Навстречу маньчжурам отправилось дюжина казаков и небольшой отряд дауров, они должны были предупредить ближние к Сунгарийску посёлки о приближающемся отряде маньчжур. Ведь, как передали гонцы с нижнего течения Сунгари, они уже сунулись было в один из крупных солонских посёлков, чтобы пополнить запасы провизии. Но там их встретили залпами из нескольких ружей, пожалованных лояльному местному князцу ангарцами. Лишь чудом избежав тогда жертв, теперь маньчжуры могли ворваться в посёлок поменьше, да учинить там погром. Вот так, сопровождаемые издалека людьми сунгарийского воеводы, отряд Дюньчэна прибыл, наконец, к ангарскому оплоту. Встречать гостей Матусевич приказал во всеоружии. Посему князец Лавкай, выбрав две сотни лучших воинов, одетых в доспехи, да вооружённых помимо палаша, ещё и огнестрельным оружием - ружьями или карабинами, вышел встречать маньчжур на широкий заливной луг. Тот самый луг, где погибло маньчжурское войско, решившее атаковать Сунгарийск. Вместе с Лавкаем был атаман сунгарийского войска Семён Дежнёв, который будет говорить с гостями. Остальным составляющим гарнизон амурцам и ангарцам было чем заняться, чтобы показать гостям свои лучшие качества. Также, обе канонерские лодки должны встречать маньчжур во всей красе. Вместе с последним караваном из Ангарии на Амур помимо пополнения людьми и оружием были присланы несколько стягов Ангарского княжества. Две длинных мачты с водруженными на них бело-зелёными стягами были установлены и на ходовые рубки канонерок.
Дюньчэн, увидев нечто необычное, поднял руку, останавливая своих воинов. На холме, возвышающемся над берегом, стоял высокий столб, окрашенный в зелёно-красные полосы с табличкой медного цвета и неизвестным знаком на навершии. Граничный столб? А под холмом стояли ряды невиданных прежде на Сунгари воинов. После недолгих переговоров со своими офицерами, военачальник пустил коня шагом, приближаясь к перегородившим путь всадникам. Лишь приблизившись к ним, он признал амурцев. Но варвары были одеты в железо, а у каждого на боку висела тяжёлая сабля. Но самое главное - каждый из них держал в руках аркебузу, достаточно лёгкую, чтобы не пользоваться сошками. А, судя по их уверенным жестам, амурцы умеют с ними обращаться. Сколько здесь северных варваров? Две сотни или немногим больше?
- Похоже, Лифань говорил мне правду, - пробормотал дутун, взглянув на осунувшегося подчинённого, старавшегося едва ли не вжаться в коня.
Через некоторое время, по сигналу трубача, конные варвары, ловко управляя лошадьми, развели свои ряды, словно занавесь и к маньчжурам вышло двое знатных, судя по их украшенным доспехам, воинов. Один из них - чужеземец-христианин! Они, остановившись на некотором расстоянии от воинов дутуна, ожидали его, Дюньченя. Дутун тронул поводья. Он не сводил глаз с чужеземца. Медвежья шапка, густые брови, дерзкий взгляд и ухмылка, спрятанная в бороде. Чужеземец сидел, подбоченившись, да поигрывая ремешком плётки. Дюньчэн не знал, каков ритуал приветствия у христиан, поэтому ждал, покуда чужак сам примется его приветствовать. Однако тот, немного поговорив с амурцем на незнакомом для маньчжура языке, даже не думал являть нингутинскому дутуну какие-либо знаки уважения. Это немало озлобило маньчжура, но он сдержался и ждал от варваров слов приветствия. Наконец, амурец, представившись Лавкаем, начальником железного конного войска и представив чужеземца Симеоном, вторым человеком в крепости, спросил Дюньчэна, кто он такой.
- Я Дюньчэн, нингутинский дутун, присланный из самого Мукдена!
Чужеземец что-то спросил у амурца, посмеиваясь.
