Пламя камина ровно гудело, освещая желтыми бликами серые стены убогой каморки. Дымом не пахло благодаря неплохой тяге, но зато по комнате разносился запах горящих дров. Создавалось впечатление тепла и уюта.
Антипов сидел на топчане и думал о том, как хорошо было на даче у брата отца, который был писателем. Не Кушаря, а настоящего отца Виктора. Там тоже стоял камин, но не такой примитивный, а с чугунной топкой, длинным дымоходом и ажурными прутьями решетки. Антипову нравилось протягивать руки к огню и сидеть так, наслаждаясь ощущением жара в пальцах. В этот момент на него нисходило ощущение покоя, умиротворенности и отсутствия всяких желаний. Хотелось вечно смотреть на огонь и ничего, совершенно ничего не делать. Возникала даже странная и мистическая мысль, что если просидеть так достаточно долго, то можно по-настоящему отдохнуть, очиститься от тревог и уже по-новому воспринимать этот мир. А потом приходил дядя-литератор, садился рядом и со знанием дела говорил: 'Нравится смотреть на огонь, племяш? Мне вот тоже. Я давно заметил, что на четыре вещи человек может смотреть бесконечно долго: на горящее пламя, бегущие по небу облака, текущий ручей и хвалебные статьи в прессе'.
Виктор попробовал протянуть ладони к огню сейчас, чтобы вернуться к тому чувству уюта, которое он испытывал, сидя у дяди на даче, но ничего не получилось. Его беспокоили два назойливых вопроса: сумеет ли Рикста раздобыть варсету, за которой его послали, и что имел в виду Кеаль, когда заявил, что после того, как Антипов увидит графиню, любые действия автоматически получат свое оправдание.
Огонь внезапно полыхнул и едва не обжег воину пальцы. Виктор успел отдернуть руки и тотчас же с подозрением посмотрел по сторонам – березовые дрова обеспечивают удивительно ровное горение без неожиданных вспышек и прочих сюрпризов. Поэтому по части неожиданностей поленья стояли в числе подозреваемых на последнем месте. А вот на первом находилось… да-да, то самое золотистое сияние, которое начало появляться в углу.
'Как хорошо, что я не живу вечно, господин Соломон, – печально подумал Антипов. – Протяну несколько десятилетий и все. Какое счастье! Тысячелетия дурацких шуток я бы просто не выдержал'.
– Приветствую, Кеаль! – Виктор попытался произнести это самым радостным тоном, на который был способен в данную минуту. – А я вот сижу тут и размышляю о том, как замечательно быть бессмертным. Каждый день приходить к кому-нибудь, чтобы делиться мудростью или опытом или просто шутить… шутить… шутить… каждый раз гм… по-новому.
– По-новому невозможно, – серьезно ответил бог обмана. – Первое столетие еще куда ни шло, а потом приходится повторяться. К счастью, старые объекты шуток быстро умирают, а новым-то и невдомек, что все шутки прежние. Так и перебиваюсь.
– Но другие-то боги живут долго, – возразил Антипов. – Как быть с ними?
– С ними вообще просто. Боги шуток не понимают. Ни новых, ни старых. Никаких.
Виктор вздохнул. У него тоже закрадывалась такая мысль, когда он общался с Аресом. Тот реагировал весьма неадекватно на любой юмор, ставящий под сомнение личную мощь бога войны. Да и не только мощь, если принять во внимание историю со статуей. Даже Рикста, ученик хорошего скульптора, сумел изваять изображение Ареса лишь с третьей попытки. Первые две были забракованы оригиналом как 'не внушающие трепета врагам'. Зато третья, с прищуренными глазами и задумчивым выражением лица, удостоилась сразу же полного одобрения. На резонный вопрос Виктора о причине такого выбора, Арес ответил: 'Задумчивый воин пугает так же сильно, как и шут с острым копьем. Никто не знает, к чему они готовятся'.
– Кеаль, я посмотрел на графиню, – Антипов счел за лучшее перевести разговор на более важную тему. – Теперь ты объяснишь, почему то, что ты предлагал, находится в моих интересах?
– А что, разве неясно? – казалось, что бог обмана удивился ни на шутку.
– Нет, – честно ответил Виктор. – Ничего неясно.
Кеаль помедлил несколько секунд, а потом, видимо, решил начать издалека.
– Ну и как она тебе? – поинтересовался он.
