Сашка взял на себя смелость заказать для нее кофе. Но стрелка часов давно преодолела тот пресловутый лимит женских опозданий, и ароматный напиток превратился в невразумительную черную массу. Теперь крохотная чашка стоит напротив и уныло намекает – не придет…
Парень в который раз глянул на часы, поймал вопросительный взгляд официантки, улыбнулся в ответ. Глупая девица в накрахмаленном переднике сочувствует и даже пытается строить глазки.
– Будьте добры, повторите! – крикнул он и стукнул пальцем по пустому стакану.
Официантка одарила новой притягательной улыбкой и деловито направилась к барной стойке. Униформа у здешних сотрудниц вроде бы строгая, но когда вот так вышагивают и покачивают бедрами, взгляд отвести сложно. Вот и Сашка не смог, несмотря на то что в голове бешено стучит только одна мысль, одно имя.
Сумерки давно сменила тягучая ночная мгла, но сквозь стекло пробиваются отблески рекламы и свет уличных фонарей. Сашке отчаянно хотелось, чтобы огни мегаполиса погасли, чтобы посетители крошечного кафе растворились в пространстве, а официантка… Официантка… Да ладно, пускай остается. Ведь кто-то должен принести еще одну чашечку кофе для той самой… пусть не единственной, но все-таки.
Двери кафе распахнулись, ноздрей коснулся свежий ночной воздух. Сашка встрепенулся, впился взглядом… и отвернулся, наморщив нос. Не она, снова не она…
– Ваш коньяк, – проронила официантка покорно. – Что-нибудь еще?
Парень выдохнул с усилием:
– Спасибо. Больше ничего не нужно.
– Вы уверены?
– Да, – ответил он и зачем-то пояснил: – Я жду одну девушку, она очень дорога мне.
И снова повеяло свежестью, но и в этот раз Сашку постигло разочарование. Посетительница ничуть не похожа на Кристину, хотя некоторое сходство определенно есть. А если выдохнуть пары коньяка и присмотреться – нет, ничего общего.
Крис не такая. Она высокая, стройная, с пышной копной белокурых волос. И глаза у нее зеленые и дерзкие, как весенняя листва. А эта нацепила прабабкин платок на голову, горбится и держится за сумочку так, словно ее окружила банда цыганок. Платье на женщине блеклое, мешковатое. И взгляд у нее слишком нервный – шарит по столам, будто гостья намерена ухватить надкушенный кусок хлеба и метнуться обратно на улицу.
Сашка терпеть не мог женщин этого типа – слишком простые, невзрачные. Даже виртуальное общение с подобными всегда порождало гадостное чувство и желание помыться, причем немедленно. То ли дело Кристина… Он брезгливо отвернулся и сделал вид, что изучает выпуклости ближайшей стены.
Но ощущение чужого, слишком пристального взгляда заставило отвлечься от разглядывания штукатурки.
– Александр? – осторожно спросила женщина в платке.
– Да, – ответил он сухо.
Разум все еще отказывался признать очевидное – боролся и сопротивлялся. Он щедро намекал, что эта женщина подошла случайно, а имя… просто совпадение. Кто знает, сколько в России Сашек, Александров и прочих Шуриков? А сколько Алексов по всему миру?
– Я – Кристина, – прошептала она. – Мы договаривались о встрече.
И хотя в ее голосе отчетливо прозвучало смущение, Сашку передернуло. А женщина заметила, отшатнулась, взгляд из растерянного стал злым и холодным, как февральские морозы. Ее губы искривились, но усмешка получилась горькой.
– Прости, – выдавил Сашка. Глотнул коньяка, поперхнулся и добавил совсем другим тоном: – Прошу, не уходи. Присядь хотя бы на минуту.
Она колебалась довольно долго, но, когда парень подскочил и приглашающе отодвинул стул, сдалась.
– Я осмелился заказать кофе для тебя, но он уже остыл…
– Все хорошо. Мне нравится холодный.
Кристина осторожно поднесла крошечную чашку к губам, но так и не отпила, пригубила, и только.
– Прости, – повторил он. – Я повел себя как последний кретин. Просто так привык к твоей фотке, что совсем забыл… Да и… сама знаешь, знакомства в Сети – это такая тема…
– Знаю. Но я предупреждала, что фото старое. И ты обещал… Впрочем, ладно. Теперь ты видишь меня настоящую и заодно можешь убедиться в серьезности моего заболевания.
Она повела рукой, подчеркивая собственные недостатки: бледное, заморенное лицо и худосочное, плоское тело.
– Извини, Крис.
Ее взгляд на долю секунды потеплел, но ответила с вызовом, чуть задрав носик:
– Ты наверняка надеешься, что я тоже извинюсь?
Сашка проглотил ответ, а вместе с ним все претензии, обиды и недовольства. Кристина следила за его реакцией пристально, скептически. Казалось, каждый вздох парня в фокусе и подвергается тщательной проверке. Наконец она отбросила суровость, голос зазвучал певуче:
– Моя жизнь – одно сплошное расписание. Часы, минуты, секунды… Я не опоздала, Саша. Я намеренно назначила встречу намного раньше. Надеялась, что ты передумаешь и уйдешь. Но ты дождался… Неужели другого выхода нет?
