— Вообще-то это яйцо и немного касторового масла, — подумав, сообщила Эля.
— А русалка?
— Это когда мы выезжали отдыхать, девчонки занимались вызыванием. Ну, ставишь зеркало, перед ним чашку с водой, кладешь расческу и уходишь.
— Надолго?
Эля пожала плечами. Сэлли откусила от шоколадки, и губы у нее сделались полными и коричневыми. Сэлли облизнулась.
— Не знаю. Ненадолго. А потом расческа мокрая, и если ею причесывать голову, то волосы быстрее растут.
Сэлли вытащила из сумки овальное зеркальце:
— Давай?
— Темно должно быть.
Дверь купе распахнулась настежь, впустив улыбающуюся Людовику и крепкого высокого мальчика, очень мужественного, на взгляд Эли, темноволосого, с правильными чертами лица и большими серыми глазами.
— Максим Кадар, — представила Людовика. — Он из нашей команды.
— А где госпожа Черепаха?
— Мне показалось, она тебе не нравится, — Людовика уселась возле Эли, разглядывая зеркальце.
— Пока я ее не обоняю — ничего.
Сэлли улыбнулась Максиму, показав крупноватые белые зубы.
— Мы тут занялись вызыванием.
— А, знаю, — Людовика радостно захлопала. — Конфетный Король, гномы, Ирисочная Корова… Еще фею. Так, Эля, опусти жалюзи. Зеркало есть. Максим, вы не могли бы украсть для нас цветы?
— Я мог бы купить у проводника, — обаятельно улыбнулся Максим. Эля поняла, что пропадает.
— У Щучки были цветы, — подсказала Сэлли.
— Это вы о барышне Герд? Хо-хо, — улыбка Максима сделалась еще и озорной.
— Мне нужно четыре штуки.
Максим встал.
— И духи.
— Какие? — уточнила Сэлли. — Нам подарили разные.
— Лучше цветочные.
— Цветочные у этой дуры, — она имела в виду Тошку.
Эля залезла в сумку:
— Вот, "Нохийская вишня".
Вернулся Максим с четырьмя герберами. Их положили перед прислоненным к подоконнику зеркальцем и обильно спрыснули духами.
— Теперь одеяло, — приказала Людовика. — Забирайтесь и не дышите.
— Долго не дышать? — поинтересовалась Сэлли ядовито.
— Ну, дышите. Только тихо. Потом появится домик и из него выйдет фея.
— А потом?
— Хватайте и загадывайте желание. Только она очень скользкая, может убежать.
— Девочки, я дверь закрою? — вежливо поинтересовался Максим. Потом они долго в полнейшей темноте, почти не дыша, сидели под одеялом, было тесно и очень жарко, терпко пахло духами. Щекотало в носу.
— Ф-ф-все… — Сэлли громко чихнула и выползла наружу. — Не получилось.
— Ага, — сказал Максим радостно. — Зато классно. Я никогда никого не вызывал.
— Может, ей поезд не нравится? — Эля была рада, что у Людовики ничего не вышло.
— Можно ночью попробовать.
— Тогда не будем мелочиться, — Сэлли обвела всех гордым взглядом. — Вызовем Даму Иветту. Здесь нет трусов и болтунов?
Она нарочито медленно открыла минералку, разлила по бокальчикам. Разломила на дольки остаток Элиного шоколада. Подумала и прибавила свой апельсин.
— Тогда…
Идея Сэлли всем понравилась, и ее обсуждали, запивая минералкой, пока не явилась наставница Герд и не повела всех в вагон-ресторан. Ночью, когда наставница заснула, все опять просочились в купе Сэлли. Все, кроме Черепашки. Сэлли сказала, что выродков в такое нельзя посвящать.
Они сидели в душной мерцающей темноте, поезд покачивало на стыках, прижимая их друг к другу, и было очень хорошо и уютно. Эля думала, что может не стоит вызывать никакую Даму Иветту, а просто сидеть, разговаривать, чувствуя у своего плеча плечо другого.
— По какому способу будем вызывать? — громким шепотом спросила Сэлли. — По хорошему или по страшному?
— А в чем разница?
— По хорошему ставишь под кровать стакан воды и сверху хлеб и ложишься спать. В полночь приходит Дама и охраняет тебя до рассвета, а утром, когда посмотришь, половина хлеба съедена и половина воды выпита.
— Ну, это скучно, — промурлыкала Людовика. — И что, она за этим хлебом под диван полезет? Страшный давай.
Шепот Сэлли сгустился, навевая всамделишнюю жуть: