулся с дровами, Женя будила Алису, и, войдя в квартиру, он услышал:
— Эрик вправду вернулся или нет?
— Вправду-вправду, — рассмеялась Женя и окликнула его: — Эркин, покажись, а то она просыпаться не хочет.
Эркин положил дрова у плиты и повернулся, но Алиса уже вошла в кухню, протирая кулачками глаза.
— Ага! Вернулся! — она широко улыбнулась. — Мам, он вернулся!
— Тише, — Женя быстро вошла в кухню. — Ты всё забыла? Нельзя кричать. Ну-ка, быстро в уборную и умываться.
— Ты только не уходи, — Алиса сопя открыла дверь уборной.
— Не уйдёт, — Женя прихлопнула дверь уборной, так как Алиса хотела оставить её открытой, чтобы следить за Эркином, и захлопотала у плиты.
— Я сейчас достану, чего привёз.
Женя улыбнулась.
— Позавтракаем сначала. Ты же сегодня в город не пойдёшь, ведь нет?
Эркин на секунду задумался.
— В сарае разобраться надо и вообще… только, знаешь, я наверное уйду… после обеда, ненадолго. Я к Андрею только схожу.
— Конечно-конечно, Алиса, про зубы не забудь, — Женя не оборачиваясь командовала умыванием Алисы. — Эркин, захвати чайник в комнату. Не надо рукавом, вот же прихватка.
— Привык на выпасе, — улыбнулся Эркин, беря чайник.
— Эрик, а ты там чай пил?
— Алиса, шею…
Они сидели за столом. Чай, хлеб с маслом, варенье, каша… Эркин ел с неожиданным для себя аппетитом.
— Женя, так вкусно.
— Правда? — Женя засмеялась. — Это ты просто соскучился.
— По каше? — удивилась Алиса.
— И по каше, — улыбнулся Эркин.
— Поняла? Доедай быстренько.
— И будем подарки смотреть?
— Так это ты их не во сне видела?! — засмеялась Женя.
Алиса так торопилась доесть кашу, что перемазалась, и была отправлена умываться вторично. Женя собрала грязную посуду.
— Сейчас уберём и… с чего начнём?
— С денег или овощей? — Эркин быстро вытряс себе в рот из чашки прилипшие ко дну ягоды от варенья и протянул чашку Жене.
— Ты б ещё пальцами залез, — Женя покачала головой, улыбкой смягчая выговор. — Ложка же есть.
— Слушаюсь, мэм. В другой раз обязательно, — счастливо улыбаясь, Эркин встал, отбирая у неё посуду. — Так овощи доставать?
— А подарки? — на пороге комнаты стояла свежеумытая Алиса.
— Подарки потом, — сразу решила Женя. — Учись ждать.
Пока Женя мыла посуду, Эркин в кладовке наскоро разобрал мешки. Здесь его куртка…
— Эркин, все вещи доставай. Я посмотрю, какое оно чистое, — заглянула в кладовку Женя.
— Хорошо. Вот… — Эркин вынес на кухню все свои мешки. — Вот. Здесь овощи, мне в имении дали. Подарили. Ларри, он на огороде работает, и Мамми. Она там на кухне и вообще… над жратвой главная.
— Над чем? — переспросила Алиса.
Эркин остановился и вдруг густо, до того, что лицо его стало коричневым, покраснел.
— Над едой, — заторопился он. — Вот. Вот кабачки, патиссоны, огурцы, кукуруза, — выкладывал он на стол подарки Ларри и Мамми. — цветная капуста, помидоры мы съели, а там ещё картошки немного. Вот, Женя, это гостинцы, правильно?
— Правильно, кивнула Женя, быстро обмывая огурец и вручая его Алисе.
Алиса оглядела огурец и убежала показать его Спотти и остальным.
— Эркин, ты… ты следи за языком, — тихо, но сердито сказала Женя. — Пожалуйста.
— Да-да, Женя, я понял, — так же тихо ответил он. — Прости, Женя, мы… мы там ругались легко. Я привык…
— Ну так отвыкай. — Женя улыбнулась и уже мягче добавила. — Эта ж обезьянка всё за тобой повторяет. И за столом. Последи за собой, хорошо?
— Да-да, Женя…
У него был такое виноватое лицо, что Женя невольно потянулась к нему. Обнять, успокоить. Он порывисто ответил на её объятие.
— Вы опять? — Алиса вернулась на кухню. — А остальное?
— Сейчас, — Женя мягко высвободилась. — Овощи все?
— Да. Мало, да? Но это… нам так, подарили…
— Нет, что ты. И картошки много, Так. Кукурузу я прямо сейчас поставлю, — хлопотала Женя. — И на обед сегодня сделаю… рагу овощное, вот!
Алиса, догрызая огурец, молча стояла возле мешков Эркина, всем видом показывая, что терпение её велико, но не безгранично.
— Ты себе хоть купил что-нибудь? — Женя поставила на плиту кастрюлю с кукурузой. — Ей теперь долго вариться.
— Да, — улыбнулся Эркин. — И накупил, и… выиграл.
— Это как?
— Соревнования были. Олимпиада. Я призы получил такие, что… — конец фразы он успел проглотить. Да, язык придётся подвязать. Женя права: ругань так сама и лезет.
— Вот что, неси всё в комнату, и там посмотрим.
— И куртку?
— Конечно.
Эркин взял из кладовки свою джинсовую куртку, подхватил мешки и понёс всё в комнату в сопровождении Алисы. Тут же пришла Женя, посадила Алису на кровать и сама села рядом.
— Вот, мы теперь как зрители. Показывай.
— Вот, — смущённо улыбнулся Эркин. — Уезжал с одним мешком, а приехал с двумя.
— Правильно, — кивнула Женя. — Так и надо. Ты ж на заработки ездил, а не на гулянку. И куртка новая. Молодец, что купил.
— Я её не покупал, это приз, я на скачках четвёртым был.
— Ты в скачках участвовал? — удивилаь Женя. — Ну-ка, надень, покажись.
Он надел куртку, повернулся перед ними.
— Отличная куртка, — похвалила Женя. — Тебе идёт.
Он улыбнулся, снял её и бросил на стул.
— Пояс тоже призовой, — пояснил Эркин, — за конное мастерство.
— А это что? — немедленно спросила Алиса.
— Потерпи, потом всё расскажут, — Женя обняла Алису и слегка прижала её к себе. — Куртка, пояс… богатые призы.
— Это ещё не всё, — он торопливо рылся в мешке. Выругавшись про себя, вывалил на стол свои рубашки, нашёл многоцветную. — Вот, это тоже приз. За метание ножа. Я там шестое место занял.
— Какая нарядная! — восхитилась Женя.
— Ой, яркая какая! — засмеялась Алиса.
— Да, а вот… — Эркин дёргал застрявший ковёр. Мешал баульчик, но он не хотел доставать его раньше времени. — Вот. Я в борьбе ещё участвовал. Первое место взял. И главный приз.
Он наконец вытащил ковёр и развернул его. Взвизгнула, захлопала в ладоши Алиса, ахнула Женя.
— Ой, красота какая!
Алиса сорвалась с места, подбежала и зарылась лицом в ковёр.
— А мяконький! Ну, мама, ты пощупай какой!
— Ох, Эркин… господи, что же у вас там было? Неужели приза такие давали?!
— Olypiad, — ответил он по-английски и сразу спросил: — А по-русски как?
— Олимпиада, — пожала плечами Женя.
— Да, ковбойская олимпиада, вот. Женя, на пол положим?
— Мягкий он для пола. Ох, какая прелесть. Жалко его на пол, затопчем.
— Ну… на кровать тогда, да?
— Давай. Не велик он для кровати?
Алиса путалась у них в ногах, тёрлась лицом об угол. Ковёр покрыл всю кровать, свесился до пола и даже лёг на пол. Женя погладила его ладонью.
— Ну какая же прелесть, Эркин. А если… если его на стену повесить? Половина стене, а половина на кровать ляжет. Как ты думаешь?
Эркин вспомнил разговоры в Бифпите — ему тогда это же говорили — и кивнул.
— Ага, Женя. Давай так сделаем. А… а на ночь как?
— А просто, — Женя быстро подобрала свисающий край. — Вот так. Собрать, уложить к стене… он же мягкий.
— Хорошо. Его просто прибить к стене, так?
— Н-нет, надо подумать. Ладно, это потом. Давай пока… давай сложим пока пополам и вот так.
Вдвоём они застелили кровать ковром более аккуратно. Алиса скинула тапочки и немедленно залезла на кровать с ногами.
— Ну, мам, ну, я чуть-чуть, ну, он такой мяконький…
— Ладно уж, — рассмеялась Женя, — попрыгай.
— Вот, это призы, — Эркин вернулся к столу. — Остальное я всё купил.
Алиса самозабвенно кувыркалась и валялась на кровати, а Женя подошла к толу, и Эркин показал свои приобретения. Рубашки, трусы, новые джинсы на нём, носки, полотенца, шейные платки, мыло, остатки чая в в жестянке, рюкзак, бумажник… Женя одобрила все покупки.
— Ты молодец, Эркин, теперь ещё на зиму…
— Нет, у меня всё есть. А теперь… — Эркин запустил руку в мешок, нащупывая пакет. — Вот. Это тебе, Женя.
Женя как-то нерешительно взяла блестящий, переливающийся золотом пакет, повертела в руках, разглядывая эмблему.
— Монро? Эркин, это от Монро?
— Да. Это тебе.
— Это же дорого, Эркин, безумно дорого. Что это, Эркин? — Женя никак не могла подцепить заклеивающую край пакета бумажную печатку с эмблемой Монро. — Ну, что это? — чуть ли не со слезами в голосе повторила она.
Пакет наконец раскрылся, и золотая шаль скользнула ей на руки, стремительно разворачиваясь.
— Ой, Эркин, — замирающим голосом сказала Женя, подхватывая падающее на пол золото. — Это же… это…
— Это тебе, Женя, — повторил Эркин, не зная, что ещё он должен сказать.
Наконец Женя справилась с выскальзывающим из рук шёлком, накинула на шаль на плечи. Оглядела себя и пошла к стоящему на комоде зеркалу.
— Мам, ты вся золотая, — сказала сидящая на кровати Алиса.
— Господи, Эркин, — выдохнула Женя, — господи, у меня в жизни такого не было.
— Тебе… нравится?
— Ты ещё спрашиваешь?! — немедленно возмутилась Женя. — Да я о таком и мечтать не смела! Господи!!! — она порывисто повернулась к Эркину так, что концы шали взлетели, едва не задев показавшегося вдруг низким потолка, обняла и поцеловала в щёку. — Эркин я ж таких подарков никогда, да вообще, Эркин… ну что ты молчишь, Эркин?
— Я… я на тебя смотрю, — наконец выдохнул он.
Женя метнулась обратно к зеркалу, встала боком, вскинула голову. Эркин смотрел на неё, окутанную золотым переливающимся шёлком с длинной, ниже колен, тоже золотой бахромой, на гордо вскинутую голову с уложенными на затылке в узел тёмными, а сейчас будто подсвеченными этим золотом волосами. Переступив, Женя оказалась в солнечном луче, и шаль так заблестела на солнце, что Эркин даже зажмурился на мгновение. Даже Алиса замолчала, глядя на Женю.
Не отводя глаз от Жени, Эркин ащупал в глубине мешка пакет с баульчиком, но не решался нарушить тишину.
— Спасибо, Эркин, милый, — Женя медленно шагнула к нему и опять обняла за шею, поцеловала, нет, просто прижалась губами к его щеке.
— Мам, а за подарок дважды целуют?
— Сколько захочешь, — рассмеялась Женя, отпуская Эркина. — Теперь Алисе, да?
— Да, — кивнул Эркин, доставая пакет.
Взвизгнув, Алиса ринулась с кровати к столу.
— Тоже от Монро? — изумилась Женя. — Что это? Алиса, осторожно, не рви, сейчас открою.
— Сундучок! — ахнула Алиса. — И бабочка!
— Баульчик, — поправила Женя. — Как он открывается? Эркин?
— Под бабочкой… замочек…
Алиса залезла на стул с ногами, навалилась животом на стол. Наконец Женя, всё ещё в шали, несмотря на Алисину помощь справилась с замочком и раскрыла баульчик. Алиса даже не завизжала: настолько была потрясена.
— Мам, что это? Для чего оно?
— Это, — Эркин откашлялся, у него вдруг запершило в горле. — Это, мне сказали, для рукоделия. Ну шить, вышивать… Для девочки… Правильно?
— Господи, Эркин, ну конечно… Я о таком слышала, даже мечтала в детстве. Алиса, не хватай так. Это напёрсток, ой, и крючки для вязания, и челночок, Алиса, с иголками осторожней. Это ж не тряпочки, ой, даже узор нанесён. Вот вышьешь, и будет у тебя платочек нарядный. И ножницы, и тесьма… Алиса! Ты куда с ногами на стол?!
— Спасибо говорить! — Алиса встала на стол, оказавшись выше Эркина, и стала его целовать. В одну щёку, в другую и опять… — Вот, мама два раза, а я четыре, — при этом она самым бесцеремонным образом крутила ему голову.
— Эркин, сними её и шлёпни, — очень строго сказала Женя. — Разошлась совсем.
Эркин снял Алису со стола и поставил на пол, но шлёпнуть…
— Мам, он тебя тоже наполовину слушается, — заявила Алиса. — Как и я!
И тут же получила два шлепка от Жени.
— Вот и получи полностью!
— Ага, — согласилась Алиса. — Мам, а теперь дай мне его. Я его смотреть буду.
— Баульчик? Только аккуратно.
— Знаю, — кивнула Алиса, принимая на руки баульчик, и понесла его к своей табуретке, бросив через плечо: — Вы тут займитесь чем-нибудь, не мешайте мне.
— Ишь, раскомандовалась! — рассмеялась Женя. — Эркин, что с тобой?
Эркин сидел за столом и раскачивался, закрыв лицо скомканной рубашкой. Услышав Женю, он поднял на неё мокрые глаза и, опустив рубашку, с трудом выговорил:
— Я… смеяться тихо… отвык. Вот и пришлось….
— Представляю, — Женя пригладила ему взъерошенные волосы, поправила прядь на лбу. — Спасибо, Эркин. Такие подарки… дорогие наверное.
— Нет, это не из заработка, — заторопился Эркин. — Что за работу заплатили и премию, я привёз. Вот.
Он протянул Жене тряпочный аккуратный свёрток.
— Здесь две тысячи, Женя.
— Сколько? — недоверчиво переспросила она.
— Две тысячи.
Она медлила, и он, небрежно сдвинув на 3гол стола свои вещи, при этом несколько рубашек и что-то из белья упало на пол, развернул свёрток и стал выкладывать перед Женей радужные кредитки.
— Вот, это четвертные, за работу, зарплата называется. Двести пятьдесят я ещё перед отъездом получил, тогда ещё отдал тебе, двести пятьдесят в Бифпите, когда пригнали бычков, и двести пятьдесят в имении под расчёт. У меня вычетов не было, вот, пятьсот. А сотенными — это премия, тысяча пятьсот за привес, я не понял, как это высчитывается, там проценты какие-то, но вот столько дали. Всего две тысячи. Правильно? И вот ещё, — он достал из куртки бумажник. — Вот, я там играл, в шелобаны, на спор держал. Призовые деньги, ну, что на олимпиаде давали, я все потратил, и ели мы, вот, осталось, двести семь ещё… Вот, Женя.
— Господи, Эркин, — Женя как-то недоверчиво рассматривала денежные россыпи, — это же сумасшедшие деньги! Я столько сразу даже не видела никогда, — она подняла голову и посмотрела на него, тёмного от загара и смущения, на его глаза… — Спасибо, Эркин, милый. Как же ты устал наверное.
— Нет, нет, Женя. В Бифпите последняя неделя… ну, там работы уже не было почти. Так, с лошадьми, только. А в имении три дня уже так, дурака валяли, а не работали.
— Ну, ты это только говоришь, — Женя медленно, очень аккуратно собрала четвертные и сотенные кредитки, сложила их пачкой.
— Возьми и эти, — он показал на мелкие кредитки из бумажника.
— Нет, — Женя строго покачала головой. — Ты же взрослый мужчина, ты не можешь ходить без денег. Тебе надо поесть, надо… ну, мало ли чего надо. Ты вот к Андрею пойдёшь… Нет, это оставь себе, — и улыбнулась. — На текущие расходы, — и, так как он медлил, не брал деньги, тихо сказала: — Я помню, отец маме всю зарплату отдавал, но у него всегда оставались… его деньги, для себя, понимаешь? Это — на хозяйство, вечером сядем и решим, как их тратить, а это… это твои. Понимаешь?
Эркин кивнул и взял деньги, сложил их в бумажник. Женя подошла к комоду, но пачка оказалась слишком толстой для шкатулки, пришлось взять тряпку, в которой их хранил Эркин, и так, тряпочным свёртком положить прямо в ящик.
— Вечером разберу.
— Да, — он спрятал бумажник, сгрёб свои вещи. — Пойду, разложу всё.
— Ой, кукуруза! — ахнула Женя и метнулась на кухню, но тут же вернулась, сняла шаль и бережно положила её на кровать. — Вот, пусть пока здесь.
Алиса, ни на что не обращая внимания, рассматривала свой баульчик, ведя оживлённую беседу с ним и с остальными игрушками. Эркин пошёл в кладовку и стал разбираться с вещами. Рубашки, трусы, носки, портянки… Рубашек много набирается, и ещё тенниска, штаны… это у него сколько выходит? На нём, старые и рабские, с ума сойти, носи не хочу. Носки длинные под сапоги. Так, полотенца, мыло. Кружка, миска, ложка… пусть в мешке лежат. Куртка рабская…. На гвоздь её, пусть висит. Фляга… в мешок, комок тряпочный для шитья… туда же, жестянка с чаем…
— Женя, у меня чай вот остался, возьми.
— Поставь в шкаф, на полку, у меня руки мокрые, — Женя чистила картошку. — Может, ляжешь, поспишь ещё?
— Нет, что ты, — он улыбнулся, глядя на неё. — Совсем спать не хочу. Я в сарай пойду, посмотрю, что там.
Женя подняла на него глаза, улыбнулась. Он подошёл к ней, встал рядом, и она на мгновение положила голову к нему на плечо, прижалась щекой и тут же выпрямилась. Эркин успел коснуться губами её волос и с трудом заставил себя отойти и побежать вниз, привычным — сам удивился, что помнит — движением с гвоздя ключ от сарая.
— Чего это у них, капитан?
— Посмотрим, — Старцев открыл дверцу и вышел из машины.
Вытирая руки ветошью, Джонатан смотрел на него с весёлым удивлением.
— Доброе утро, капитан. Рано встаёте.
— Доброе утро, Бредли. Вы тоже, смотрю, не залёживаетесь.
Фредди, бросив на них короткий взгляд, продолжал копаться в моторе. Шофёр подошёл к нему, посмотрел, и через мгновение они уже трудились вдвоём, объясняясь на русско-английской смеси жестов, ругательств и терминов.
— Когда люди заняты общим делом, — улыбнулся Старцев, — они всегда договорятся.
— Да, — Джонатан вытер руки и положил ветошь на подножку. — Я бы хотел поговорить с вами, капитан.
— Пожалуйста, — кивнул Старцев. — Есть проблемы?
— Да. Я нуждаюсь в юридической консультации.
— Я не юрист, — с искренним сожалением сказал Старцев, — но всё, что в моих силах… пожалуйста.