– Кто? Графиня? – переспросил Антипов. – Красивая дама. И мои речи ей понравились. Верный признак женского ума!
Виктор считал, что большинству мужчин все равно, понимает его собеседница или нет. Главное – чтобы ей нравилось, что он говорит. В этом случае она сразу же выглядит очень умной в его глазах. Причем, чем больше она восхищается фразами мужчины, тем она умнее. Тут все просто.
– Так ты ее хорошо рассмотрел, значит, – эти слова Кеаля тут же навели Антипова на очередные подозрения.
– Постой-ка, а происшествие с кроватью ты подстроил? – Виктор решил сразу же прояснить ситуацию.
– Нет, – отказался бог обмана. – Не подстраивал. Говорю же – напрямую в замке делать мало что могу – маги заподозрят. Но зато я все еще способен влиять на события в целом. Понимаешь?
– Не совсем, – дипломатично ответил Виктор, прикидывая, что сейчас-то он получит очередной кусок информации.
– Вот, допустим, мне нужно, чтобы случилось что-то определенное, выполнимое и несложное, – охотно начал объяснять собеседник. – Например, один человек встретил другого человека. Но я не могу взять их за руки и привести друг к другу. Поэтому трачу часть силы лишь на пожелание того, чтобы встреча состоялась. Гарантий никаких. А если мне противостоят другие боги, то шансов вообще нет. Но зато если встреча произойдет, то я не знаю, как, когда, почему она случится и какие события приведут к ней. Я этими событиями не управляю. Мне нужен лишь сам факт встречи.
– Теперь понятно, – кивнул Антипов, который мысленно занес в невидимый список еще одно свойство местных богов. – Ты умеешь изменять судьбу.
– Судьбу, сказал же! – рассмеялся Кеаль. – Ничего такого я не могу. Просто графине было все равно, встретишь ты ее или нет, а тебе было даже интересно на нее посмотреть. Если бы кто-нибудь из вас не желал этого, ничего бы не случилось. А судьба – другое. Тут хочешь – не хочешь, а это все равно произойдет.
– Но ведь я видел ее обнаженной! – произнес Антипов. – Вряд ли графиня желала, чтобы ее прелести разглядывали.
– Во-первых, она могла об этом вообще не думать, – ответил бог обмана. – Это ведь ее замок, здесь она в безопасности. А во-вторых, кто знает женщин? Графиня красивая, это безусловно, и как всякая женщина гордится этим. Вот подумай сам, кто увидит ее красоту? Муж и несколько любовников? А ей, может быть, в тайне хочется, чтобы многие увидели. И она права. Там ведь есть на что посмотреть. Красота улучшает мир, как ни крути. Графиня может просто стремится немного улучшить мир. Похвальное желание для человека!
– Гм…, – Виктор закашлялся. – Так ты не сможешь пожелать, чтобы я выиграл турнир?
– Пожелать смогу, – отозвался Кеаль. – Только из этого ничего не выйдет. Каждый ведь хочет победить. Даже если отдам всю свою силу, увы, не поможет. А с графиней получилось потому, что вы находитесь и так рядом друг с другом и никто ничему не препятствовал. Хотя и это могло не сработать.
Внезапно золотистая фигура начала таять. Она становилась прозрачней и прозрачней, хотя отблески огня все еще отражались от нее. Но вот пламя мелькнуло в хитрых глазах Кеаля в последний раз и образ бога обмана исчез. Все произошло за несколько секунд.
Виктор удивился такому внезапному исчезновению, ведь раньше за Кеалем не водилось ничего подобного. Воин только собрался спросить, чем вызван столь быстрый уход, как вдруг входная дверь вздрогнула под чьим-то могучим ударом.
– Господин! Откройте! Спасите! – Антипов без труда узнал голос Риксты. – Убивают!
Виктора не нужно было просить дважды. Он мгновенно подскочил к двери и отбросил щеколду. Рука сама потянулась к рукояти меча, пока слуга вваливался в комнату. Вид у Риксты был неважный, но Антипов не стал заострять на этом внимание, а толкнув того плечом внутрь каморки, наполовину вытащил меч из ножен и выглянул в коридор. Все было тихо. Серые стены освещались далеким чадящим факелом, а замечательный слух Виктора не мог услышать ничего, кроме тяжелого дыхания слуги и приглушенного шума, доносящегося откуда-то снизу.