– Нет, – бухнул он.
– Саш, ты молодой парень. Сколько тебе? Двадцать один? Это не возраст, а кошачий чих!
– Крис, только не начинай…
– Начну, – ответила женщина убежденно. – И ты прекрасно знаешь, что цель моего визита – переубедить тебя. Ты слишком замороченный, Саша! Нельзя так жить!
Она откинулась назад, смерила собеседника новым пристальным взглядом. Но его решимость и на миллиметр не подвинулась – наоборот: щеки из бледно-розовых стали красными, ладони сжались в кулаки, а скрежет зубов пересилил музыку и оживленные разговоры других посетителей кафе. Сашка перегнулся через стол, заговорил с непререкаемой уверенностью:
– Знаю. Именно поэтому хочу решить проблему кардинально. Жизнь в этом мире – не для меня! Я не такой, как все, я другой! Не могу выносить лживость и притворство, а настоящего… здесь нет настоящего! Только взгляни вокруг! Взгляни!
Сашкина рука взметнулась в широком жесте, но изобличить окружающий мир не удалось даже в глазах Кристины. Собеседница по-прежнему настроена скептически и тоже полна решимости.
– Неужели другого способа не нашел? – спросила Крис.
– Нет. Я ведь рассказывал.
– Помню, но хочу, чтобы ты мне это в глаза сказал. В виртуале, знаешь ли, любая жаба может запросто притвориться принцессой, а любой дохляк с полпинка становится рыцарем в сияющих доспехах. Так что, Саша?
– Я не играл! – выпалил парень. – Я никогда не притворяюсь, ты ведь знаешь!
– Да, знаю. Ведь я тоже… ослепительная блондинка с пятым размером.
Смеялась Кристина нервно, чуть запрокинув голову. А Сашка из последних сил пытался сдержать неуместные слезы – ведь Крис тоже не играет, она действительно была такой, всего пару лет назад. Но болезнь состарила раньше времени, обесцветила глаза и губы, навсегда стерла здоровый румянец, а упругие пряди волос превратила в ломкую паклю.
– Крис, я вправду все испробовал. Но жизнь так устроена… Не понимают они по-хорошему, не хотят. Сперва стоял вопрос денег: сбережений не хватило, а из кредитных отделов банков просто взашей выгоняли, когда озвучивал цель займа. Пришлось продать квартиру. Но Корпорация все равно отказалась – дескать, им законодательство не позволяет работать со здоровыми людьми. Я, видите ли, полноценный член общества! Представляешь? Я – всего лишь член.
Кристина хохотнула, вновь поднесла к губам крошечную чашку.
А парень не выдержал:
– Ну ты-то чего смеешься? Это вообще-то дискриминация по половому признаку!
– Сашка, ну хватит! Юмор на грани фарса полезен в микродозах, а это уже перебор!
– Да какой юмор? Какой фарс? Я серьезен! Они смотрят на меня, как на быка-осеменителя. Я, видишь ли, биологический объект с полезным генофондом и нужен им только для этого. А мои идеи? Моя духовность? Все в топку! Я даже кандидатскую защитить не могу, потому что мне всего двадцать один. А чтобы посягнуть на статус доктора наук, придется ждать еще лет десять минимум!
– Тогда просто оставь в покое науку, перейди в другую область. Талантливые и трудолюбивые обречены на успех, чем бы ни занимались. И, в конце концов, можешь иммигрировать…
– Нет! – воскликнул Сашка, даже руки поднял в ограждающем жесте. – Уехать и смотреть из-за бугра, как моя страна катится в тартарары?! Нет! Это удел слабаков! Здесь родился, значит, здесь и добьюсь, даже если для этого придется из шкуры вылезти.
– Саш… Это глупо…
– Перестань, – отозвался он строго. – Я ценю твою попытку наставить меня на путь истинный, но я все решил. Ты можешь помочь, а можешь… Крис, я хочу, чтобы это была ты. Я ведь все равно найду подходящего человека, но ты… Ты ведь умная женщина, все понимаешь. Знаю, что понимаешь.
Собеседница потупилась, ее лицо окончательно утратило краски, болезненная бледность проступила во всей красе и живо подчеркнула черные круги под глазами. От ее тихого, едва различимого вздоха у парня кольнуло в сердце и пульс сорвался.
– Большинство из нас, – сказала она, – мечтают излечиться и навсегда забыть этот ад. По доброй воле в наши ряды вступают только сумасшедшие. Уверена, ты не такой, но твоя просьба далека от здравого смысла… Ты просишь меня совершить уголовное преступление, если все откроется…
– Не откроется! Я не выдам, клянусь.
Собеседница хмыкнула, вздохнула с грустью. Молчание стало неуютным, нервным.
– Можем сделать все сегодня, – доверительно прошептал Сашка. – У меня с собой пачка лезвий, один порез…
– Ты что?! Сдурел? Мне нельзя! А если инфекция? Если…
– Все, все!
Смущенный, он вытащил из-под стола худенький портфельчик, деловито расстегнул и протянул Кристине несколько бумаг. Разноцветные листки бледные, буквы на них серые, зато печати настоящие и яркие.
– Почитай, если на слово не веришь. Я чист, аки слеза, и здоров, как лось.