Они стояли между машинами. Фредди и сержант, дружно уткнув головы и плечи под крышку капота, чем-то звякали и громыхали. Старцев озабоченно оглядел дорогу.
— Загородили мы… Хотите горячего чая, Бредли? За чаем и поговорим.
— Благодарю.
Они сели в машину и Старцев отогнал её на обочину. Достал термос и пластиковые стаканчики.
— Держите. Сейчас бутерброды найду.
Чай вместо кофе и открытые бутерброды вместо сэндвичей не вызвали у Джонатана ни малейшего удивления. По крайней мере, внешне.
— Спасибо. Я не такой уж знаток чая, но… но мне нравится.
Старцев улыбнулся.
— На здоровье. Слушаю вас.
— Первая проблема. Меня интересуют законы о находках, кладах и тому подобном.
Старцев кивнул.
— Собственник земли является и собственником найденного на его земле и в земле. Если вы имеете в виду месторождения, жилы, самородки.
— Понятно. А клады?
— С кладом, по-моему, обстоит так же. Но… нет, знаете, я проверю, там есть нюансы. Не хочу давать информацию, в которой не уверен.
Джонатан кивнул, отхлебнул чаю. Капитан, похоже, тоже не спал ночью. Ну, у каждого своя игра.
— Со вторым сложнее, — рано он начинает этот разговор, надо было бы сначала самому поговорить с парнями, при такой передаче они Эркину, Эркин Фредди, Фредди ему, что-то несомненно выпало, но и упускать такой шанс тоже нельзя. — Несколько парней, капитан, хотят открыть массажное заведение. Насколько это реально?
— Массажное заведение?! — Старцев и не пытался скрыть удивления. — Они что же, знают это? Или собираются нанимать? Массажистов.
— Я ещё не говорил с ними, — честно признался Джонатан. — Но, насколько я знаю, они собираются работать сами.
— И они цветные, — улыбнулся Старцев. — Я прав?
Джонатан кивнул, и Старцев задумчиво продолжил:
— Что ж, это, конечно, реально. Проблема, как я понимаю, не в деньгах. Деньги даёте вы. Проблема… в документах, та? Ведь ни дипломов, ни патентов у них нет. И, как я догадываюсь, у них вообще из документов только полученные у нас справки. С ещё непросохшими чернилами.
— С вами легко говорить, — Джонатан допил чай и с улыбкой вернул стаканчик Старцеву. — Вы очень быстро всё понимаете. Всё так.
— Хозяином этого заведения будете числиться вы?
— Я ещё не говорил с ними, — повторил Джонатан. — Не знаю их условий. Но хотел бы… инвестором.
Старцев вдруг посмотрел на грузовик и улыбнулся. Движением головы привлёк внимание Джонатана. Тот посмотрел и увидел. Крышка капота уже опущена, а Фредди и шофёр, сидя на подножке, пьют кофе из термоса с сэндвичами. Старцев смеялся негромко, но с таким искренним удовольствием, что Джонатан также рассмеялся.
— Есть шанс решить и эту проблему. Как вы знаете, многие бывшие рабы имеют специальность, но не имеют диплома. Мы открыли несколько центров, где желающие сдают нечто вроде экзаменов и получают свидетельства о наличии практических квалификационных навыков. На основании этого свидетельства можно получить патент на право самостоятельной деятельности. Всё хорошо, так? — Джонатан настороженно кивнул. — Кроме одной детали. Профессия массажиста не входит в номенклатуру центра. Для медиков и приравненных к ним предусмотрены совсем иные процедуры, — их глаза встретились, и Старцев улыбнулся. — Но, я думаю, шанс есть. И опять но. Я должен…
— …с ними встретиться и поговорить, — понимающе закончил фразу Джонатан.
— Да. Разумеется, после вас.
— Конечно. И тогда уже к вам. Мы должны прийти вместе?
— Как хотите. А по первой проблеме… думаю, буду готов завтра.
— Хорошо. Как к вам пройти?
— Скажете часовому у входа, что ко мне. Он укажет мой кабинет. А обычно, я в седьмом.
— И во сколько?
— Мы начинаем приём в девять. Вот с девяти и до часу.
— Отлично. Спасибо, капитан.
— Пока ещё не за что, — улыбнулся Старцев. — Скажите, Бредли, а почему вы так заинтересованы в этих парнях? Вас действительно так волнует помещение капитала?
— Мои друзья просили помочь им, — спокойно ответил Джонатан. — А благотворительностью я не занимаюсь.
— Но они, видимо, и не хотят… благотворительности, так?
— Скорее всего. Я не знаю ещё, насколько это серьёзно. Может, я и зря побеспокоил вас с этой проблемой.
— Может, — кивнул Старцев. — Но знаете, Бредли, даже если вы сочтёте это невыгодным, откажетесь от инвестирования, всё равно, пусть зайдут ко мне. Я хочу, чтобы они использовали свой шанс.
— Хорошо, — согласился Джонатан. — Я скажу им. Обязательно.
Они понимающе улыбнулись друг другу. Старцев убрал термос.
— Проблема послевоенного трудоустройства, — Старцев говорил как бы про себя. — включает несколько компонентов, зачастую противоположных. Обилие рабочих рук и одновременно нехватка специалистов. Имеющиеся, доведённые до автоматизма, военные навыки не нужны, а нужные отсутствуют. Неквалифицированный труд, а следовательно, люмпенизация таких работников… И неизбежное в этих условиях разрастание криминальной среды. Прибавьте к этому конфликты между воевавшими и остававшимися в тылу.
— Да, — кивнул Джонатан. — Возвращение пленных уже создаёт определённые проблемы. А… у вас?
— У нас проблем с возвращающимися из плена нет, — Старцев смотрел не на собеседника, а прямо перед собой, но тут повернулся к Джонатану. — Они все расстреляны. Вы ведь знаете, что Империя напоследок уничтожила все лагеря и всех узников, лагеря пленных в том числе.
Джонатан не отвёл глаз.
— Я слышал об этом.
— Часть… ликвидаторов была впоследствии уничтожена, часть… затаилась, прячутся. Они многое дадут, чтобы избавиться от возможных свидетелей.
— А свидетели… есть?
Старцев смотрел ему прямо в глаза.
— Нет деяния без свидетелей. К сожалению или к счастью, но это так.
— Резонно, — кивнул Джонатан. — Но свидетель, да ещё нежелательный…
— Вы правы, Бредли. Закон, что молчит только мёртвый, а лучший тайник — это костёр, соблюдается всеми преступниками. Особенно, если они уже знают, что проиграли. Один… из ликвидаторов, кстати в немалых чинах, считал, что ими была допущена только одна ошибка. Они не сожгли трупы. И пока живы ликвидаторы… Но они очень рассчитывают на то, свидетелей нет. Появление свидетеля приводит их, — Старцев усмехнулся, — в шоковое состояние. Когда бегут куда глаза глядят и ищут защиты у кого попало.
Джонатан кивнул. Вот, значит, что с Брауном, ну да, он же… ах, чёрт, значит, увидев Эндрю… узнал… нет, чёрт, нельзя об этом сейчас…
Старцев, глядя в сторону, позволил Джонатану привести в порядок мысли и лицо.
— Спасибо, — Джонатан сумел справиться с голосом. — Спасибо, капитан.
— Не стоит благодарности, — улыбнулся Старцев. — Эта информация не секретна. И к тому же даже не информация, а так… рассуждения.
Джонатан кивнул.
— Ну что ж, — Старцев с улыбкой поглядел на Фредди и шофёра. — Кажется, они уже устали нас ждать.
— Да, — ответно улыбнулся Джонатан. — Завтра с утра я буду у вас.
— Удачи вам, Бредли.
— И вам удачи, капитан.
Они обменялись рукопожатием, и Джонатан вылез из машины. Фредди и шофёр закончили свою беседу, обменявшись на прощание сигаретными пачками, и шофёр побежал к машине, а Фредди поднялся в кабину грузовичка. Когда Джонатан сел рядом с ним, машина Старцева уже тронулась. Пропустив её вперёд, Фредди мягко включил мотор и не спеша, очень плавно стронул с места.
— И поломка бывает удачной, Джонни, так?
— Да, удачно получилось.
— Но когда в следующий раз будешь что-то совершенствовать… позови меня.
— Две головы лучше?
— Наверное, — пожал плечами Фредди. — Если позвать ещё этого русского, то как раз две головы и получится.
— А себя ты не считаешь? — удивился Джонатан.
Фредди рассмеялся.
— Молодец, лендлорд. Ну, что ты вынул из капитана?
— Завтра с девяти до часу я получу информацию по обеим проблемам. И кажется, с ним можно играть честно.
— С властями играть честно — это проигрывать, Джонни.
— Играть надо наверняка. Но… но он действительно хочет помочь. И ничего не потребовал с меня за информацию.
— Он же даст её только завтра, — усмехнулся Фредди. — Завтра скажет и цену.
— Кое-что он дал уже сейчас. Браун узнал Эндрю и с перепугу побежал сдаваться.
— Фью-ю! — присвистнул Фредди. — Да, это уже ценно.
— Эндрю — нежелательный свидетель для всей недобитой сволочи из ведомства моего тёзки.
— Чёрт, — Фредди зло выплюнул окурок и тут же закурил следующую. — Об этом я не подумал. Но чтобы сейчас в Эндрю признать… это ж какой намётанный глаз надо иметь, Джонни, а? Что же он наболтал русским?
Не знаю. И не спрашивал. Это трогать вообще опасно. Были расстреляны и все пленные. Трогать эту тему… это нарываться, Фредди.
— Да, чёрт. И что делать?
— Джексонвилль — тихий город, может, и обойдётся. До Рождества.
— А к Рождеству мы приедем, — кивнул Фредди. — Думаю, даже чуть раньше. Двадцатого…
— Да! — Джонатан порывисто повернулся к Фредди. — Двадцатого же годовщина освобождения, цветные начнут праздновать и…
— И непременно взорвётся раньше. Ты прав, Джонни. Но до декабря, я думаю, ничего не будет.