– Кто тебя убивает? – воин полуобернулся к юноше. – Здесь никого нет.
Значительную часть левой половины лица Риксты занимал свежий синяк. Он, конечно, еще не выглядел синяком, но краснота и отечность точно указывали на то, что вскоре это место посинеет. Юноша держался правой рукой за левое плечо и иногда старательно ощупывал его, видимо, на предмет перелома.
– Музыканты! – сообщил он, болезненно морщась. – Они гонятся за мной! Но наверное отстали.
– Музыканты? – переспросил Виктор, терзаемый плохими предчувствиями. – Это случайно не те, к которым я тебя послал, чтобы одолжить варсету?
– Они! Они, господин! У, злыдни!
– Вот как? И что ты им сделал? – тон Антипова не предвещал ничего хорошего. Он ведь сильно рассчитывал на то, что удастся раздобыть инструмент.
– Да я…, – Риксту прервал теперь уже отчетливый топот, доносящийся из-за угла.
Воин быстро вернул меч обратно в ножны. Если за слугой действительно гонятся музыканты, то не годится дворянину встречать плебеев блеском железа. Это скажется на репутации. Поэтому Виктор просто потянул ножны вверх, высвобождая крючок, которым те крепились к металлическим кольцам перевязи. Меч в ножнах, сделанных из двух пластин ясеня и обтянутых кожей, сам по себе серьезное оружие в умелых руках.
Погоня не заставила себя ждать. Вскоре из-за угла резво выскочили трое мужчин, одетых в желто-оранжевые длинные куртки. Они грозно потрясали какими-то палками, подозрительно напоминающими черенки от метел.
– Стойте! – Виктор попытался придать своему голосу силу. Это, впрочем, удалось, потому что коридор замечательно отражал звук. – Что вам надо?
Однако то ли расстояние между углом и воином оказалось недостаточно большим (всего метра четыре), чтобы группа нападающих сориентировалась, то ли они вообще сначала не поняли, с кем имеют дело, но приказу Антипова не подчинились. Виктор же не стал дожидаться, пока те добегут и что-то начнут предпринимать первыми, а сделав два шага вперед, точным ударом выбил палку из руки бегущего впереди и, не возвращая назад меч, хлопнул по темечку второго. Неважно, кто был прав, а кто виноват, дворянин не мог допустить, чтобы на него бросался с палками какой-то сброд.
Действия Антипов возымели эффект. Музыканты бежали к нему совершенно молча, а после того, как прозвучали два удара, мгновенно развернулись и столь же безмолвно помчались в обратном направлении. Причем, похоже, что замыкающий сориентировался быстрее тех, кто ощутил на себе силу рыцарских ножен.
Виктор только покачал головой, наблюдая за таким странным поведением. Он не стал их преследовать, лишь постоял немного, прислушиваясь к удаляющимся шагам. А потом бросил взгляд на трофеи – два черенка от каких-то инструментов, валяющиеся на полу, пренебрег столь жалкой добычей и скрылся в своей комнате.
Рикста сидел там в прежней позе, слегка дрожа. Он боялся то ли своих противников, то ли своего господина.
– Так что случилось? – спросил Виктор, затворяя за собой дверь. – Почему они преследовали тебя?
– Я сделал все так, как вы говорили, господин! – в голосе юноши звучали жалостливые ноты. – Пошел к музыкантам, чтобы взять у них варсету на время. Застал их у какого-то сарая, когда они уже вышли из донжона. Говорю: вот вам серебряный, дайте варсету моему господину на вечер. А они – не можем, нас уже нанял барон ан-Крета.
– Так он их для серенады нанял, – сказал Антипов. – Объяснил бы, что мы-то вместе петь не сможем, поэтому будем по очереди. Сказал бы, что сыграю и тут же отдам.
– Я так и сказал, господин! – Рикста оторвал руку от плеча и попытался им подвигать. – Но слуга этого барона помогал им – нес большую трубу. Такой наглый тип! Он заявил, что уже заплачено и его барон не захочет ни с кем делиться. Особенно со всякими проходимцами.
– С проходимцами? – уточнил Антипов, приподняв бровь.
– Именно, господин! Я рассудил так: если бы он сказал 'с проходимцем', то имел в виду бы только меня. А получается, что сказал и о вас тоже! Это же оскорбление!
– Н-да… И что ты сделал? Врезал ему, надеюсь?
