Лауг ушел, когда пришел срок, просто посмотрел на сейти зелеными глазами, зевнул лениво, тряхнул шерстью и, не спеша, с грацией и достоинством исчез в вечернем тумане. Больше Рэйсли его не видел.
Скучал ли он по нему? Скорей грустил по совместно проведенным дням. Он понимал, что лауг не может и не желает жить рядом с человеческим детенышем вечно, он был слишком гордым, свободолюбивым, независимым и мудрым. У каждого из них была своя дорога, они пересеклись на время, по воле богов, чтоб одарить друг друга необходимым и разойтись.
Общение с диким лаугом пошло на пользу мальчику. Он сильно изменился, превратившись в зрелую и самостоятельную личность. Его больше не трогало пренебрежение слуг и отца, не злил брат. Бури в душе стихли, осели и больше не тревожили понапрасну. Эмоции нашли свое место в его натуре и научились подчиняться хозяину. Теперь он знал, что хочет и каким будет. Он повзрослел. Он научился отделять желания от действительности, держать себя в руках, пользоваться Ка, укрепляя его, а не ослабляя ненужными чувствами и поступками. Он научился видеть дальше, чем другие, научился слышать и осознавать значение воспринятого, он научился не упускать мелочи, научился складывать события, как мозаику, и получать ответ: направление, будущее.
В 14 Фэйра привела ему первую наложницу, и Рэйсли, выпив тэн до дна, впервые ощутил влияние чужого и-цы на собственное тело. Ему вновь пришлось учиться: руководить своими желаниями, телом, энергетическими потоками и властвовать над чужой жизнью.
Конечно, он так и остался для всех окэсто, но он был жив и носил звание сейти, как бы это ни игнорировалось. Ни разу за 32 года он не чувствовал им себя на деле, и вот сегодня после хотто, после того, как изменения в образе сейти уже нельзя было воспринимать, как временные и случайные, весь экипаж стал смотреть на своего сотоварища по другому - ни насмешки, ни презрения, ни злорадства, лишь благоговение, почтение и хорошо спрятанная зависть, как у Гзан, сквозили в этих взглядах.
Лоан признали фишэдо, а этих галактических бродяг не так просто заставить верить или уважать, но он смог, значит и отца сможет заставить признать его сыном, как и Иллана. У Гвидэра два сейти, пора ему об этом напомнить.
Рэйсли выключил воду и, нажав кнопку вэсс[36], через пару секунд натянул на сухое тело свежий комбинезон. Спать не хотелось, время было ближе к обеду и Рэй решил заглянуть к тэн, чтоб проверить ее состояние и покормить. Девчонка наверняка уже проснулась и проголодалась.
Кэн зашел в комнату Алены, остановил поднос с пищей у ложа и настороженно прищурился: что-то было не так. В воздухе стоял запах болезни: раздражающе –– острый, густой и жаркий. Девушка была укрыта одеялом с головой, только тонкая рука выглядывала из-под него, свешивалась до пола безвольной плетью. Рэй замер на минуту и отдернул одеяло.
Зрачки девушки были огромными и пустыми, пунцовое лицо, слипшиеся от влаги волосы, сухие, потрескавшиеся губы, приоткрытые, вздрагивающие, и спина, превратившаяся за это время в одну сплошную рану: отечные красные края разрезов, с бело-желтоватыми вкраплениями внутри. Рэй остолбенел. Страх, давно забытый, и, казалось, неведомый ему, мгновенно проник в душу: Модраш! Крестный наказывал его за пренебрежение и сомнения, он не забыл, что крестник дважды проигнорировал его дар и чуть не потерял, и вот напомнил, проявил свою волю, наказывал недостойного мальчишку, забирая девушку.
Алена горела, ее энергия скапливалась внизу, не желая подниматься. Рэйсли знал, что в подобных случаях умирают быстро, буквально сгорая за сутки. Для флэтонцев, повышение температуры тела означало смерть. И не важно, что девушка землянка, сейчас кэн об этом и не вспомнил, он пытался сообразить, что нужно и можно сделать.
Кэн осторожно поднял девушку на руки и понес к кафиру.
Эллан отпрянул, увидев лицо сейти, держащего на руках тэн.
–– Ты вылечишь ее! –– безапелляционно заявил тот, укладывая безвольное тело на кушетку.
–– Я?...–– зрачки мужчины расширились от растерянности и страха. Состояние девушки не вызывало у него сомнений, –– не могу, Рэй, …это…конец.