- Симеон спрашивает, как ты можешь быть начальником того, чего уже нет?
Маньчжур побелел от злости, сжав до боли кулаки:
- Мятежные варвары! За это преступление вы ещё заплатите! Империя Цин и наш великий император...
- Говорят, он умер?
Дутун словно врезался с разбегу на каменную стену, воины сзади зароптали:
- Надо приходить с армией! Проучить собак! Вырвать им языки!
Дюньчэн, ценой неимоверных усилий проглотил неслыханное оскорбление и холодным голосом объявил варварам о своём желании встретиться с их князем. На что был получен ответ от амурца:
- Князь наш далеко отсюда и встречаться с тобою не будет, потому как ты не с посольством пришёл, а с воинами. Ты можешь встретиться с начальником крепости и окрестных земель.
Дюньчэн согласился и пожелал пройти к нему прямо сейчас. Но что ему было отвечено, что де, такое количество вооружённых людей к крепости подпустить никак нельзя. Маньчжуру предложили отпустить своих воинов обратно, а самому, вместе с двумя безоружными людьми, войти в крепость. Дюньчэн, скрепя сердце, согласился.
- Тогда слезай с коня, сдавай оружие и проходи за мной, - сказал Лавкай маньчжуру.
Тот безропотно отдал подошедшему воину-амурцу свою саблю, кинжал и приказал Лифаню следовать за ним. После чего Дюньчэн отвёл коня к своим воинам и хлопнул его по крупу, дабы тот уходил прочь и, не оборачиваясь, проследовал за чужеземцем и его даурским вассалом. Дутун ощущал, что помимо заживо сжигающей его ненависти к чужакам и жажды снова увидеть свою семью, что его гложет какое-то неясное чувство. Обойдя холм, маньчжурский военачальник увидел потрясающую картину. Во-первых, в глаза бросилась крепость, стоящая у реки. Она была очень необычна, Дюньчэн ещё не видывал такие укрепления. По мере того, как они приближались к крепости, дутун смог рассмотреть и городок, что отстоял от крепости примерно на семь сотен шагов. Зажатый меж двух холмов, на гребнях которых стояли башенки и небольшие домишки, он также обзаводился крепостной стеной и рвом перед ней. Насыпаемый вал сразу же укреплялся брёвнами и камнем, дабы по весне грунт не расплылся. На строительстве были заняты десятки людей, они постоянно сновали, вверх и вниз, словно муравьи, не останавливаясь даже на мгновение. Работники вынимали грунт, засыпали его в ящик с небольшим деревянным колесом впереди и по деревянным мосткам толкали этот ящик наверх. Потом ссыпали землю на вал, в пространство между рядами брёвен, вместе с камнем, и трамбовали. Было видно, что работа ведётся по плану и каждый точно знает, что ему нужно сделать. А через мгновенье дутун вздрогнул от протяжного рёва - по тёмной воде Сунгари шло два корабля. Как и говорили Дюньчэню ранее, это были те самые суда, что чадили из своего чрева бесовским дымом, это они разрушили до основания Нингуту!
Неподалёку от берега несколько десятков амурцев упражнялись с аркебузами, на которых был тот самый длинный нож, про который дутун слышал ещё в Нингуте. Они по команде чужеземцев втыкали аркебузу в тряпичные куклы, набитые соломой и посаженные на деревянные шесты. Дюньчэн чувствовал, что происходит нечто неправильное, чего не должно быть. Опасность нависла на Цин с севера.
Матусевич смотрел на ворота из окна своего кабинета, скоро Дежнёв должен привести маньчжурского переговорщика. Что же, думал Игорь, поговорим. И пусть заодно этот маньчжур увидит нашу силу. И первую очередь силу воли и нежелание уступать им ни в чём.
- Это вам не толпы амурских туземцев гонять, - негромко проговорил он.