Крис действительно начала рассматривать листки – читала внимательно, вглядывалась и морщила лобик. Она то и дело зябко дергала плечиком, а Сашка вдруг ощутил непреодолимое желание обнять, защитить, согреть.
– Можем поехать ко мне, – робко проронил он. – Я теперь с бабушкой живу, но она не будет против.
– Нет. Нет ни времени, ни желания. Тем более при достаточном умении это дело пяти минут. Ближайший подъезд или подворотня, и все.
Сашка улыбался, но все еще не верил. А переспросить не решался – не пристало задавать такие вопросы женщине. Спешно подозвал официантку и попросил счет. Та окинула Кристину недоверчивым взглядом, наклонилась ниже допустимого, продемонстрировав прелести, выпирающие из разреза блузки.
На выходе из кафе Кристина шепнула:
– Если хочешь, можешь вернуться. Разогреешься и придешь, а я тут подожду.
– Зачем ты так? – возмущенно выпалил Сашка.
– Я не обижусь, – настаивала Крис. – Она – сочная и аппетитная, а я – оструганная доска. На меня даже у озабоченного подростка не встанет.
– Прекрати. Умоляю, прекрати!
Сашка притянул женщину к себе, обнял крепко, уткнулся носом в ее шею.
– Все хорошо будет, – прошептал он. – Мне только ты нужна. Только ты.
Она высвободилась осторожно, окинула пристальным взглядом. Ее губы дрогнули в легкой улыбке, болезненное личико просияло, но только на секунду. Сашка сглотнул внезапный ком в горле и сказал тихо:
– А знаешь, у меня никогда еще не было незащищенного секса. Впрочем, в подъезде или там в подворотне… тоже не пробовал.
Крис потупилась, но в голосе зазвучали игривые нотки:
– Значит, в каком-то смысле ты вот-вот лишишься девственности?
– Ну да, – улыбнулся Сашка. И добавил уже бодро: – Пойдем? Поищем местечко?
Но первый раз оказался провальным. Благо Кристина согласилась встретиться снова, потом еще раз, и еще. Последняя попытка даже понравилась – встречались не на улице, а у нее, и в какой-то момент Сашка даже забыл про истинную цель своего визита. Он с упоением целовал болезненное тело Кристины, а каждый стон партнерши отзывался сладкой дрожью в мышцах.
Из приятных воспоминаний вырвал строгий голос медсестры:
– Следующий!
Сашка сложил пальцы крестиком и скользнул в кабинет.
Дородная румяная женщина в белом халате указала на стул, дождалась, пока Сашка примет позу беспечного пациента, и заговорила тихо:
– Александр, вы только не волнуйтесь.
Он кивнул, растянул губы в понимающей улыбке, но врач не оценила восторга.
– У вас ВИЧ, – сказала она бесцветно. – Но это не приговор. Если вы будете принимать лекарства…
– Знаю, знаю! – выпалил Сашка. – Дайте мне заключение!
В глазах врача отразился ужас, женщина отшатнулась, но тут же взяла себя в руки.
– Александр, это серьезный вопрос…
– Знаю! – повторил он. – Я готов подписать все бумаги, встать на учет… что там еще нужно? Только заключение… заключение дайте.
Из кабинета вылетел пулей, лихорадочно сжимая заветный листок. Бумажное заключение – конечно, ерунда! Формальность! Но Сашка хотел подстраховаться на случай, если данные не успели внести в общую базу.
Он мчался к машине галопом и рулил так же: обгонял, подрезал, дважды выехал на встречку, едва не сбил пешехода.
На стоянку Криоцентра свернул под возмущенный визг автомобильных гудков и грязную ругань водителей. Едва выпрыгнул из машины, к нему устремился разгневанный парковщик, но окрыленный Сашка отмахнулся.
– Свобода! – ликующе воскликнул он и рванул к центральному входу в офис.
Девушка на ресепшене приветливо кивнула – узнала. Охранник горячо пожал руку и хлопнул по спине – тоже узнал.
– К Микасову? – уточнила девушка.
Сашка закивал истово, потряс перед носом секретарши листком с долгожданным заключением.
– Проходите, Александр. Микасов сейчас свободен, следующий клиент только через полчаса подойдет.
Сашка лихо поймал ее руку, громко чмокнул и помчался по знакомому коридору. В спину прилетел растерянный крик секретарши:
– Удачи вам, Александр!
Грузный мужчина в деловом костюме хмуро разглядывал заключение. Он несколько раз сверился с базой и даже порывался звонить в поликлинику. На его щеках, широких, как бедра той самой секретарши, проступили красные пятна.
– Нет, не может быть, – пробормотал он и оттянул пальцем ворот накрахмаленной рубашки.
– Захар Иванович, заключение настоящее, не сомневайтесь.
Сашка улыбался робко, бросал на Микасова благоговейные взгляды. И ладошки сложил в умоляющем жесте, но только под столом, чтобы собеседник не заметил.
– В подлинности не сомневаюсь, – растерянно отозвался Микасов. – Я сомневаюсь в ясности собственного рассудка.
Мужчина тряхнул головой и отложил заключение в сторону. Прежняя растерянность ушла из его взгляда, лицо стало до крайности серьезным. Микасов неспешно извлек из кармана платок, промокнул блестящие капельки пота на лбу.
– Александр, мы ведь много раз обсуждали вашу… проблему, – сказал он.
– Да. Но теперь обстоятельства изменились. У меня есть деньги и, – голос Сашки дрогнул, – диагноз. Я – ВИЧ-инфицированный.
Собеседник вздохнул очень тяжело, его глаза потускнели, уголки губ поползли вниз.
– Я скоро умру, – повторил Сашка. – По-любому умру. СПИД ведь пока не умеют лечить. Значит, меня можно крионировать уже сейчас. Тем более что деньги – не проблема.
– Александр, вы серьезно?
– Конечно серьезно! Думаете, я ради развлечения два года обиваю пороги вашего центра?
– Я не об этом. Вы ведь нарочно заразились ВИЧ-инфекцией, намеренно.
Сашка пожал плечами, ответил равнодушно:
– Ну да. А что такого?
– Александр, вы в своем уме? Три месяца назад вы были совершенно здоровым человеком. Абсолютно здоровым! По крайней мере, физически. А что теперь?
– Теперь вы можете заморозить мое тело до лучших времен. И никаких претензий со стороны закона, никаких криков от проверяющих. Ведь у меня СПИД.
– Пока у вас только ВИЧ, – проронил собеседник. Тут же покраснел, схватился за край стола, выпалил: – Александр, не вздумайте!
Сашка непонимающе помотал головой, стиснул кулаки. Видимо, день у Микасова не задался, иначе почему этот мелкий клерк ведет себя так странно? Парень решительно водрузил кулаки на стол и начал объяснять:
– Захар Иванович, я неоднократно рассказывал. Но если вы так глупы – повторю еще раз, мне несложно. Ну не могу я жить в этом мире… Не мое это. Посмотрите вокруг… Разве это жизнь? Разве это цивилизация? Я родился не в то время. Я из будущего! Оттуда, где нет коррупции и произвола, где люди умеют думать не только нижней частью туловища! Понимаете?
– Александр… Вам двадцать один год…
– И что с того?
На лицо клерка набежала серая тень, он дернул ящик стола и достал пачку сигарет. Вынул одну, повертел в руках и переломил.
– Вам двадцать один, – выдохнул Микасов и швырнул испорченную сигарету в мусорную корзину. – Вы жизни не видели.
– Жизни? А откуда, позвольте спросить, знаете? Что вы вообще знаете?
Сашка откинулся назад, разжать кулаки стоило огромных усилий, но парень справился. Клерк не должен видеть напряжения – и так думает невесть что. Голос Сашки зазвучал спокойно, взвешенно:
– Жизнь – штука сложная, в этом не сомневаюсь. Но мир, в котором мы живем, – прост, даже примитивен. Только не говорите, что мне рано об этом рассуждать. Я прожил достаточно и видел достаточно. А выводы делать умею, уж поверьте.
Мне двадцать один год. Я закончил школу с золотой медалью, в институт поступил сам… Учился. Со второго курса пошел работать. Я специалист высокого уровня, не верите – посмотрите досье. Но России больше не нужны спецы, стране требуются дворники и сантехники, ну и клерки, особенно клерки. Конечно, куда же без них!
Микасов вновь потянулся к сигаретам, но едва пальцы коснулись пачки – отдернул руку. Спросил хмуро:
– Вы не востребованы, в этом все дело? Ну так… Не печальтесь, Александр. Времена меняются. Будущее, в котором понадобятся ваши таланты, не за горами. Все будет. Все будет хорошо.
Сашка отозвался равнодушно:
– Вот. И вы туда же. Будущее… Такое близкое и такое оптимистичное… Ах, ах!
– Да, – отчеканил Микасов, – и чтобы оказаться в будущем, вовсе не обязательно прибегать к крионике. Вы талантливы, Александр. Вы должны действовать здесь и сейчас. Вы из тех, кто может построить…
– Ха!
– Ничего смешного.
– Ошибаетесь. Думаете, мое желание – попытка сбежать? Вовсе нет. Просто пока вы и вам подобные мечтали о светлом будущем, я довольно хорошо изучил настоящее.
Сашка не выдержал – вскочил. Он несколько раз прошелся по кабинету, выпалил:
– Крионика – величайшее достижение, но вы избрали неверную стратегию. Какой толк от того, что вы замораживаете старушек на последнем издыхании? Ну настанет время победы над их болезнями, ну разморозите и вылечите, и что дальше? Какая от них польза? Что делать старушкам в новом мире? Варенье варить? А я – другое дело, я – молодой, талантливый и трудолюбивый! И мое заболевание, между прочим, тоже не лечится, и я сейчас не о СПИДе.
– ВИЧ, – поправил Микасов. – У вас пока только ВИЧ…
– Неважно, – отмахнулся Сашка. – ВИЧ и СПИД – ерунда рядом с тем, что вот здесь!
Он ткнул себя в грудь, бросил нервно:
– У меня душа кровью обливается, когда вижу, что творится вокруг.
– Это лечится и сейчас, – ответил Микасов. – Психиатры, психологи… Религия, в конце концов.
– Ложь, все ложь. Врачи уже не умеют лечить, они только деньги высасывают, как и толстопузые церковники. Впрочем, вам и самому это известно.