— Думаю, да, — Джонатан откинулся опять на спинку. — А как тебе русский шофёр?
— Толковый парень. Если б ещё язык знал…
— Как вы объяснились? Ты ж в русском…
— Хуже, чем он в английском, — ухмыльнулся Фредди. — Но мы поняли друг друга. Думаю, мы в Бифпите ещё встретимся.
— Завязываешь позиционные бои на русском фронте? Сначала девчонка из комендатуры, теперь шофёр…
— Пока готовлю позиции, Джонни. А бои… там посмотрим.
До обеда Эркин провозился в сарае. Женя успела израсходовать все заготовленные им тонкие поленья и лучинки. Значит, всё-таки он пробыл дольше, чем рассчитывал. Или она топила плиту чаще, или… а не всё ли равно? Сейчас-то… в момент наладит. Эркин заново наточил топор, перебрал инструменты и занялся дровами. Смотрят? Ну и пусть. Он снимает койку с работой. Всё путём. Везде так. В Бифпите, да и на перегоне он наслушался рассказов про то, как кто устроился с жильём. Койка с работой — неплохо, но бывает и получше. Вот так и вот так. Это сделано. Теперь… А смотри-ка, и солнце вроде вовсю, и топором машешь, а рубашку чего-то неохота снимать. Значит, и в самом деле осень началась.
Вышла во двор Алиса — Женя всё-таки оторвала её от баульчика и отправила гулять с наказом не подходить к Эркину, не разговаривать с ним и вообще помалкивать — покрутилась, краем глаза Эркин видел, что она вроде подошла к другим детям, но быстро ушла из круга, посидела на крыльце с куклой и убежала домой.
Он закончил работу, всё убрал, закрыл сарай и привычно, будто и не уезжал, глядя себе под ноги, пошёл к дому, поднялся по лестнице, открыл верхнюю дверь.
— Как раз вовремя, — Женя обернулась на стук двери. — Сейчас обедать будем.
Он хотел было сказать, что это ленч, но тут же вспомнил, да, по-русски обедают днём. Он переобулся в кладовке, вымыл руки и прошёл в комнату.
Стол уже накрыт, Алиса сидит на месте и крутится, то и дело оглядываясь на свой баульчик, стоящий у табуретки с игрушками.
— Алиса, не вертись, — Женя разложила по тарелкам нарезанные кружочками и чуть присоленные огурцы. — И не руками. Вилка есть. Эркин, а кто вам готовил?
— Мы сами. На костре варили. Ну, а в Бифпите завтракали в гостинице, а остальное… где придётся. В номере запрещено готовить.
— Ага. А что вы варили?
Он улыбнулся.
— Варево. Ну, вроде каши. Крупу зальём водой и на костре оставим. Потом мяса копчёного нарежем туда, ещё раз прогреем и всё. Лепёшки себе пекли. Кофе варили.
— Большое хозяйство, — засмеялась Женя. — Продукты вам как…?
— Продукты раз в неделю привозили. На перегоне Фредди покупал, кормовые деньги у старшего ковбоя. А котелки, кофейник, сковородку, решётку, ну, вообще всё… это нам выдали. Потом мы сдавали. У нас хорошо, ничего не пропало, не поломалось, вот и без вычетов обошлось.
— Ну, понятно. Алиса доедай. Сейчас я суп принесу.
Он дёрнулся помочь, но Женя быстро собрала тарелки, убежала с ними на кухню и вернулась с кастрюлей.
— Эркин, глубокие тарелки поставь. Алиса, осторожней. Суп овощной, — и рассмеялась, — но с мясом. Алиса не вылавливай, всё подряд ешь. Эркин, так вы три месяца одно это варево и ели? А овощи? Неужели и картошки не ыбло?
— Нет, — он ел, чувствуя, как от горячего супа расходятся по телу тёплые волны. — Но мы… щавель собирали и варили. Ягоды…
— Ягоды варили? — изумилась Алиса.
— Заваривали. Заливали кипятком и пили, когда настоится. Малину, барбарис, — он невольно улыбнулся, потом вначале были такие маленькие красные, в траве, на солнечном склоне. Листики маленькие с зазубринками, а цветы белые.
— Земляника, — догадалась Женя. — Ну, хорошо, а то летом и без зелени. Так и цингу заработать можно.
— Что? — не понял Эркин.
— Цинга. Болезнь такая. Зубы шатаются и выпадают. Это когда без солнца, без зелени…
Он невольно зябко передёрнул плечами, представив такое, но встретился глазами с Женей и улыбнулся.
— Тебе нравится? Вкусно?
— Да, Женя, очень. Никогда такого не ел.
— А в Бифпите? Вы там куда-то есть ходили?
— Да. Но там суп тоже, вроде варева. Вкусно, сытно. Но у тебя лучше.
— Спасибо, — рассмеялась Женя. — Я старалась. Алиса, сядь прямо.
— В Бифпите у нас два ужина было… нас угощали. Фредди ковбойским, а Джонатан королевским.
— Как интересно! Сейчас второе принесу. Эркин, ты тарелки захвати.
— Я лучше кастрюлю возьму, — встал он из-за стола.
— Не обожжёшься?
Это опасение так насмешило его, что он действительно чуть не обжёгся.
Овощное рагу оказалось просто смесью нарезанных и тушёных овощей. Похожее, только ещё с сыром и ещё чем-то, было на "королевском" ужине.
— Тебе нравится? Положить ещё?
— Да, очень. Спасибо, Женя.
— Ну, так что это были за ужины?
— Ковбойский — это когда мы в Бифпит пришли. Пригнали стадо и поехали в гостиницу. "Белый лев" называется. Ну, вот вечером в номере и ужинали. Яичница, — Эркин показал, — вот, с мою ладонь толщиной.
— А такая бывает? — удивилась Алиса.
— Значит, бывает, — улыбнулась Женя. — Это ж сколько яиц ушло?
— Потом нам сказали, что сорок.
— Сорок яиц?! А вас сколько?
— Четверо.
— По десять яиц на человека?! С ума сойти! А сковорода же какачя?
— Нормальная, — пожал он плечами. — Вот такая. И не просто яичница, а с беконом.
— Ага, знаю, — кивнула Женя. — А к яичнице что?
— Хлеб с маслом, — Эркин улыбался воспоминаниям. — Масло не мазали, а ста… срезали и клали на хлеб. Ещё кофе и яблочный пирог. Тоже вот по такому куску. И ещё коньяк был.
— Ого! Даже коньяк, — засмеялась Женя. — Обойдёшься компотом?
— Конечно, обойдусь, — подхватил он шутку.
Компот был ещё тёплым, сразу кислым и сладким. Он с наслаждением выпил и, поймав краем глаза строгое выражение лица Жени, взял ложечку и выбрал сладкую мякоть.
— Это яблоки. Я купила вчера.
— Очень вкусно. Знаешь, мы там один раз груш нарвали, дичка, — она с улыбкой понимающе кивнула, — и стали компот варить. Весь сахар извели, а он кислый-кислый. Еле выпили. Не выливать же, раз столько сахара ушло.
Женя рассмеялась и встала.
— Алиса, умойся и спать.
— Ага, — переполненная впечатлениями, переживаниями и обедом, Алиса, сонно моргая, слезла со стула и пошла в уборную.
Эркин с улыбкой снизу вверх смотрел на Женю.
— Так вкусно всё. Никогда такого не ел. Спасибо большое.
— На здоровье. Ты…
— Я в город сейчас. Схожу к Андрею. Ну, и на завтра договориться надо.
— Хорошо, — Женя поставила обратно на стол тарелки и подошла к комоду, порылась в вазочке, где хранила мелочь, и повернулась к нему. — Вот, возьми.
Эркин встал и подошёл к ней.
— Что это, Женя?
— Ключи. Я в Гатрингс ездила, заказала там. Это от калитки, это от нижней двери, а этот, жёлтый от верхней. Чтобы тебе не стучать и не ждать меня… Вот, держи.
Он нерешительно взял проволочное кольцо с тремя ключами, смутно ощущая, что это имеет второй, скрытый пока от него смысл.
Женя улыбнулась и сама сжала его ладонь с ключами в кулак и нарочито строго сказала:
— Смотри, не потеряй.
Он улыбнулся, показывая, что понял шутку.
— Я пойду, да?
— Иди, конечно.
Вернулась Алиса. Она явно спала на ходу, но, столкнувшись с Эркином, ухватилась за него.
— Не уходи. Мама, не пускай его.
— Я вернусь.
— Он вернётся, — Женя оторвала Алису от Эркина. — Ложись спать.
— Да-а, — Алиса открыла глаза и шмыгнула носом. — В тот раз он тоже обещал…
— Так он и вернулся, — Женя обняла её и стала раздевать. — Слишком много всего, устала, моя звёздочка. Иди, Эркин, я уложу её.
Он кивнул и вышел. Взял в кладовке джинсовую куртку, обулся. Пожалуй, все деньги брать с собой не стоит. Он достал бумажник. Справки… пусть лежат. А деньги… Две десятки и семь мелочью, а остальное… Он вынул их из бумажника, огляделся… Взял шейный платок, завернул в него деньги и подсунул под стопку рубашек. Всё равно здесь никто по-ковбойски не ходит. Ключи в другой внутренний карман и застегнуть. Ну, всё.
Когда он вышел из кладовки, Женя мыла посуду и улыбнулась встретившись с ним глазами.
— Заснула.
— Я наверное в темноте уже приду.
— Конечно, — кивнула Женя. — А я тоже прилягу сейчас. Ты просто захлопни двери. И калитку.
— Хорошо.
Эркин ещё раз посмотрел на неё и вышел, плотно без стука прихлопывая за собой дверь.
— Ну как, поговорили, сержант? — Старцев с интересом посмотрел на водителя.