Правда кроме сильного характера нужна и сила оружия. Амурская часть княжества крепла год от года, именно сюда направлялось всё самое лучшее и новое, что было произведено в оружейных цехах Ангарии. На верфях Албазина поморами и переселенцами строились рыболовецкие корабли, ладьи, лодки. Недавно была заложена ещё одна канонерская лодка, уже пятая на Амуре. Машина, котёл, узлы механизмов и прочие металлические части конструкции канонерской лодки уже частью прибыли в главное амурское поселение. Люди Бекетова, а до него Сазонова уверенно осваивали верхнее течение Амура, используя лояльных амурцев, называвших ангарцев братьями. Дауры и, в чуть меньшей степени, солоны, охотно отдавали детей в школу, крестились, перенимали опыт землепользования, участвовали в строительстве, активно использовались в разведке и распространении слухов между разбросанными на большой территории поселениями амурцев. Берега Амура вплоть до устья реки Бурея уже полностью были под контролем албазинского воеводы. Южнее Амура власть Албазина уже вышла за правый берег реки Кумары. На Сунгари пока было не столь благостно, но Матусевич старался, а его ставка на Лавкая себя целиком оправдала - даурский князец делал очень многое для того, чтобы власть Сунгарийска крепла день ото дня. А после того, как городок Наун будет вовлечён в орбиту Ангарского княжества, огромный выступ к северу, созданный течением Амура, будет срезан и колонизация этих земель станет лишь вопросом времени.
Дверь отворилась и в кабинет воеводы зашёл Семён Дежнёв. Казак снял шапку:
- Игорь Олегович, так чего, маньчура ентого заводить?
После короткого кивка Матусевича, атаман скрылся за дверью, воевода же сел за крепкий дубовый стол и в некотором напряжении ещё раз перебрал в уме все возможные варианты взаимоотношений с империей Цин. Единственно, что было ясно - до мирного дележа Приамурья маньчжур надобно было ещё не раз и не два макнуть лицом в кровавую лужу. И конечно, Игорь не допускал вредной мысли о недооценке соперника. Это лишь раз или два можно сглупить, не зная возможностей врага. А не единожды умывшись кровью, маньчжуры изменят тактику. Снова скрипнули дверные петли.
Зашёл всё тот же Дежнёв, за ним Лавкай, севшие по левую и правую стороны от воеводы. Семён Иванович уже знал, что в азиатской традиции по левую руку садился более важный человек, потому и занял это место. В середину комнаты прошло трое маньчжур, шурша своими одеяниями. Лишь дутун, являвшийся старшим среди них смотрел смело, исподлобья, остальные же явно терялись в непривычной обстановке. За ними появились Лазарь и Стефан, да два дюжих казака. Дюньчэню поставили стул посреди кабинета, остальные расселись по лавкам, что стояли вдоль стен. Однако маньчжур остался стоять, с недоумением глядя на Матусевича. Воевода обратился к Лавкаю:
- Скажи ему, чтобы садился, церемоний не будет. Он не посол. И пусть задаёт вопросы, время идёт.
Вскоре недовольный маньчжур сел на стул. Первым его вопросом был о Нингуте:
- Это твои люди уничтожили мою крепость?
- Да, - кивнул Игорь. - Я сам был там и отдавал приказы моим воинам.
- Почему вы напали?
- Ваши воины напали на мою крепость первыми. Уничтожение Нингуты было местью, - отвечал Матусевич. - И так будет каждый раз, если вы будете нападать снова.
- Вы, наверное, не понимаете, - произнёс Дюньчэн, сжимая кулаки. - За моей спиной империя и мой император, мы сотрём вас!
- Ваш император мёртв. А чтобы стереть нас, вам нужно постараться. Ваша первая попытка не удалась, хотите попробовать ещё? - спокойным тоном сказал воевода. - Ты для этого привёл войско на развалины Нингуты?
Маньчжур молчал.
- Я понимаю, зачем ты пришёл ко мне, - сложив ладони домиком, произнёс Игорь. - Ты хочешь вернуть Эрдени?