Микасов отрешенно потер вспотевший лоб, отвел глаза и пробормотал чуть слышно:
– Это жизнь, только и всего. Умные приспосабливаются и добиваются немыслимых высот во все времена, при любых режимах.
– Знаю, – усмехнулся Сашка, – и добиваюсь.
В интонациях Микасова появилась неприкрытая ирония:
– Неужели?
– Захар Иванович, я неплохо изучил настоящее. В нашей системе жизни человек выполняет ограниченное количество задач. Все, что он делает, сводится к двум простым функциям – заработать и потратить. Все. Вы когда-нибудь пробовали не тратить на то, на что должны?
– А на что должен?
– На одежду определенного типа, на отпуск под жарким солнцем, на часы известной марки… Словом, на все то, на что принято тратить в вашем кругу.
– Ну а если мне нравится так одеваться? Если я люблю солнце?
– Уверены?
– Это всем нравится, – буркнул Микасов.
– Правда? А что изменится, если вы придете на работу в шотландском килте, например?
– Да не приду я так! Есть правила, есть определенные нормы. Это серьезная организация, тут не место шутам.
– Но ведь главное для клиентов и руководства Корпорации – ваша квалификация. А она не зависит от типа одежды, разве нет?
Захар Иванович фыркнул, демонстративно отвернулся. А Сашка продолжил уже уверенней:
– Вы живете стереотипами, как и большинство. И все, что выходит за рамки ваших представлений о мире, осуждаете. Можно сколько угодно говорить о свободе личности, совести, про самовыражение и прочие мировоззрения, но если человек выбивается из общей картинки, он считается преступником. А в чем его преступление?
– В чем?
– Он нарушает закон спроса и предложения. Этот закон давно перешагнул рамки экономики, теперь это социальный закон. Твой спрос должен соответствовать предложению, и, более того, ты должен, просто обязан зарабатывать и тратить. Если не делаешь этого – ты преступник. Променял солнечную Турцию на поход в лес – преступник. Променял пьяную вечеринку на поход в библиотеку – тоже ошибся. И тут уже не играет роли уровень квалификации, в глазах общества она снизится автоматически, просто потому, что мыслишь нестандартно, потребляешь нестандартно. Да, за подобные преступления в тюрьму не сажают. У системы есть другие методы наказания, и они гораздо страшнее. Любой, кто пытается идти против системы, против рынка, оказывается на обочине, его гнобят, побивают камнями.
Но для того, чтобы влиться в систему, мало просто зарабатывать и тратить. Мои однокурсники, например, уверены в собственной важности, думают, будто диплом вуза и должное усердие помогут взобраться на вершину мира. Но ведь это не так. Чтобы добиться чего-то стоящего, нужно уметь лицемерить, подставлять, лгать. Даже в деловом мире уже не ценят порядочность, только прибыль.
Микасов хмуро покосился на Сашку, снова отвел глаза. Парень сжал кулаки, сказал с усилием:
– Так вот, о спросе… Ваша Корпорация работает на коммерческой основе, а я – клиент. Я в состоянии оплатить услугу и подхожу по всем параметрам. Вы обязаны меня обслужить. Так будьте добры…
Молчание в кабинете Микасова повисло зловещее. Тишину нарушают только тяжелое пыхтение сотрудника Криоцентра и скрежет зубов озлобившегося Сашки. Парень впивается взглядом в красное лицо менеджера и уже готов броситься вперед, силой выбить из хамоватого клерка подпись на контракте. А тот будто чувствует, отодвигается и краем глаза следит за каждым Сашкиным движением.
– Ну что скажете, Захар Иванович? – не выдержал парень.
– Что скажу? – протянул клерк сурово. – Я не согласен с вашими доводами, Александр. Конечно, в чем-то вы правы. Но это ребячество чистой воды. У любого человека есть возможность доказать свою точку зрения, свою полезность. Может быть, наш мир действительно слишком циничен, но это не повод падать духом. Тысячи людей, десятки тысяч сражаются с системой и побеждают. И вы можете победить. Но только здесь и сейчас.
Вы переживаете, что мы отправляем в будущее старушек на последнем издыхании? Думаете, тому миру нужней эксцентричные молодые парни? Вряд ли. Уверены, что мир будущего будет честнее? А я полагаю, что если вы не справитесь с задачами настоящего, эта ситуация повторится. В вашем будущем, каким бы оно ни было, случится то же самое. Обязательно случится.
– Что вы хотите этим сказать?
Сашка нахмурился, подался вперед, но новые слова Микасова отбросили, как увесистая пощечина.
– Нет! – уверенно отчеканил мужчина. – И, пользуясь полномочиями, которые дала мне Корпорация, я объявляю это решение окончательным. Да, мы работаем за деньги, но не деньги главное – люди. Глупцам и слабакам нет места в будущем! Хотите быть полезным и нужным? Хотите жить в идеальном обществе? Ну так постройте его, Александр. Постройте!
– Как… – выдохнул Сашка растерянно.
– Вы молоды и талантливы, – напомнил клерк, – и, кажется, трудолюбивы. А ваша изобретательность перепрыгивает все разумные рамки. Будущее должны стоить такие, как вы. Вы сможете, не сомневаюсь.