— Поговорили, капитан. По-русски он, конечно, ни в зуб ногой, но- водитель усмехнулся, — свой своего всегда поймёт. Дельный мужик. Рукакстый и с головой.
— Понравился он тебе, значит?
— А чтего ж нет, капитан? Война-то кончилась. Жить надо. А с таким… с таким дело иметь можно.
Старцев кивнул. Да, что Бредли, что Трейси умеют расположить к себе, избегают явных конфликтов… разумеется, в интересах дела, своего дела. Конечно, контракт Трейси — это просто бумага. Их отношения намного сложнее. Не исключено, что наедине ведущим становится Трейси, а Бредли у него ведомым. Но на людях… Лендлорд и его ковбой. Игрок и его телохранитель. А каковароль Бредли, когда Трейси — киллер? Посредник на переговорах? Мозговой центр? Не исключено. Но это настолько слаженная система, что парни не нужны. И не станет Бредли для… уголовных дел брать исполнителей со стороны. Они и сами со всем таким справятся. Но парни составляют свою систему. Такую же? Нет, там другие отношения, чем-то схожие, но другие. Итак, две пары. Шулер и киллер, спальник и лагерник. Интересно… Но парней в городе уже нет. Исчезли. Получили справки и… на следующий день их уже не видели. И ведь всё логично, всё обоснованно. Ладно. До Бифпита надо поспать. Бредли подкинул работёнку. Клады. Что он нашёл в своём имении, что ему понадобилось законодательство по кладам? Или он что-то из выигрышей хочет выдать за клад? Интересный ход. Он ведь интересуется камнями, а там… там возможны очень разные нюансы. И с парнями этими, массажистами… Наверняка спальники. Откуда у Бредли с ними связь? Через индейца? Другого варианта нет. На что рассчитывает Бредли? Зачем ему это нужно? "Мои друзья просили помочь им". Ладно, посмотрим, а пока — спать.
Джексонвилль субботним вечером немноголюден. Эркин шёл быстро, как-то заново оглядывая знакомые улицы. Да, после Бифпита… там цветных не то что больше, но держались те иначе. Здесь нарвёшься там, где в Бифпите и не посмотрели бы на такую мелочь. Ладно, завтра в Цветной пойдём, всё узнаем.
Подходя к дому Андрея, он замедлил шаг. Но Андрей заметил его первым и свистнул. Эркин поднял голову и увидел его. Андрей латал крышу.
— Подваливай! — и призывный жест.
Эркин вошёл в сад и по лестнице поднялся к Андрею.
— Я знал, что придёшь, — Андрей говорил камерным шёпотом.
Эркин улыбнулся и кивнул.
— Ну, как у тебя? Нормально?
— Да. С дровами в сарае разобрался.
— Я тоже. Крышу вот попортило за лето, надо же сделать. Хоть и без работы снимаю, а всё-таки…
— Ну, понятно, — Эркин прижимал жестяной лист, пока Андрей закреплял его. — А то на тебя же и лить будет, — добавил он невинным тоном.
Андрей подозрительно посмотрел на него, но промолчал.
— Завтра в Цветной пойдём.
— Дело. Посмотрим, кто цел. Слушай, а бутылки мало будет.
— На халяву всегда мало. Посмотри. Всех денег с собой не таскай.
— Ты что? — Андрей даже молоток опустил на мгновение. — Охренел? Или меня за фраера держишь?
— А язык подвязать не хочешь?
Андрей загнал очередной гвоздь, пристукнул его для верности и вздохнул.
— Это ты верно. Отвык я таиться.
— Я тоже, — невесело усмехнулся Эркин. — Я вот шёл к тебе… В Бифпите легче было.
Андрей кивнул и улыбнулся.
— Там мы временно были, вот там и было легко. А здесь…
— Здесь надо наперёд думать, — закончил за него Эркин. — Этот край подбей.
— Ага. Надо будет гудрона достать, залить, а то всё равно потом течь даст.
Эркин пожал плечами. Здесь Андрей знает лучше. Молча они доделали крышу. Вышла хозяйка, посмотрела на них и, что-то тихо ворча, ушла в дом. Вернулась спустя несколько минут и поставила на стол в углу террасы кувшин с молоком, два стакана и тарелку с хлебом. И ушла, ворча уже чуть громче об оглоедах и охламонах.
— Во, — рассмеялся Андрей, — как начала вчера, так и не останавливается.
— Ну, так и ты… — усмехнулся Эркин.
— А что, конечно, ослабнуть заводу не даю, подкручиваю. Пошли, полопаем.
— Мг.
Они слезли с крыши, Андрей собрал в ящик инструменты и унёс его в дом, бросив через плечо:
— Садись, я мигом.
— А руки…?
— А! Вон висит.
Рукомойник — такой же, как у Жени — висел на столбе в другом углу террасы. И так же под ним ведро для грязной воды. Пока Эркин мыл руки, вернулся Андрей с новеньким, купленным в Бифпите полотенцем.
— Мыло, смотрю, тоже твоё лежит.
— А я им только и пользуюсь. У неё свой на кухне. А так, пришёл и сразу умылся.
И зимой так будешь?
— Зима здесь мягкая, не разорвёт его.
— Чего? — удивился Эркин, — вытирая руки.
— Не знаешь, — удивился его удивлению Андрей. — Ладно, поедим и расскажу.
Они не спеша спокойно пили молоко, заедая его чёрным "русским", как его назвал про себя Эркин, ноздреватым хлебом.
— Соскучился я по чёрному, — Андрей умудрялся говорить и есть одновременно. — Ну и сгонял с утра на Мейн-стрит, знаешь, там от кондитерской через три налево, дом…
— Они что, тоже пристройку сделали?
— Нет, просто окошко сбоку. Постучишь, дашь деньги, и тебе, — Андрей невесело усмехнулся, — выкинут. Ну вот, когда мороз сильный, вода льдом делается, и льдом её больше. Если закрыто со всех сторон, разорвать может. Ну, тесно её станет, понимаешь?
— Понимаю, но… не видел и не слышал даже.
— Слышаять-то я слышал, — кивнул Андрей, но… мне это ещё в школе рассказывали. Посмотрим. А то к себе в комнату заберу.
— У тебя комната своя?!
— Выгородка. Фанерка с дверкой. Тогда, помнишь, шухер пошёл. Я и сделал себе. На всякий случай. Ладно, крышу мы сделали. Давай дрова, что ли? А то она купила, так и лежат. Брёвнышки.
— Давай, — кивнул Эркин. — До темноты успеем?
— А то нет.
Они допили молоко, встали из-за стола, и Андрей повёл вокруг дома на задний двор, где возле сарая лежали толстые в человеческий рост брёвна. Козлы, пила и топоры были уже наготове.
— А не пришёл бы я? — Эркин снял куртку и закатал рукава ковбойки.
— А что? Могло и такое быть? — усмехнулся Андрей, укрепляя козлы, чтоб не шатались.
— Уел, — Эркин очень похоже передал интонацию Джонатана, так что Андрей засмеялся в голос, и засмеялся сам. — Ну, берись.
Они положили на козлы бревно, и Андрей завёл пилу.
— Пошёл?
— Пошёл, — кивнул Эркин, привычно берясь за ручку.
Возле Бифпита они опять поменялись местами. Как всегда не останавливая машину.
— Высадишь меня на въезде, Джонни. И я пойду искать парней.
— Ты их знаешь?
— Эркин сказал, что они знают меня. Да и видел я их. В Мышеловке и на олимпиаде.
— Мне долго пришлось учиться различать негров в лицо. Смотри, Фредди…
— Смотрю, — кивнул Фредди. — Слишком большой банк, чтобы играть не глядя. Ты в "Приме"?
— Я оставил номер за собой. Дорого, но… надёжно.
— Мг. Стоп, Джонни. К Цветному здесь ближе. Поболтаюсь на границе. Думаю, меня окликнут.
Выйдя из машины, Фредди дал грузовичку скрыться за углом и не спеша, не совсем прогулочной, но и не деловой походкой пошёл в обход Цветного квартала. День солнечный, но уже чувствуется осень. Народу на улицах заметно меньше. Пастухи и ковбои, получив под расчёт и погуляв напоследок, покинули город, а оставшиеся стали как-то незаметнее. Да, хорошо придумал Старр с олимпиадой и балом. В три дня выплеснулось всё, что раньше тянулось неделю, а то и дольше. Спустили пар и всё. Ковбой, когда не в загуле и не при стаде, существо мирное и почти безобидное. Если его не трогают и не задевают.
Фредди почувствовал на спине чей-то взгляд и остановился, отворачиваясь от ветра и закуривая. И увидел их. Троих парней в чистых ковбойках и рабских штанах, аккуратно заправленных в рабские сапоги. Негр, мулат и трёхкровка. Да, те самые, что в Мышеловке и на олимпиаде… Сами не начнут, вежливые, черти. Ну, поехали.
— Поговорим, парни?
Они переглянулись.
— Да, сэр, — ответил за всех мулат.
— Хорошо, — кивнул Фредди. — Где сядем, чтоб ни глаз, ни ушей лишних не было?
— Сюда, сэр, — предложил мулат. — Здесь не помешают.
В Бифпите можно найти что угодно. И тихое место для если не тайного, но очень конфиденциального разговора тоже. За отдельную плату. Фредди знал несколько таких мест, но предоставил инициативу парням. И не ошибся. Они тоже готовились к разговору.
Задняя комната одного из множества питейных заведений Бифпита с отдельным входом. Незнающий не зайдёт, а нежелательный не выйдет. Стол со стульями, окна если и есть, то всегда плотно занавешены, лампа на столе или под потолком и всё. А больше ничего и не надо.
Они расселись, и Фредди положил на стол пачку сигарет, предлагая закурить. Парни вежливо отказались. Секундная пауза, как всегда в начале серьёзного разговора. Фредди ждал.
— Певун говорил с вами, сэр? — начал мулат.
