- Женя, сейчас ты должна попытаться вспомнить родные места. Нам плыть дальше?
По словам Евгении, род кузнеца Косамайну жил немного южнее, на берегах небольшого залива, в который впадает двумя рукавами река, образующая большой остров, на котором стояло селение её отца. Сартинов наморщил лоб:
- Ближе к Оремифу? Ладно, гляди в оба, Евгения!
Через некоторое время 'Тунгус' подошёл к дельте небольшой реки, разделявшейся на несколько рукавов, заросших роскошным ивняком. Несмотря на песчаную отмель, канонерка подошла к берегу практически вплотную. Спустили мостки и первая группа ангарцев сошла на мокрый песок. На берегу помимо обычного плавника и прочего было навалено несколько груд морских раковин. Евгения, несмотря на окрик Алексея, сбежала по доскам на берег, споткнувшись и зачерпнув в сапожки немало воды. Подбежав к одной из груд, она принялась рассматривать рассыпающиеся в руках створки.
- Свежие! Свежие, Алексей! - смеялась она.
Слёзы на её глазах Сазонов увидел, когда подошёл ближе и обнял её, счастливую.
- Смотри, - показывала она ему раковины по одной, считая их:
- Сине, ту, тре[8]! Они тут! Надо идти, быстро!
Отряд сформировали быстро. Девять человек на двух лодках вошли в узкую протоку, покрытую зелёными зарослями на манер сводчатого потолка. Едва лодки вышли из-под этого покрывала, как ангарцы нос к носу столкнулись с так же изумлёнными людьми, которые, громко разговаривая, вытаскивали лодку-плоскодонку на берег. Поначалу они рванулись было бежать к поднимающемуся стеной лесу, но отчего-то остались на месте, напряжённо посматривая то на неожиданно появившихся чужаков, то на оставленные в длинной лодке луки и короткие копьеца. Там же в плетёных корзинках находился и их улов.
Алексей, держа одну руку на цевье винтовки, второй пихнул Женьку в бок:
- Скажи им, что-нибудь, - прошипел он.
- Я почти ничего не помню! - едва не расплакалась она.
- А ну, соберись! - сдвинул брови Сазонов. - Ты же учила меня словам на своём языке!
Утерев очередную порцию слёз, женщина встала в лодке и неуверенно произнесла несколько слов на мелодичном языке, с обилием гласных звуков. Оба мужика с заметным облегчением переглянулись, а один из них что-то спросил Евгению. Слушая её ответ, а говорила она так же запинаясь, путаясь и морщась, чуть не плача от досады, Сазонов узнал лишь то имя, которое он повторял прежде много раз - Эрдени. Да ещё имя её отца - Косамайну. Рыбаки уже осмелились подойти поближе, не проявляя так явно прежнего желания убежать. Теперь ангарцы могли разглядеть их поближе. Оба были одеты в широкие распашные халаты, с зауженными от локтя рукавами, перетянутые поясом в несколько оборотов вокруг талии. На верхней части халатов, немного напоминавших Сазонову японское кимоно, присутствовал нехитрый орнамент из перекрещенных прямых линий, сам халат был довольно замызган. Лоб и виски их были выбриты, но оставшаяся часть волос нечёсаной гривой торчала в разные стороны. У одного из них в руках была островерхая плетёная шляпа. Ноги их были босы, а из-под халата виднелись обмотки, немного не доходящие до щиколоток. Нечёсаная борода и усы, на зависть самому Будённому, таковы они были.
- Женя, ну что? Ты нашла, что искала? - спросил её Алексей, готовый отдать приказ покинуть лодки. - Высаживаемся?
- Что? - переспросила она. - Да-да, Лёша, мы на месте.
Сазонов кивнул и обратился к своим людям:
- Высаживаемся. Не забываем о повышенной бдительности, - повторял Алексей. - Бронь не снимать! Руки на оружии.
Когда ангарцы принялись выходить из лодок и разминаться на речном берегу, айны снова оробели, отступив к своей лодчонке. Сазонов решил что пора и ему принять участие в разговоре, посему он, подняв левую руку, проговорил выученное заранее приветствие на айнском языке, немало удивив бородачей:
- Утар хе[9]!
После чего Сазонов отослал троих бойцов на канонерку за подарками - ножами, иглами, топориками, спичками, посудой и рыболовными снастями. Этими товарами в Албазине и Зейске нагрузились под завязку, даже раздав немало оного нанайцам и прочим амурцам, недостатка в них пока не было и на подарки одному племени хватит. Для старшего рода и, помня о братьях Сэрэма, Сазонов взял три сабли с резной костяной рукоятью. Этого, как он думал, хватит, чтобы подружиться с айнами. Ожидая, пока ребята вернутся, Алексей огляделся вокруг. Лес окружал этот берег протоки, на соседнем же островке рос высокий кустарник, подходя вплотную к воде. Получалось, что сейчас они стояли на небольшом свободном от растительности участке. Оба айна всё возились рядом с лодкой, перекладывая рыбу, а рядом с ними была и Евгения. Они негромко переговаривались. Голос воеводской жены звучал всё увереннее. Хоть и с некоторым затруднением, но она всё же вспоминала родной язык, общение на котором прекратилось для неё в тот день, когда она была похищена нивхами. С тех пор прошло почти десять лет, большую часть из которых они прожила со своим вторым мужем. За это время она выучила русский язык, мечтая когда-нибудь вновь заговорить на языке своего народа. И её любимый мужчина предоставил ей такую возможность. Теперь она должна была сделать всё, чтобы её народ стал другом народа её мужа.
Наконец, лодка вернулась. Ангарцы выгрузив оттуда два сколоченных ящика, вопросительно посмотрели на Сазонова. Тот, в свою очередь, обернулся на Евгению. Она, смутившись, повернулась к рыбакам. Айнам же было не до ангарцев - они делили улов, по-видимому, укоряя друг дружку в жадности. Лишь после того, как они, довольные, закончили свой спор, Алексей обратился к ним, спросив про их деревню. Женя перевела, одновременно показав мужу направление движения рукой. Вскоре колонна скрылась в лесу. Берег опустел и только три лодки, лежащие на песке, да множество следов, говорили о том, что здесь были люди.
Было время, когда первые айны спустились
из Страны облаков на землю, полюбили ее,
занялись охотой и рыболовством,
чтобы питаться, танцевать и плодить детей.
Айнское предание.
Такой развязки следовало ожидать, - внутренняя политика английского монарха, в конце концов, сделала своё дело. Введение новых налогов и преследование пуритан вызывали в народе сильнейшее сопротивление. Парламент, благодаря этому недовольству граждан, возомнил о себе невесть что, фактически призывая законного короля отказаться от управления страной, превратившись в призрачного монарха. Попытки сторон договориться не имели решительно никакого успеха. По большей части для Карла, ведь он показал своё бессилие, не сумев укротить смутьянов. А члены парламента, наоборот, в глазах лондонцев сделались героями, сопротивляющимися самодурству короля. Карл покинул Лондон, укрывшись в Йорке. Стороны стали готовиться к войне и она не замедлила разразиться. Карлу пришлось искать поддержки в тех районах своего государства, где сильны были роялистские настроения. Потому король Англии бежал из охваченного мятежом Лондона в Оксфорд через Йорк. За ним последовали те, кто считал это нужным. В том числе и некоторые бывшие члены парламента, поначалу выступавшие против действий короля.
Тёплый летний ветерок, залетая в маленькие оконца угловой башни, лишь слегка игрался с пламенем свечи. Молодой человек, сидящий за низким дубовым столом, с немалым волнением просматривал норовящие загнуться в свиток бумаги. Все они поступили за последние несколько дней в ставку закрепившегося в этом городе короля. Отложив письмо, полученное от бристольского купца из Виндавы, эсквайр Вильям Престкотт, один из помощников Эдварда Хайда, канцлера казначейства Его Величества короля Карла, серьёзно задумался, прикрыв лицо ладонью. Английские купцы, торговавшие по всей Европе - от португальских портов до Тартарии московской, исправно снабжали Лондон нужной информацией. Снова Вильяму попались ангарцы... Среди бумаг, которые он вывез в спешке из лондонской канцелярии, у него уже находилось сумбурное и противоречивое донесение Томаса Вильяма Тассера, из московской торговой компании, в котором он отчитывался перед парламентом, упоминая в числе прочего и неудачу с ангарскими посланцами. К тому письму был приложен составленный ангарцами странный документ, в котором эти, неизвестные доселе Вильяму люди, описали поведение англичан, как недостойное с их точки зрения и предупреждали Патрика Дойла о неминуемом наказании, если он снова оступится. Ишь, моралисты! Но, теперь, получив ещё одно подтверждение об ангарцах, сэр Вильям полагал, что не может быть и речи о том невнимании, с которым члены парламента отнеслись к этой части отчёта Томаса Тассера, отвечавшего за внешнюю политику компании. Тогда всё списали на буйную фантазию молодого Патрика Дойла, особенно в той части его письма, где описывал действия некоего ангарского князя Пауля Усольского и о некоем чудо-мушкете, который тот заряжал у него на глазах. Парламентарии тогда быстро порешили, что неудовлетворительные итоги работы московской компании не стоит прикрывать досужими фантазиями.