Перевод дутуну не понадобился, он молниеносно встал, едва услышал имя жены и бросился к столу воеводы, с грохотом опрокинув тяжёлый стул. Дежнёв успел подставить бок и толкнуть кинувшегося на Игоря маньчжура. Дюньчэн ударился о край стола и с трудом устоял на ногах. Атаман скрутил его, помог и Лавкай. Шипя от боли и гнева, Дюньчэн выкрикивал ругательства, понося чужеземцев. В углу кабинета вскрикнул Лифань, которого придавил к полу казак. Сотника конной стражи дутуна также уложили на пол, заломав руки. Матусевич не спеша встал и, положив ладонь на затылок маньчжурского военачальника, стал негромко говорить:
- Ты совершил ошибку, придя сюда. Ты руководствовался своими эмоциями. Я не прогадал, забрав из Нингуты семью задержавшегося в столице местного дутуна. Но-но! Спокойно, - прижимая голову снова заёрзавшего Дюньчэна к поверхности стола, проговорил Матусевич успокаивающим тоном, словно уговаривал маленького хулигана не баловаться. - Не волнуйся, с ними всё в порядке. Они ждут тебя.
- Чтоб ты сдох, собака! - от стыда и злобы у маньчжура брызнули из глаз слёзы.
Тем временем, с улицы послышались звуки далёкой беспорядочной стрельбы.
- Это твои люди. Видимо, не стали сдаваться сразу, - пояснил Игорь. - Что поделать, нам нужны работники в шахты. Вот и твои товарищи, - воевода кивнул на Лифаня и сотника, - тоже будут работать на нас. Тебе же я могу предложить почётный плен и воссоединение со своей семьёй. Подумаешь?
- Да-да, - пролепетал маньчжур, после чего Дежнёв и Лавкай ослабили хватку и вскоре освободили дутуна от своих объятий.
Между тем, спутников Дюньчэня увели.
- Лавкай, спроси его, какова численность пришедшего в Нингуту войска, - обратился воевода к дауру, переводящему дух.
Но едва тот начал говорить с маньчжуром, как тот, выпростав из рукава руку с зажатым в кулаке тонким ножом, снова бросился на Матусевича. Игорь, увернувшись, перехватил руку атакующего в области запястья и, вывернув её в локте, потянул вверх. Враг вскрикнул от боли и выронил нож. Игорь же стукнул дутуна головой о стол, и тот, потеряв сознание, сполз кулём на пол.
- Лазарь, готов корабли к новому походу. Лавкай, собирай своё войско, будешь чистить Наун от маньчжур. Этого, - Игорь обратился к своим спецназовцам, - в подвал, буду говорить с ним вечером.
Когда маньчжура выносили из кабинета, воевода, проводив его взглядом, процедил:
- А ты, братец, хоть и смельчак редкий, но полный дурак. Всю службу завалил.
Перепёлки, рубленные на куски, варились в небольшом котелке, отчаянно раздражая обоняние. Кангхо всё-таки удалец, без него пришлось бы потуже затянуть пояса, думал Сергей. С помощью нехитрых силков всего за пару часов бывший солдат наловил восемь перепёлок, обеспечив себе и Киму великолепный ужин. Минсик же ещё рано утром ушёл в город, встретиться с Ли Джиёном, своим дядюшкой, занимавшим высокий пост помощника губернатора провинции. Он должен был отдать Джиёну письмо, адресованное принцу Хэджону. Ким, поговорив с Минсиком, решил таки действовать через принца. Обратиться напрямую к вану сейчас было просто невозможно. А вот принц, чьи антиманьчжурские взгляды были известны при дворе, казался идеальным претендентом на переговоры с представителем Ангарии.
- Суп готов, Сергей, - Кангхо, морщась от летевших в лицо частичек пепла, рукавом ухватившись за перекладину, снял котелок с огня.