— Говорил, — кивнул Фредди. — Но я хочу выслушать вас. Что вы скажете.
Они снова переглянулись. Фредди невозмутимо ждал. До сих пор говорил мулат, но сейчас слово взял самый старший из них, негр.
— Сэр, мы хотим открыть своё дело. Делать массаж людям. За деньги. И жить на это. Это возможно, сэр?
— Возможно, — кивнул Фредди.
Но у нас нет денег, сэр. Мы, все трое, получили под расчёт за выпас и перегон. Мы можем на них прожить…
— До Рождества, если покупать только еду, — тихо сказал трёхкровка.
— Да, но чтобы начать дело, этого мало, — кивнул мулат. — Мы стали думать, сколько и чего нам надо…
— И вы просите денег, — очень серьёзно сказал Фредди.
— Мы выплатим, сэр, — быстро ответил трёхкровка, — постепенно, не сразу, но мы всё выплатим.
— Не всё так просто, парень, — покачал головой Фредди. — Дело вы задумали стоящее, сразу говорю. Но сделать его непросто. Нужен патент, разрешение. А для этого нужен диплом. Знаете, что это?
Они переглянулись и угрюмо помотали головами.
— Это официальный документ, что вы знаете и умеете, — объяснил Фредди.
— Значит, что, грузчиками на бойню? — спросил трёхкровка. — Откуда мы такую бумагу возьмём?
— Не спеши, — Фреддт усмехнулся. — Слышал я такую фразу. Не умирай до расстрела. Понял?
Трёхкровка нехотя улыбнулся.
— Ну вот, один я такое дело не вытяну. Поэтому, если хотите, надо поговорить с Джонатаном Бредли. Знаете его?
— Да, — кивнул негр. — Это… ваш лендлорд. Хорошо, сэр. Он… он согласен помочь нам?
— Он будет говорить с вами. А насчёт согласия… сумеете его убедить, что на вас можно рассчитывать…
— Что для этого нужно, сэр? Чтобы он поверил нам.
Фредди незаметно усмехнулся. Что ж, парни должны понравиться Джонни. Но надо предупредить их заранее.
— Так просто денег никто не даст. Если я даю деньги, я рассчитываю, что мне будет от этого какая-то выгода. Понятно? — он подождал их кивков и продолжил: — В этом нет ничего обидного, это общее правило.
— Мы знаем, — вздохнул мулат.
— Значит, сэр, мы должны доказать, что от нас, от нашего дела будет выгода, так? — спросил негр.
— Так, — кивнул Фредди. — Все вопросы с дипломом и патентом надо решать в комендатуре. Чтобы идти туда и просить за вас, мы должны быть уверены… что не фуфло это, не болтовня, а дело. Так что, парни, хотите довести дело до конца — готовьтесь. И Бредли, и в комендатуре, и… не знаю, что ещё понадобится, но вам придётся объяснять и доказывать. Не хотите… ну, будем считать, что разговора не было.
— Из игры с полкруга не выходят, — резко сказал трёхкровка.
— Не спешите, — остановил его Фредди. — Думайте, решайте, как это у вас устроено будет, что для этого нужно…
— Когда мы сможем поговорить с… мистером Бредли, сэр? — спросил негр.
Фредди поглядел на часы, мысленно прикинул их день.
— Сегодня часов в пять. Устроит?
— Да, сэр. Мистер Бредли сможет прийти сюда?
— Да.
— Спасибо, сэр, — негр встал, показывая окончание разговора. За ним поднялись остальные. — Мы будем здесь в пять часов, сэр.
Обменявшись вежливыми кивками, все вышли.
Фредди ушёл первым, не оглядываясь. Незачем. Кто из них и как расплачивается с хозяином комнаты и договаривается на пять часов… это их проблема. В разговоре заинтересованы они, им и обеспечивать место для беседы. Так, теперь в "Приму", немного поспать. Джонни пока занят своим. В пять с парнями и вечером как обычно. Ну а ночь… по заведённому порядку. В комендатуру завтра. Джонни здорово рассчитывает на капитана. Ну что ж… Капитан, похоже, не из тех, что виляют и пакостят исподтишка.
Хорошо, когда инструмент подогнан по руке. И вообще… сделан. Сэмми за инструментом совсем не следит. А у Андрея что пила, что топор, что колун… да за что ни возьмись… в порядке. Легко работать. Попилили, покололи, сложили, снова за пилу.
— Купила дрова, называется, — ворчал на суковатое бревно Андрей. — Говорил ей. Берёза (или что?) нужна. Нет, дорогая ей видишь ли. Да за такую работу…
— Ну и купил бы сам.
— Ни хрена! — шёпотом возмутился Андрей. — Я деньги даю, а остальное — не моя забота, а её печаль.
— Колоть-то тебе приходится, — усмехнулся Эркин.
— Поязви мне тут! Ещё раз такие купит — пусть со стороны нанимает. Но чтоб со своим инструментом приходили.
— Инструмент — великое дело, — согласился Эркин.
— Понял наконец. Ну, ещё три бревна и всё.
— За один заход сделаем.
— Ну не до темноты же возиться.
Они по привычке говорили камерным шёпотом. И зная, что подслушать их невозможно, говорили по-русски. Свободно, практически не затрудняясь в подборе слов.
В сумерках они закончили и уже убирали козлы и инструмент в сарай, когда опять появилась хозяйка Андрея.
— Вам что, приглашение по почте посылать нужно?! Или последние мозги из вас выбило?!
— И чего разоралась? — спокойно спросил Андрей, незаметно подмигивая Эркину.
— А то тебе повылазило, что темно уже?! Я стараюсь, кручусь, а он ещё зубы скалит! Лопать идите сей же секунд, пока сковороду на тебя не вывернула!
— Я крышу в другой раз твоим языком перекрывать буду. Аж в два получится.
— Чтоб ты свой поганый язык откусил и подавился им!
Эркин с трудом сохранял безучастное выражение лица. Под эту перебранку они вымыли руки и сели за стол на террасе. Большая сковородка жареной картошки на деревянном кружке, нарезанный толстыми ломтями хлеб… Они уже ели, когда старуха пришла опять и грохнула на стол чайник и две кружки.
— А заварку заначила? — спросил Андрей с набитым ртом.
— Чтоб тебе на голову, что ты другим желаешь! Лопай и заткнись. У меня не сто рук. Ухаживаешь за ним как за лордом каким, а он пасть свою раззявит и тебя же…
Не прерываясь ни на секунду, она принесла маленький чайник и тарелку с крупно нарезанным пирогом.
— Ишь, выпендрёжник, от кофе нос воротит, чай ему подавай как лорду, а был шпаной и есть шпана…
— А другой и близко к твоей халупе не подойдёт, — Андрей налил себе чаю.
— Да кто б ещё пустил тебя подзаборника… Душно ему на кухне вишь ли, тоже… принц Уэльский! — и она ушла, хлопнув дверью.
— Духота у неё в кухне страшенная, — пояснил Андрей Эркину, засовывая в рот полкуска пирога. — Как потеплело, я стол этот сбил и здесь ем. Говорил ей, давай, дескать, форточку сделаю, не кухня, а душегубка, — и каперным шёпотом: — Газовая камера, ну, газом там травили насмерть, — и опять в полный голос по-английски. — Так нет, холодно ей всё.
— Потому ты ангору и выбрал? — шёпотом спросил Эркин.
Андрей покраснев кивнул.
— Понравилось ей?
— Нну! Вон, — Андрей ухмыльнулся. — Пирог спекла. Ладно. Завтра в Цветной с утра?
— С самого ранья не стоит. Дрыхнут ещё все. Давай как на День Матери.
— Дело, — кивнул Андрей.
Пока ели, стало совсем темно. Эркин встал из-за стола, застегнул куртку. И совсем тихо, так что Андрей еле расслышал, сказал:
— Мои тоже понравились. И шаль, и баульчик.
Андрей молча мягко хлопнул его по плечу.
— Ну, бывай.
— До завтра, — кивнул Андрей. — Бывай.
Когда без трёх минут пять Фредди и Джонатан подошли к условленному месту, их встретил трёхкровка, поздоровался кивком и провёл в ту же комнату. Негр и мулат были уже там.
Джонатан остался верен себе и начал с представления.
— Джонатан Бредли, лендлорд.
И Фредди невольно про себя восхитился тому, насколько естественно, без натуги было сказано. И ответ парней поразил его такой же естественностью, этим умением мгновенно подстраиваться под собеседника.
— Роберт Слайдер.
— Метьюз Слайдер.
— Найджел Слайдер.
Они представились по старшинству, и негр как старший повёл разговор.
— Добрый вечер, сэр. Благодарим за честь, оказанную нам вашим согласием на беседу.
"И куда ты, ковбой, к лордам лезешь?" — сказал себе Фредди, усаживаясь рядом с Джонатаном. Взгляд Джонатана заставил его представиться полностью.
— Фредерик Трейси.
— Я слушаю вас, — благожелательно улыбнулся Джонатан.
— Сэр, вам наверное известно, что мы, трое, хотим начать своё дело. Массажное заведение. Мы все умеем это. Нам нужна ссуда и некоторая организационная помощь.
Сохраняя на лице вежливо-внимательное выражение, Джонатан под столом восторженно подтолкнул Фредди и получил такой же незаметный ответный пинок, а негр продолжал:
— Мы позволили себе обратиться к вам за помощью, потому что знаем о вашей добросовестности и надёжности в делах. И мы рассчитываем на вашу помощь и добрые советы. Со своей стороны мы обещаем, что вся ссуда будет вам выплачена в разумные сроки и с определённой нашим договором прибылью.
Если речь и была срепетирована и придумана совместно, то говорилась она с такой естественной непринуждённостью, будто парень всю свою жизнь вёл подобные переговоры. Впечатление, правда, несколько портили выступившие на лбу капли пота.