–– Ты поднимешь ее! –– рявкнул кэн с перекошенным лицом и зажмурился, беря себя в руки. –– Ты сделаешь все, что сможешь, ты сделаешь больше, чем можешь, и ты поднимешь ее,…если хочешь жить.
Голос парня звучал глухо и угрожающе жестко, а взгляд не оставлял выбора.
–– Я помню все Эллан: твою предвзятость, совет о трансплантации органов… Пять лет назад отец решил, что с него хватит терпеть мое присутствие, и ты с радостью решил ему помочь, да просчитался. Я знал статистику выживших после таких операций…ноль! А кто просвещал его о моем состоянии? О количестве погибших наложниц? Ты предал Фэйру, убедил отца, что я окэсто! Ты присягнул Иллану перед отлетом, чтоб сохранить свой ранг и должность, ты встал на сторону отца, пообещав, что он больше не увидит меня …
–– Но я дал тебе свой гуэдо! –– закричал Эллан, не желая слышать список обвинений. Одного пункта хватает для смерти, и именно этот приговор он читал в глазах сейти.
–– Если бы ты это не сделал, я бы все равно нашел, у кого взять, а ты бы признал себя ...предателем, –– тихо заметил Рэй, с презрением глядя на поникшего доктора. –– Ты можешь обманывать Фэйру, но не меня.
Мужчины замерли, в упор глядя друг на друга. Эллан опустил взгляд первым.
–– Я не твой бог, Рэй, –– тоном обреченного заметил он.
–– А ты постарайся, –– холодно заметил Лоан, и чуть поддавшись к нему, вкрадчиво спросил. –– Эхита и ты, кажется, решили обзавестись окэсто? Похвально…мальчик?
–– Нет, Рэй, –– похолодел кафир.
–– Да. Я лишу твоего окэсто возможности питаться. Без отца ему трудно придется. Сколько он сможет прожить? Три года, как все, шесть? Подумай об этом.
Кэн развернулся и вышел.
Эллан пошатнулся и, опершись руками на края кушетки, навис над бесчувственным телом тэн. Его жизнь и, как и жизнь его близких, теперь зависела от этой рабыни.
–– Ты все равно умрешь, –– прошипел он девушке и тряхнул головой, осознав, что, по сути, она тут нипричем. Эллан виноват сам, не приняв во внимание стойкость сейти и силу его Ка. Он сделал ставку не на того, он поторопился, и теперь, только вытащив эту девчонку, он сможет исправить упущения. Рэйсли, бесспорно, быстро войдет в силу и завоюет много голосов в свою пользу, история его спасения слишком чудесна, и потому привлечет массу поклонников в конфессию Модраш. Гвидэру придется признать младшего сына и отдать сегюр ни одному, а двум сейти.
Лоан остановился посреди коридора и с размаху впечатал кулак в стену. Его душила бессильная ярость: почему его тэн должна умереть? Потому, что он не смог ее уберечь? Она выполнила свое предназначение? Пусть так, но он не желает ее терять, …
Взгляд упал на бриллиантовый браслет, последнее, что у него осталось в память о своем происхождении, о доме,… Нет, не последнее.
И в ту же секунду парень понял, что будет делать.
В корабельном святилище было прохладно и мрачно. Большое помещение с рядами разных идолов вдоль стен было наполнено ароматом благовоний. Веселый добряк Имхей, бог справедливости Куэнго, изящная, резная статуя красавицы Оби, богини долголетия и семейного благополучия, и с десяток других изваяний, включая хрустальный шар и голограмму Анториса, бога мудрости, с недоумением взирали на странного посетителя, сидевшего на коленях перед огромным каменным монстром - Модраш.
Рэйсли взирал на клыкастый лик крестного и пытался предугадать: внемлет ли тот его просьбе? Золотая жертвенная чаша стояла у ног парня - ждала свое время, как и молоденький черноволосый раб, ткнувшийся лбом в поверхность пола слева от кэн. Он был оголен по пояс, как и хозяин, и дрожал от холода и страха.
Лоан нахмурился, недовольно покосившись на тэн: совсем никчемный, слабый и трусливый. Жаль, что за свой браслет Рэй смог взять только такого, остальные стоили дороже, но и были не в пример этому.