– Как вы учили, господин! – Рикста прижал руку к сердцу. – Вы же сами говорили: если вас кто-то из недворян оскорбит в моем присутствии, то нужно бить сразу же и чем попало. И что вы потом разберетесь.
– Говорил, – согласился Виктор, который считал, что на уважение окружающих оказывают влияние любые пустяки. – И ты ударил?
– Да, ваша милость! Ударил! И вот тут-то музыканты на меня набросились.
– А они почему? Ты же не их бил.
– Не их, – вздохнул Рикста. – Но их трубой. Понимаете, это было первое, что попалось мне на глаза. Я выхватил трубу из рук негодяя и ударил его прямо по голове. Кто же мог предположить, что такая большая труба сразу же погнется? Я не мог. И сказал музыкантам: зачем вам настолько твердолобый наниматель? Труба-то ладно, а если о его голову дорогостоящая варсета разобьется или еще что-нибудь? Риск-то какой! Но они не вняли голосу разума. Бросились к сараю, схватили какие-то палки и погнались за мной. Хотя я им кричал, что мой господин скор на расправу и им придется плохо. Вот так, ваша милость.
Антипов потер рукой лоб. Ему казалось, что первый день в замке прошел слишком интенсивно. Они ведь только часов восемь назад въехали, а уже столько событий.
– Ты как себя чувствуешь? – спросил Виктор. – Ничего не сломано?
– Ничего, вроде, – ответил слуга. – Плечо вот побаливает, но оно в порядке, кажется. Что же теперь делать, господин? Где мы варсету возьмем?
Этот вопрос очень интересовал и Антипова. Понятно, что теперь музыканты ничего не дадут, а завтра еще пойдут графине жаловаться. Можно было бы попробовать с ними помириться, но это требовало времени.
– Если с тобой все в порядке, то сходи к окнам графини, – сказал Виктор. – Посмотри, начали ли петь серенады. Заодно узнай, есть ли там варсеты или чем-то другим пользуются. И сразу назад!
– Хорошо, господин, – Рикста приподнялся, заковылял к двери, открыл ее, осторожно выглянул в коридор и, убедившись, что никого нет, выскользнул наружу.
Антипов обхватил голову руками и застыл в такой позе. Несмотря на его деятельность, все шло как-то не так и это огорчало. Он решил пока ничего не предпринимать, а подождать возвращения Кеаля. Тот мог просто скрыться из опасения быть замеченным музыкантами или не хотел попадаться на глаза и Риксте.
– Отличный у тебя слуга, – раздался вскоре издевательский голос, подтверждая выводы Виктора. – Почему ты против его посвящения мне? У паренька большое будущее.
Воин поднял голову. Золотистая фигура находилась на своем прежнем месте, словно никуда и не пропадала.
– Я подумаю над этим, – ответил он. – Когда пойму все-таки, почему любые действия в этом замке не только оправданы, но и выгодны мне.
Кеаль рассмеялся. Смех, доносящийся от полупрозрачного образа, казался странным.
– Разве все еще неясно? – спросил он. – Если нет, то объясню подробно. Вот как ты думаешь, что самое главное в жизни человека? Богатство? Власть? Любовь? Счастье? Знания?
– Мне нужно выбирать из этих пунктов? – кисло поинтересовался Виктор, которому показалось, что он догадался, куда клонит бог обмана.
– Нет, можешь свой предложить, – разрешил собеседник.
Неизвестно, собирался ли он застать Антипова врасплох, но это ему не удалось.
– Самое главное в жизни человека – желание что-то делать, – ответил Виктор. – С ним будет и богатство и любовь и счастье. А без него – ничего, если только очень сильно не повезет. Но везет мало кому.
– Согласен! -на полупрозрачном лице возникла широкая улыбка. – Ну что, появилось желание что-то делать?
– У меня оно и так было, – настороженно ответил Антипов.
– Значит, усилилось? – продолжал настаивать Кеаль.
– С чего бы это? – Виктор пытался понять, куда клонит бог.
– Оно должно усилиться, – последовал ответ. – Рядом с тобой ведь двигатель этого самого желания.
– Какой двигатель? – Антипову совсем не нравилось выводы, которые начали вырисовываться перед его внутренним взором.
– Все еще не понимаешь? – расхохотался Кеаль.
– Нет, – соврал Виктор.
– Графиня Ласана! – торжественно произнес бог обмана.