— Благодарю за столь лестный отзыв, — начал ответную речь Джонатан. — Но представляете ли вы размеры ссуды и всю сложность организационного периода? Я верю, что вы хорошие массажисты, но собственное дело требует от человека полной самоотдачи. Существуют различные места, где требуются массажисты, это спортивные центры и клубы, госпитали… Работа массажиста хорошо оплачивается. Вы можете зарабатывать большие деньги, не связываясь со всеми проблемами самостоятельного дела.
Негр вежливо кивнул. Мулат и трёхкровка сидели рядом, не вмешиваясь, но слушая очень внимательно, и явно готовые в любой момент прийти на помощь своему старшему.
— Да, сэр, вы, разумеется, правы.
Негр смотрел прямо в глаза, не опуская ресниц, длинных и пушистых как… как у остальных, как у Эркина — успел подумать Джонатан.
— Мы обсуждали этот… эту возможность. Но, сэр, мы хотим работать не на кого-то, а на себя. Мы не хотим зависеть от хозяина… от нанимателя, от его желаний и его соображений. Мы потому и обратились к вам, что сознаём всю сложность задуманного дела.
— Я должен быть уверен, что вы не бросите дело на полдороге, что я получу обратно свои деньги. И прибыль.
— Вы можете быть уверены, сэр, — негр позволил себе еле заметно улыбнуться. — Мы привыкли любое дело доводить до конца.
Все улыбнулись, показывая, что поняли тактично намеченную шутку.
— Хорошо, кивнул Джонатан. — Уверены ли вы, что дело будет доходно, что у вас будут клиенты?
— Сэр, те, кому мы делали массаж, остались довольны, — вступил в разговор мулат. — И хотели повторения.
— У вас уже были… клиенты? — удивился Джонатан.
— Да, сэр, клиент, — мулат взглядом спросил разрешения у негра и, когда тот кивнул, продолжил: — Это наш старший ковбой. Он очень… страдал. От радикулита. Потому и пил. Мы как-то сделали ему массаж. Ему помогло, сэр.
— И он бросил пить? — улыбнулся Джонатан.
— Нет, сэр, — не выдержал трёхкровка. — Теперь он пил от радости, что ничего не болит.
Фредди с удовольствием расхохотался. Засмеялись и остальные.
— Если массажем можно снимать радикулит, — стал серьёзным Фредди, то вы правы, клиентура у вас будет. Все ковбои ваши.
— Мы рассчитываем и на это, сэр, — снова заговорил негр.
— Хорошо, мы согласны, — кивнул Джонатан. — С чего вы думаете начать? С ссуды?
Они быстро переглянулись, и негр медленно покачал головой.
— Нет, сэр. Нам… мы узнали, что нужно разрешение на такую работу. Диплом и патент, так? — Джонатан и Фредди кивнули. — Пока нет этих документов, деньги не нудны, сэр.
— Вы правы, — Джонатан радостно улыбнулся. — Начинать надо с этого. А как думаете дальше?
— Если у нас будут… — и тут же поправил себя, — Когда у нас будут необходимые документы, надо будет выбрать город, купить или нанять там дом, оборудовать его…
— Стоп, — остановил его Джонатан. — Вы не хотите остаться здесь?
— Бифпит — маленький город, сэр, мы не наберём столько клиентов, а ковбои… они же приходят в город раз в год на две недели, ну, на месяц. За месяц мы не наработаем на весь год.
— Резонно, — кивнул Джонатан. — Я согласен с вами. Значит, начинаем с документов. Для этого надо обратиться в комендатуру. Сможете ли вы завтра подойти к комендатуре… скажем, в полдень. Я к этому времени наведу необходимые справки.
— Да, сэр.
— Спасибо, сэр.
— А о нашем соглашении будем говорить, когда решится вопрос с документами, так?
— Да, сэр, так.
Они одновременно встали, и Джонатан очень естественно протянул негру руку. Удивлённый взгляд, секундная заминка, и рукопожатие вышло естественным. Потом Джонатан обменялся рукопожатиями с остальными. За ним так же попрощался с парнями и Фредди.
Джонатан и Фредди ушли первыми: всё-таки нежелательно, чтобы их видели всех вместе. Когда они отошли достаточно далеко, Фредди усмехнулся.
— Если бы переговоры о капитуляции, — кивнул Джонатан, — вёл этот парень, условия были бы куда легче.
— Легче для кого, Джонни?
— Ты прав. Ну что ж, на парней можно ставить. Завтра к капитану в одиннадцать. Часа на предварительный разговор хватит.
— Должно хватить, — кивнул Фредди.
Эркин шёл быстро, почти бежал. Обещал Жене, что ненадолго, а сам… Женя вчера так и не помылась, а вода, дрова… всё бросил, убежал. Но ведь не мог он не сходить к Андрею. За лето так привык, что Андрей всегда рядом… Кроссовки мягко стучали по земле. В сапогах так не побегаешь. Джексонвилль — не Бифпит, до утра не гуляет, если не соваться на Мейн-стрит и в богатые кварталы рядом, то тебя никто и не увидит. Ну, вот и поворот, калитка… Он осторожно тронул её ладонью. Заперто. Медленно Эркин расстегнул куртку и вынул из внутреннего кармана ключи, нашёл на ощупь нужный, вставил в скважину. Ключ повернулся с тихим щелчком. Эркин даже не услышал, а почувствовал его. Войдя, закрыл и запер калитку. Несколько шагов, и он у двери. И снова ищет ключ, нащупывает скважину, вставляет, открывает дверь… Он пришёл домой, это его дом, у него ключи от дома. Только сейчас до Эркина стало доходить то, что смутно ощутилось днём, когда Женя отдала ему ключи. Так же тщательно и тихо он запер за собой дверь и поднялся по лестнице. Верхняя дверь тоже закрыта. И снова, всё снова. Он вошёл в крохотную прихожую, запер за собой дверь и тщательно вытер ноги о расстеленную у дверей тряпку.
— Эркин? — позвал его из кухни голос Жени.
— Да, — откликнулся он внезапно севшим голосом.
— Подожди в комнате, я сейчас.
Значит, она моется.
— Хорошо.
Эркин вошёл в комнату. На столе ровно горит лампа, окна занавешаны… И тут на него обрушилась Алиса.
— Ага, вернулся! — она с размаху ткнулась в его ноги. — А мама на кухне. Мы тут спали-спали, а потом полдничали, а потом я гуляла, а тебя всё не было, а ты работал, да?
— Да, — кивнул. — Работал.
Она потащила его за руку к своей табуретке.
Когда Женя вошла в комнату, закручивая в узел мокрые волосы, они изучали баульчик. Алиса показывала Эркину все эти крючки, челночки, ножнички, тесьму, платочки с узорами… Эркин рассматривал всё это с таким живым интересом, что Женя умилилась, любуясь ими. Почувствовав на себе взгляд Жени, он поднял голову и обернулся к ней. Женя улыбнулась.
— Мыться будешь? Тогда иди, пока плита тёплая.
— Нууу… — обиженно протянула Алиса. — А мы ещё не всё посмотрели.
— Потом, — утешила её Женя. — Сегодня не последний день.
— Ладно, — вздохнула Алиса. — А ты мне почитаешь?
— Почитаю, — кивнула Женя. — Эркин, иди мойся, и ужинать будем.
Он встал, осторожно, чтобы не задеть ненароком, перешагнул через рассыпанные на полу игрушки и пошёл на кухню.
Красный свет от плиты, корыто, ведро. Жаркий, наполненный паром и запахом мыла воздух. Он быстро разделся в кладовке. Рубашка, трусы, носки — всё в ведро с грязным и залить тёплой водой, да, взять полотенце, мочалку, мыло… ещё у Роулинга покупал, обмылок остался, ну, на сегодня ему хватит, в корыто тёплой воды и ещё в ковше, чтобы облиться потом. Ну вот… А для головы ещё… ну вот теперь всё. Он сел в корыто, намочил и намылил голову. Ух, хорошо как! Не сравнить с душем. Там просторно, конечно, а здесь зато…
— Давай солью тебе.
— Женя? Ты?
— А кто ж ещё!
Женины руки теребят, перебирают его волосы. Тёплая мыльная вода течёт по лицу, шее. Он, проморгавшись, открывает глаза.
— Ага, спасибо.
— Сиди. Я тебе спину потру.
Он упирается лбом в согнутые колени, чтобы ей было удобнее, и только покряхтывает. Мочалка — прав Андрей — совсем мягкая стала, надо бы новую.
— Ну вот, — Женя удовлетворённо выпрямляется, и он ждёт её обычной фразы о краснокожести, но она молчит, и он поднимает на неё глаза с немым вопросом. Женя улыбается.
— Тёрла, тёрла тебя, а ты всё коричневый.
— Это я загорел. На выпасе когда без рубашки ходил.
Он мягко выдёргивает у неё из руки мочалку, намыливает заново и начинает растирать себе плечи и грудь. Обычно она уходила, а он вставал и домывался стоя, но сейчас Женя почему-то всё стоит рядом.
— Ты чего? Женя?
— Смотрю на тебя. Я так давно тебя не видела.
Эркин улыбается.
— Меня смотреть не пускаешь, а сама… — говорит он нарочито обиженным голосом и довольно ухмыляется, услышав её смех.
Женя шутливо шлёпнула его по шее и ушла. Эркин осторожно, чтобы не наплескать на пол, встал, растёр себе живот и ноги и облился из ковша чуть тёплой водой. Остыла, пока мылся. Он вышел из корыта, вытерся новеньким — ни разу ещё не брал — полотенцем и повесил его сохнуть на верёвку рядом с полотенцем Жени. Теперь аккуратно воду в лохань, корыто ополоснуть и на место, пол подтереть, а то всё-таки наплескал, размахался, как в душевой, а здесь осторожно надо. Ну вот, тряпку к плите и пусть сохнет, руки ещё разок ополоснуть у рукомойника и одеться. В кладовке он прямо на голое тело натянул свои старые рабские штаны, слежавшиеся за лето и пахнущие так, как пахнут старые чистые, но давно не надевавшиеся вещи. Повертел в руках тенниску. Маленькая какая-то стала. Ну-ка, попробуем. К его изумлению, она налезла, туго обтянув плечи и грудь. Ну… да, шлёпанцы. Он сложил джинсы. Завтра в них пойдёт Рубашка, трусы, ну, у него теперь этого добра завались, есть что надеть.