– Но…
– Идите, Александр. Идите, – перебил Микасов. – Если не уйдете прямо сейчас, вызову охрану. И еще… Мы сегодня же внесем вас в черный список, кстати, в нем вы будете первым и пока единственным. С этой минуты вас даже на порог центра не пустят. Так что, если решите махнуть рукой на свой организм, развить вирус, заболеть по-настоящему, мы помочь не сможем. Я понятно изъясняюсь?
– Но… у меня смертельное…
– Идите, Александр. Идите.
Не помня себя, Сашка вывалился из кабинета и побрел к выходу. Знакомый коридор плывет перед глазами, лампы под потолком светят тускло. Воздух в здании тяжелый, тягучий, как расплавленная смола. Он пробирается в легкие, разрывает их изнутри.
Кажется, кто-то подхватил под локоть, помог выбраться наружу. В лицо сразу ударил упругий порыв ветра, окатил прохладой, чуть отрезвил. До автомобиля Сашка добрался самостоятельно, но открыть дверцу не смог, рухнул на асфальт и подтянул колени к подбородку. Мимо проплывали люди, но никто не остановился, не предложил помощи.
Сквозь боль и отчаянье пробивались острые, колючие мысли: вот он – мир третьего тысячелетия, здесь наркоманы и бомжи имеют гораздо больше шансов на бессмертие, потому что не пытаются изменить свое будущее, а он… Если бы схватил ВИЧ случайно, Микасов бы не посмел отказать, принял бы, как родного сынка, а теперь…
Пальцы сами потянулись к мобильнику. Буквы на дисплее расплываются, но Сашка смог вычленить нужный номер. Другие контакты теперь бесполезны, но удалит их позже, сейчас пальцы слушаются плохо – едва сумел нажать кнопку вызова.
Наконец гудки сменились молчанием, после прозвучал осторожный голос Кристины:
– Саша?
– Я, – прохрипел он.
– С тобой все в порядке?
– Почти. Мы можем… встретиться?
Кристина рыдала. Крупные слезы катились по щекам, глаза стали красными, веки опухли. Худенькие плечики женщины вздрагивали, а любая попытка успокоить вызывала новый приступ истерики.
– Это я виновата, – бормотала Крис. – Зачем? Зачем я тебя послушала?!
– Крис, прошу тебя, – робко отзывался Сашка.
– Молчи! Уйди! Ты! Я никогда себе не прощу! Никогда!
– Кристина, умоляю… успокойся. Я сам виноват. Только я, никто больше.
– Нет!
– Да… – с грустью выдохнул Сашка. – Нужно было чуть спокойнее говорить с Микасовым, притвориться, будто случайно подхватил вирус… Да что там, вариантов море, но я был слишком уверен и не хотел замечать очевидного.
– И что теперь будет? – взвыла Крис.
– Ничего, – ответил он, а взглянув на подругу, спешно добавил: – Новая жизнь. И знаешь, это даже интересно. Ведь придется полностью изменить стиль поведения, привычки. Буду беречься, правильно питаться.
– Этого мало. Ты даже не представляешь, во что впутался. Ты сумасшедший! Ты все-таки сумасшедший!
– Ну так… кто же знал.
Горький туман в ее глазах на миг рассеялся, взгляд стал осмысленным, тревожным:
– Ты и сейчас слишком уверен. ВИЧ – не игрушка! А ты рассуждаешь так, будто тебе просто новую диету выписали.
– Крис…
Ее голос сорвался на крик:
– Ты так ничего и не понял! ВИЧ убивает не только физически, тело – это мелочь! Болезнь уничтожает все, абсолютно все! Теперь ты не сможешь устроиться на нормальную работу, не сможешь общаться с другими, здоровыми. Ты не просто изгой, тебя больше не существует!
– Почему?
– Потому, что даже в наше время людьми движет все тот же первобытный страх. Общество много говорит о проблеме СПИДа, но это только разговоры. В действительности в их глазах мы хуже инвалидов и слабоумных, понимаешь?
– Да ладно… не перегибай.
Крис усмехнулась горько, опустила глаза.
– Я говорю как есть. И скоро ты сам в этом убедишься, – проронила она. – Отчуждение страшнее вируса, именно оно убивает. Знаешь, скольких я потеряла? Иногда кажется, что и сама уже умерла. И не раз. Я на похоронах бываю чаще, чем в душе. И каждая новая смерть отрывает кусочек от моего сердца. Порой кажется, будто оно уже превратилось в малюсенькую горошинку, еще один шажок, и все.
Сашка не ответил, смотрел на нее и сам не понимал, что происходит.
– Крис?
Женщина замерла, лицо, и без того худое, осунулось. Скулы проступили до того отчетливые и острые, что, кажется, о них можно порезаться. Губы Кристины едва заметно шевелились, будто читает неведомую молитву.
– Крис? – настойчиво повторил Сашка. – Что-то случилось?
Он едва успел подхватить истощенное тельце. Глаза Кристины затуманились и застыли.
– Крис!
Тряхнул, но женщина не ответила.
– Крис!!!
Сашка спешно выудил из кармана мобильный:
– «Скорая»? Здесь женщине плохо. Пишите адрес…
И, как только оператор подтвердил вызов, набрал номер Криоцентра:
– Дежурная? Моя подруга умирает. Деньги? Поступят на ваш счет через полчаса. «Скорую» уже вызвал. Адрес? Да, пишите… Кто я? Да какая разница?
Он отбросил мобильник в сторону, крепче обнял холодеющее тельце Кристины.
– Все хорошо будет, – прошептал он. – Все будет хорошо.
Сашка отдал все сбережения на крионирование Кристины. Стараясь не смотреть в глаза работникам Корпорации, получил документы и, сгорбившись, исчез в водовороте жизни.
Предсказание Кристины, увы, сбылось, хотя Сашка до последнего пытался быть оптимистом.
Первый год прошел в борьбе за место под солнцем. Старался, бился, доказывал. Каждый отказ работодателя воспринимал как личный вызов, спорил, опровергал. Жаль только, приказать не мог. После, гордо задрав подбородок, шагал к следующей двери, чтобы снова получить отказ.
Вежливые сотрудники кадровых отделов кивали, улыбались, с умным видом рассматривали резюме. Но единственный взгляд в общую базу стирал улыбки с лиц, зажигал ужас в глазах. Дрожащими пальцами кадровики отбрасывали резюме и, запинаясь, объясняли причины отказа.
– Все дело в моем диагнозе, да? – невесело спрашивал парень.
– Нет, нет… что вы. Просто у вас мало практики, а в нашем деле практические навыки гораздо важнее оценок в дипломе, понимаете?
– Конечно…
Второй год утонул в черной, непреодолимой тоске. Родители отказались помогать, а просить денег у бабушки не позволяла совесть, хотя бабушка нет-нет да подкладывала сотенную купюру в карман.
На крохотное пособие и редкие подачки от фонда поддержки больных СПИДом прожить невозможно. Сашка целыми днями бродил по городу, изредка подворовывал в супермаркетах. Истощенный организм отомстил самым очевидным способом – инфекция победила.
– Вам нужно хорошо питаться, – объясняла врач. – Принимать лекарства.
– Конечно, – бесцветно отзывался Сашка, с грустью вспоминая, сколько денег осталось на счету медстраховки.
В начале третьего года умерла бабушка. Ушла тихо, незаметно. В опустевшей квартире холодно и тихо, как в могиле. И завещание… Родители возмущались, а брат едва удержался от удара, грозился подать в суд:
– Почему старуха отписала все этому спидознику? – вопил он. – На кой ляд Сашке квартира? Он сам с минуты на минуту помрет! А у меня маленький ребенок и теща, мать ее, под боком!
Отец тогда ответил:
– Не кричи. Сам же сказал… помрет. И в кого только уродился таким бестолковым. Подцепил… придурок.
На следующий день Сашка дал объявление о продаже. Сам переехал в крошечную комнату в бараке, на окраине. В компании гастарбайтеров жить не так уж плохо, они и сами изгои. И плата за комнату терпимая. Жаль только, канализация сломана.
Обновление банковского счета позволило вплотную заняться здоровьем, но энтузиазм врачей испарился довольно быстро:
– Время упущено, болезнь входит в тяжелую стадию.
– И что мне делать? – спрашивал парень.
– Жить, – с грустью отвечали медики.
– Жить… – повторял он. – Жить.
Это слово стало мантрой. Бессмысленной молитвой.
– Вы химик? – удивленно спросил седовласый профессор.
Губы Сашки пересохли, на щеках вспыхнул нездоровый румянец. Кивнул.
Профессор глянул с жалостью, отозвался со скрипом:
– Неужели все настолько плохо?
Сашка открыл было рот, чтобы объяснить, в который раз объяснить, что СПИД не передается бытовым путем, что все не так страшно. Но седовласый заговорил раньше:
– В наше время в науку идут только отчаянные. Не боитесь помереть с голода?
– Боюсь.
– Ладно, Александр. Не переживайте. Я тоже был молодым и голодным. Хотя и сейчас не особо жирую. Я посмотрю вашу дипломную работу – теперь возможности позволяют, слышали?
– Слышал. Общая база. На все общая база, – выдохнул он. А сердце сжалось в предчувствии – сейчас профессор зайдет в эту самую базу и увидит диагноз…
– У вас СПИД?
– Д… да.
– Ну ничего. Я на заре карьеры санитаром в тубдиспансере подрабатывал, вот это действительно опасно. А СПИД – ерунда. Значит… посмотрю ваш диплом, и позвоню. Если что, придется пройти курс повышения квалификации или переквалификацию. Вы готовы?
– Да.
– И по деньгам… Все не очень, но руководство обещает подкинуть коммерческий проект. Одна фармацевтическая фирма хочет провести независимое исследование, будем работать параллельно с их лабораторией.
Сашка кивнул и, как ни старался, не смог сдержать слез. Профессор сделал вид, что не заметил, и впервые за последние два года в душе Сашки шевельнулась надежда.
– Только, Александр… Я не могу скрыть ваш диагноз от остальных, – седовласый потупился, продолжил осторожно: – Люди бывают жестоки, учтите.
– Знаю.
Лаборантка подошла на цыпочках, тактично кашлянула в кулачок.
– Что? – бросил Сашка, не оборачиваясь.
– Александр Борисович, извините… Просто тут статья, подумала… может быть, вам интересно будет.
На краешек стола лег красочный журнал. Сашка скользнул взглядом по лакированной бумаге, каркнул:
– «Наука и жизнь»? Они все еще издаются?
Девушка не ответила, отошла на два шага. Кожей чувствовал ее страх.
– Тоже мне, работница фармакологии… – чуть слышно пробормотал он. – Не знает разницы между СПИДом и насморком.
Смолк. Мозг инстинктивно проигнорировал крупный заголовок «Рак и СПИД можно вылечить!» – вдоволь наелся таких уток за последние годы. А вот фото под заголовком удивило по-настоящему. Микасов улыбался, демонстрируя идеальные зубы. Сашка схватил журнал, начал вгрызаться в статью…
«Корпорация «Крионика» открывает новый проект, посвященный вопросам лечения самых опасных болезней нашего времени. Мы представляем интервью с куратором проекта – Захаром Ивановичем Микасовым.
Корр.: Захар Иванович, что побудило Корпорацию обратиться к проблемам, над которыми несколько десятилетий бьются все ученые мира?
Микасов: Вы сами ответили на свой вопрос. Мы понимаем всю серьезность ситуации, большинство клиентов Криоцентра поступили именно с этими диагнозами.
Корр.: Помнится, раньше вы работали экспертом по вопросам оказания услуг в некритических ситуациях. Почему на должность куратора этого проекта назначили именно вас?..»
Дальше Сашка читать не стал, отшвырнул журнал.
– Александр Борисович, что-то не так? – голосок лаборантки прозвучал робко, боязливо.
– Уйди, – ответил он сухо. – Просто уйди. И не приноси больше такого.
Каждый новый проект придавал сил, но Сашка понимал – это только видимость. Каждый новый день был сражением. И болезнь проигрывала… проигрывала сражения, но не войну. Сашка старался как можно реже смотреть в зеркало, все чаще в собственном отражении видел не себя – усталого, с худым лицом и впалыми глазами, – а ее, Крис. Изредка даже голосок слышал, как мог сопротивлялся этому странному очарованию… неизбежности.
Очередной приступ довел до больницы, но Сашка вырвался из цепких рук медиков.
– Куда тебе? – орал профессор в телефонную трубку. – Лечись!
– Не поможет, – сухо убеждал Сашка. – Можно я дома поработаю? Мне нужно три дня, чтобы доделать материалы для Фармалабкора. А вы сможете начать исследования.
– Фармалабкор подождет! – кричал профессор. – Мне и так кажется, что ты не на нас, а на них работаешь! Ишь, повадились! Саша, за эти десять лет ты им семьдесят новых продуктов протестировал! Подождут!
– Нет, – улыбался Сашка. – Это ведь не простой крем, настоящий эликсир молодости.
– Тьфу на тебя! Подождут!
– Нет… Я выписываюсь. Пришлите данные по электронке.
– Россия! Россия! Эликсир молодости тестируют в бараке, на коленке!
– Да какая разница? Тем более для аналитики.
– Никакой! – выл профессор. – Страна метаморфоз! Прав был Преображенский!
В тот день Сашка с утра почуял неладное. Проснулся в поту, мазнул рукой по лицу – не пот. Кровь.
Попытался подняться с залитой алым кровати, едва не упал, сил почти нет. Голова идет кругом, сердце едва бьется…
«Потому и страха нет, – подумал он с равнодушием. – Все. Отмучился».
За стеной громко завывало радио. Сашка с удивлением понял, что знает эту песню. Ретро. Древнее, как мир, ретро.
Перед глазами вспыхнул образ Кристины – хрупкая, болезненная, с ломкими тонкими волосинками вместо пышной гривы. Он мысленно улыбнулся:
«Скоро встретимся».
Спонтанная мысль выдернула из странных грез.
– Нет, – беззвучно сказал Сашка. – Не встретимся. Ты ведь жива. И однажды проснешься…
И Сашка – бывший мальчишка, рожденный в чужое время, талантливый и некогда перспективный, – пополз к телефону. Зубами вгрызаясь в истрепанный линолеум, обдирая ногти.
«Только бы доползти, – думал он, – только бы доползти! А там – короткий номер, и приедет «Скорая»…»
Но на полпути рухнул в омут беспамятства…
Похорон не было. Немногочисленные соседи, кто знал Сашку, удивились, когда после участкового и патологоанатома внезапно двор заполонили кареты «Скорой помощи» и представительские машины.
Микасов, сильно постаревший, но еще в форме, лично руководил процедурой крионирования Александра Томина, талантливого ученого, которому болезнь помешала добиться настоящих вершин. Потом еще неделю интернет-порталы мигали баннерами новостей со ссылками на речь Микасова. В ней сотрудник Корпорации «Крионика» обещал, что Томин будет в числе первых воскрешенных, это уже не за горами!
– Такие личности, – с чувством говорил Микасов, – очень нужны в будущем! Томин из тех, кого не сломала жизнь и… система! До последней минуты Александр Борисович помогал людям! Ему не будет совестно взглянуть в лица вечно молодым и бессмертным внукам! Именно такие, как он, подарили им возможность жить счастливо.