А вот купец Вудбридж, бывший в Курляндии, в своём письме докладывал более обстоятельно, в отличие от Тассера, о прибытии из датского королевства неких господ, после чего датский остров Эзель перешёл под протекторат польского вассала. Курляндия слишком мала и неопытна, чтобы её секреты долго оставались под замком. Посему о встрече этих посланцев с герцогом курляндским стало известно всем купцам в округе. Причём встречались они не единожды. А вскоре они ушли в польские пределы. Но не все. Часть их осталась в порту Виндавы, где ими был куплен новенький барк и нанята команда. Тут-то и всплыли золотые монеты Ангарии - сначала в Московии, потом в польских землях. Дело попахивает польско-датским сговором. Война со шведами не обещает Дании никаких успехов, ну разве что на море. Шведский флот не чета датскому. А вот на суше датчанам приходится несладко - Голштинию они уже потеряли благодаря фельдмаршалу Торстенсону. По указанию шведского канцлера он решительно выдвинул свою армию из Моравии, нанеся королю Кристиану первый и серьёзный удар. Датчане же пока готовились осаждать Готенбург. Ясное дело, что им тут даже Господь не поможет, фортификационные укрепления города были готовы аккурат к началу войны. Так может датчане решили договориться с поляками? Столь сложно было добиться мира между теперешними союзниками в европейской войне и вот тебе. Разлад? Но, какова роль пресловутых ангарцев в этом деле? Не являются ли их действия датской провокацией? Сначала они пытались заручиться поддержкой перед скорой войной в Московии, теперь вот пытают счастья в Польше? Надо всё точно проверить, ошибки тут быть не должно! Но сначала надо переговорить с сэром Эдвардом Хайдом, быть может, ради нашей Родины, стоит послать эти бумаги ещё оставшимся честным людям в парламенте? Тот же Джон Пим, он ведь увлечён не только очернением короля и казнью его сторонников. Найдя нужные бумаги, Престкотт отправился к советнику неудачливого короля.
Ночной разговор с сэром Хайдом поставил перед Вильямом ещё больше вопросов. Эдвард Хайд, один из самых верных помощников своего короля, уделил Престкотту совсем немного своего драгоценного времени. Канцлер, выслушав Вильяма, немного покопался в своих бумагах и явил на свет скрученные листы, перетянутые шёлковой лентой:
- Вот, Вильям, это доклад одного из наших людей при датском дворе, доставлено совсем недавно, через земли, занятые мятежниками. Ознакомьтесь, - с одышкой проговорил Эдвард. - Я поручаю вам самому заняться этими... ангарцами. Да поможет вам Господь.
- Да поможет Господь нашему королю! - воскликнул Престкотт.
После чего Хайд снова принялся за неоконченное письмо, а Вильям, поняв, что их разговор окончен, осторожно пятясь, вышел из кабинета канцлера. Проходя по сумрачным коридорам замка, Вильям вдруг вспомнил, что один из членов московской компании, Томас Тассер, сейчас находился в Оксфорде. А вот где был сейчас Дойл, Престкотт не знал. Ну да ладно, надо лишь послать за Тассером, а он расскажет.
В замок бристольский бюргер Тассер прибыл лишь на третий день, привезённый гвардейцами из Бристоля. Как оказалось, в портовый город его позвали дела коммерции. Прибыл корабль из Архангельска с грузом пеньки, в котором он имел свою долю. А приехал Томас сразу же после того, как уладил все дела.
- Дойл? Он в Плимуте, в родительском доме, сэр, - ответил на первый вопрос Тассер.
- Хорошо, пошлём за ним сегодня же, - сложил руки Вильям. - Сначала ознакомьтесь этими бумагами, - он кивнул на низкий стол на котором находились послание от купца Вудбриджа и письмо из Дании. А потом мы с вами поговорим, сэр Томас.
Через некоторое время, Вильям поднял глаза на Томаса, тот сидел в кресле, словно проглотил шпагу. Престкотт откинулся в кресле и, заложив ногу за ногу, проговорил:
- Вы удивлены, Томас? Не скрою, я так же испытал некоторое смущение от действия так называемых ангарцев. Я считаю этих господ датской провокацией, направленной на раскол шведско-польского союза. А что думаете вы?
- Сэр, - начал Тассер, - определённо, они не могут являться датчанами. Это русские, сэр, однозначно, русские.
- Московиты? - удивился Вильям.
- Нет, - наморщил лоб Томас. - Это не московиты.
- Хорошо, Томас, - кивнул Вильям, находя себя в некотором раздражении. - Прошу вас напомнить мне, ещё раз, про ваши московские приключения.
- Да, сэр...
- Только! - воскликнул Престкотт. - Прошу вас делать это не столь сухо, как в письме. Послание бристольского купца выглядит настоящим романом в сравнении с вашим отчётом.
Тассер глубоко задумался перед ответом, Вильям же его пока не торопил.
- Все началось с того, - начал он, - как к нам попала неизвестная золотая монета, ангарский червонец. Её привёз наш человек из Архангельска проездом через английский дом в Вологде. Сначала мы не придали значения этой монете - у московитов в ходу их великое множество, в основном зарубежных. Но на этой были надписи славянским письмом, отличным от того, что имеет хождение в русских землях. Монета была полновесная, из чистого золота высшего качества, отличной чеканки.
- Я знаю о монете, - Вильям нетерпеливо остановил рассказ Томаса. - Ради Бога, дальше!
- О существовании такого государства, как Ангария, никто в Московии ранее не подозревал - это известно нам точно, - оскорбившись, продолжал Тассер.