Когда он вошёл в комнату, Женя читала Алисе и, увидев его, улыбнулась.
— Я уж думала, ты утонул там, нет и нет. Сейчас ужинать будем.
Она чмокнула Алису в щёку.
— Завтра с этого места и продолжим, — вскочила и закрутилась в так знакомом ему вихре множества одновременных дел.
И вот они уже сидят за столом. Дымится в чашках чай, влажно блестит тёплая варёная кукуруза, которую, к полному восторгу Алисы, едят руками, обгрызая початок и обмакивая его в подсоленное масло. Ровно, без копоти и треска, горит лампа, за плотно задёрнутыми шторами шумит в деревьях ночной ветер.
— Я боялась, она не налезет на тебя, села сильно.
— Это пока я не шевелюсь. Рукой махну — лопнет.
— Вот и будешь её дома носить. А зимой для тепла поддевать.
— У меня куртка тёплая.
Алиса занята выгрызанием на початке узора и только время от времени вскидывает на Эркина глаза, словно проверяет: не пропал ли он куда.
— Мне на зиму ничего не нужно, Женя. Одежды… на три года хватит.
— Ну, это ты хватил! — фыркает Женя. — На три года! Я ещё сапоги твои не смотрела. Выдержат они зиму?
— Выдержат, — кивает Эркин. — Сапоги, как и куртку, на три года дают, а это вторая зима будет.
— Как дают? — не поняла Женя.
— Ну, рабам. Это ж рабские сапоги.
— Вот и купишь себе нормальные ботинки, — сердито говорит Женя. — И пальто на зиму.
— Для работы куртка удобнее. И сапоги, — он глотает горячий чай, с наслаждением ощущая разливающееся по телу тепло. — Я себе в Бифпите столько всего накупил. Мне надолго хватит.
— А почему Бифпит? — влезает Алиса.
— Не знаю, — пожимает он плечами. — Называется так город.
— Смешно, — заявляет Алиса и утыкается лицом в чашку за что тут же получает от Жени шлепок между лопатками. — Мам, а конфеты? Я утром ещё их видела.
Женя смеётся и достаёт три "ковбойских" конфеты.
— Ковбойские конфеты, — улыбается Эркин.
— Их ковбои делают? — изумляется Алиса.
Эркин не выдерживает и смеётся.
— Нет, ковбои их любят, — смеётся Женя. — Так, Эркин?
— Да, — кивает он. — Это мы себе там покупали и вот… остались.
Алиса гоняла во рту конфету, стуча ею о зубы.
— Не грызи, а соси, — улыбнулась Женя. — Дольше хватит.
Эркин на секунду замер, едва не поперхнувшись чаем. Но… но это же совсем другие слова. И голос. И… и всё, всё другое.
— Алиса, допивай.
— У меня ещё конфета не кончилась, — возразила Алиса.
Женя вздохнула.
— Опять ведь за столом заснёшь.
— Ага-а, — врастяжку согласилась Алиса.
— Ладно, сиди уж, — Женя встала, собирая посуду. — Сейчас с деньгами разбираться будем.
Эркин дёрнулся было встать, но Женя качнула головой, и он остался сидеть, положив руки на стол. Не усталость, нет, не мог он устать от такой работы, что ему пару часов помахать топором, нет, что-то другое не давало ему шевелиться. Какое-то глубокое спокойствие, почти оцепенение охватило его. Он ничего не хотел. Вот так сидеть и слушать ветер за окнами и позвякивание посуды на кухне, и смотреть на Алису, что никак не может доесть конфету, потому что то и дело достаёт её изо рта, смотрит на свет и засовывает обратно.
В комнату вернулась Женя, на ходу вытирая руки полотенцем.
— А-ли-са!
Алиса посмотрела на неё снизу вверх, вздохнула, слезла со стула и недовольно сопя поплелась на кухню. Но на полдороге вернулась, вытащила изо рта конфету и протянула её Жене.
— На, — и со вздохом: — Утром доем.
Женя улыбаясь кивнула, завернула остаток в фантик и положила на стол.
— Хорошо, пусть лежит до утра.
Эркин улыбнулся, но позы не изменил и сидел так, пока Женя укладывала Алису. Но вот Алиса уже в постели, укрыта одеялом, Женя поцеловала её в щёку со словами: "Спи, маленькая", — и вернулась к столу, посмотрела на Эркина.
— Устал? Налить ещё чаю?
Он покачал головой.
— Нет, просто… — Эркин смущённо улыбнулся. — Просто так хорошо, что шевелиться неохота. Бывает так?
— Бывает, — кивнула Женя и пригладила ему влажно торчащие на макушке пряди. Он поймал её руку, прижал к себе, поцеловал в ладонь. — Ох, Эркин, как я ждала тебя. Как я боялась за тебя.
Он снизу вверх смотрел на неё. Женя наклонилась, поцеловала его в щёку рядом со шрамом и нарочито строго спросила:
— Мы делом займёмся?
— Давай, — Эркин обхватил её обеими руками и посадил к себе на колени.
— Эркин, надо с деньгами разобраться.
— Ах, это-о! — он изобразил разочарование и разжал объятия.
Женя тихо рассмеялась и встала. Выложила на стол свёрток с деньгами, поставила шкатулку.
— Вот, смотри, — и тут же рассмеялась. — Нет, я даже не знаю, чего с такой кучи денег делать.
— Я тоже, — улыбнулся Эркин.
— Ну ладно, — Женя села за стол и развернула свёрток. — Давай так… — и задумалась.
Эркин терпеливо ждал. Женя тряхнула головой и решительно взялась за пачки купюр.
— Я всегда сразу откладываю на квартиру. А если уплатить заранее до Рождества? Чтоб об этом уже не думать и свободно тратить остальное. А до Рождества — это… за сентябрь я оплатила. Октябрь, ноябрь, декабрь. Три месяца. Это… нет, отложим побольше, вдруг он опять поднимет плату.
— Он — это кто?
— Хозяин, — Женя оторвалась от денег и посмотрела на него. — Я же только снимаю. Эту квартиру и сарай. И плачу больше всех во дворе.
— Почему? У них дома, у тебя квартира, так?
— Так, — Женя вздохнула. — Из-за Алисы. Она же незаконная и "недоказанная", да и я к тому же "условная". Хорошо ещё, что пустили.
Эркин как от удара перехватил ртом воздух. А Женя продолжала раскладывать деньги. На дрова, на керосин, на еду. И такая большая, такая толстая пачка таяла, рассыпалась на маленькие. И что же… ничего не останется?! Женя подняла на него глаза и улыбнулась.
— Ты что, Эркин?
Он кивком показал на деньги.
— Дрова, еда, керосин, квартира… И больше ничего?
— Кабы не есть, так в золоте ходили бы, — вздохнула Женя и строго добавила: — На еде не экономят. Понимаешь, Эркин, получается, что на всё это у нас деньги есть. И что это значит? — она улыбнулась.
— Что? — подыграл он.
— Что заработок можно спокойно тратить. Покупать вещи, из еды что повкуснее.
Эркин кивнул и медленно, словно пробуя слова на вкус, сказал:
— Я думал, ты купишь чего-нибудь себе. И Алисе. Я думал, это, — он кивком показал на деньги, — много.
— Конечно, много, — сразу поняла его Женя. — И вот теперь до самого Рождества я всю зарплату могу тратить. На жизнь-то деньги есть.
Он неуверенно кивнул.
— А… до Рождества долго?
— Столько, сколько ты был на заработках, и ещё две недели.
Эркин улыбнулся.
— Теперь понял. Действительно здорово. Женя, я работать буду, на еду хватит. Ты сразу себе купи. И Алисе.
Женя вздохнула.
— Хорошо бы. Но… посмотрим. Для начала я за квартиру заплачу. И дрова куплю.
— Бери непиленые. Так дешевле, а мы с Андреем всё сделаем.
— Хорошо, — кивнула Женя. — И смотри. Это то, что осталось. Что уже можно тратить.
Эркин смерил взглядом стопку кредиток и вздохнул.
— Мало.
— Это же сотенные, — улыбнулась Женя. — Почти тысяча. Вот увидишь, как теперь всё будет.
Она, как всегда, аккуратно обернула пачки бумажными ленточками с надписями и убрала часть в шкатулку, а часть в комод.
— Вот видишь сколько. Даже в шкатулку не влезает, — Женя подошла к нему, и Эркин сразу встал.
Женя обняла его и на секунду прижалась и тут же не то, что отстранилась, а просто встала рядом, положив руки ему на плечи и очень мягко, очень плавно погладила. Эркин наклонился и поцеловал её в щёку. Она сама подставила губы, но тут же отвернулась и прижалась щекой к его груди. Эркин обнимал её, не понимая и не желая ничего понимать. Женя плакала. А он не знал, что делать. Она плакала тихо, даже не вздрагивая, и только его тенниска на его груди намокала от её слёз.
Наконец Женя успокоилась и снова подняла к нему мокрое, но уже улыбающееся лицо.
— Ох, Эркин, как же я… как же ты… — она запуталась и засмеялась.
— Я не понял, — признался он.
— И не надо, — рассмеялась Женя. — Поздно уже.
— Ты устала? — спохватился он. — Женя, да?
— Немного, — она смущённо улыбнулась. — И тебе надо поспать как следует.
— Да, — бездумно согласился он.
И всё решив, они никак не могли оторваться друг от друга. Стояли обнявшись, словно боялись упасть без этой поддержки.
* * *