Кэн брезгливо поморщился, глядя, как трясется мальчишка, вытащил из инкрустированных каменьями коротких ножен на груди кинжал с огромным голубым бриллиантом на рукоятке и взял раба за волосы. Золотистый клинок, испещренный иероглифами, загадочно блеснул и скользнул по горлу жертвы, с легкостью вспарывая сонную артерию и трахею. Парень задергался в смертельной агонии, изрыгая кровь в жертвенную чашу, и затих. Миг, и бездыханное, обескровленное тело лежало у ног гневного Модраш, но душа, так и не успев ничего понять, еще топталась рядом. Рэй подождал, стряхнул последние капли в чашу, отпустил тело и надрезал себе запястье. Скудная струйка стекла в дымящийся от крови жертвенник и остановилась. Парень стер пальцами ее остатки и следы влаги с лезвия и вложил кинжал в ножны. Еще пара минут, и рана на его запястье превратилась в тонкую, красноватую полоску. К вечеру не будет и ее.
Рэйсли поднял конусовидную чашу на вытянутых руках, поддерживая за низ, и протянул крестному, внимательно вглядываясь в его лицо. Тот, казалось, насмешливо ухмылялся.
‘Прошу тебя, оставь свой дар мне. Я клянусь, что буду зорко следить за ней, беречь как себя. Клянусь не допускать ошибок и не пренебрегать ею’.
Модраш ехидно скалился.
‘Я …совершил всего лишь оплошность, растерялся и не понял вовремя. Это не повторится, клянусь. Прошу тебя, оставь ее мне. Я оценил ее по достоинству и смогу приручить ее. Твой дар велик и бесценен, я благодарен тебе и клянусь служить тебе верно и впредь,…оставь Алену мне’.
Модраш презрительно сморщил клыкастую рожицу. Рэй растеряно нахмурился и выплеснул содержимое чаши в углубление у ног бога. Минута, вторая, третья…Кровь стояла на месте. Модраш не принимал жертву.
‘Что же ты хочешь? Что я еще должен сказать? В чем поклясться?’ –– кэн всматривался в сердитый лик, пытаясь понять: ’ Я слишком медлил? Усомнился? Ты считаешь –– она мне больше не нужна? Да я абсолютно здоров и благодарен тебе, но ..я не могу расстаться с ней, она мне еще нужна.’
‘Зачем?’ –– усмехнулся бог.
‘Не знаю’,- качнул головой кэн, чувствуя, что совсем запутывается. Что-то важное скользило в голове и не давалось, не желая облекаться в разумную мысль. А крестному до этого не было дела –– он ждал четких аргументов, внятных объяснений.
‘Я не желаю расставаться с твоим даром. Я достоин его и могу доказать тебе это…делом’.
Модраш настороженно прищурился, и Рэй все понял.
‘Так вот в чем дело: я обещал взять ее в жены, получив доказательства ее избранности, но до сих пор не исполнил обещанье’.
В груди Лоан похолодело. Заключить союз с тэн? Взять ответственность за нее на всю оставшуюся жизнь? Ему мало забот предстоит, чтоб еще брать на себя сумасбродку? Отец будет в ярости. Совет возмущен. Общество скандализировано. А если еще и характер Алены учесть?.. Его ждут беспокойные времена и множество проблем.
Но ведь он может. Он достаточно силен, чтоб нести ответственность за двоих. Отец? Прекрасно! Это даже замечательно - позлить родственничков, навязав им своенравную девчонку в качестве претендентки на сегюрет, если с ним что-то случится. О, это было бы интересно и поучительно.
Ах, как взъярится Гвидэр! Иллан ведь уже правит и вдруг…ему придется пододвинуться. Рэй не только жив, но еще и вступил в союз, и теперь у Гвидэра не будет выбора, его просто не поймут, если он проигнорирует младшего сына и не поделит трон между обоими! Рэй получит все и сразу. О, какая горькая пилюля для родителя и брата! Надо же так просчитаться –– сбросить сынка, вычеркнуть и вздохнуть спокойно, а он возьми да появись…и не один, c женой! Это уже не двоевластие, это бесспорное главенство Рэйсли, законное главенство, потому что он будет женат, а, следовательно, иметь другой статус, выше, чем у Иллана. И в случае смерти за ним останется жена, а за братом никого. Потом женатый человек –– это состоявшийся мужчина, возложивший на себя бремя ответственности за другого. Это уважение и авторитет общества, и …укрепление культа Модраш. Он теперь сможет все! Прислушиваться-то будут в первую очередь к нему.
Вот что задумал крестный!