Выражение лица Антипова, бывшее до этого кислым, стало подобно физиономии рыбака, который уже успел попрощаться с женой, идя на очередную рыбалку, но после выхода из дома обнаружил, что его снасти спутаны, а записка с адресом любовницы пропала.
Двадцать минут спустя Виктор вместе с Рикстой шли по лестнице замка, торопясь к окнам графини.
– Ваша милость считает, что господа ан-Котеа или ан-Суа дадут вам на время варсету? – слуга на ходу заглядывал в лицо Антипову, а его голос выдавал недоверие.
Действительно, с чего бы потенциальным женихам идти навстречу конкуренту? Рикста, выросший без родителей и не получавший ничего даром, как никто понимал это. Тяжелая жизнь с детства приучает к практичному взгляду на окружающую действительность. У него не было ничего: ни родительской ласковой заботы, ни игрушек, ни веселых друзей, живущих по соседству. Он радовался каждой малости и никогда не надеялся на то, что кто-то отнесется к нему по-доброму без веской причины. Рикста родился и сразу же вырос, миновав стадию детства. Некоторые люди считают, что человек взрослеет в тот момент, когда начинает осознавать возможность собственной смерти. Риксте же казалось, что он только и делал, что пытался от этой самой смерти убежать. Боролся с голодом, холодом, безумными хозяевами и прочими особенностями своей жизни.
Встреча с Ролтом многое изменила. Рикста неожиданно для себя стал получать подарки. Один за другим. Просто так. Хорошую одежду, прочную обувь, отличный ножик, лук, серебряные монетки, смешную деревянную статую под двусмысленным названием 'Этот карлик был добрым до того, как Ролт его вырубил'… Сначала паренек подозревал, что это непроста, что подарки исчезнут, как только в нем отпадет необходимость. Но время шло, а они не только не исчезали, но и прибавлялись. В конце концов Рикста пришел к невероятному выводу: что-то поломалось в этом мире. Если в нем появились подарки, то что-то определенно пошло не так. Но даже теперь паренек ни на секунду не допускал, что заносчивые дворяне поделятся хоть чем-то с явным конкурентом.
– Не переживай, они дадут мне варсету, – отвечал Виктор, все еще думая о беседе с Кеалем. – Главное, что она у них есть.
– Но как? – Рикста искренне не понимал.
– Увидишь, – отмахнулся Антипов.
Его сейчас больше всего заботило сказанное богом обмана. Тот после напыщенного вступления внезапно стал краток и изложил свои предложения в течение пары минут.
'Мужчина ради нужной ему женщины может пойти на что угодно, и его за это не осудят, – заявил Кеаль. – Ты принес мне пользу, я и хочу отблагодарить тебя. Делай все, чтобы получить графиню, не останавливайся ни перед чем, рви соперников. Укради ее, спали этот замок, если понадобится. Это и дворянской чести не повредит. Если будет туго – хватай графиню и беги. Я даже прикрою'.
Виктор не был наивным и отлично понимал, что похищение Ласаны, случись оно, было бы выгодно в первую очередь Кеалю. Еще бы – какой скандал! Но все же слова бога обмана заронили сомнения. Вдруг тот прав и графиня ему подходит? Не просто подходит, а подходит на самом деле. Если вдуматься, то мало кто из мужчин может похвастаться, что нашел подходящую женщину. Более того, каждый мужчина, даже самый циничный, в глубине души стремится к этому. Удачная встреча с избранницей – мгновенное и верное решение большей части жизненных проблем. Если даже забыть о романтике, сама практичность подсказывает, что обладание подходящей женщиной многократно облегчает жизнь и делает мужчину значительно продуктивней. Во всех смыслах.
Однако Виктора смущало то, что он не был увлечен Ласаной в том смысле, о котором говорил Кеаль. Конечно, её голос и прекрасное лицо вызывали желание обладать ею, но… с любовью с первого взгляда у него были сложные отношения. Антипов вообще не страдал подобной чепухой. Он считал, что с первого взгляда влюбляются лишь те, кто не может позаботиться о том, чтобы заполучить возможность для второго взгляда. Виктор всегда умел обеспечить себе даже третий взгляд или четвертый. Поэтому никогда не торопился.
Обманул ли Кеаль? Вполне может быть. А если нет? Виктор решил, что это – неплохая возможность попросить бога обмана о даре распознавать обман. Причем, не только из уст людей, но и богов. Антипову было интересно, как тот отреагирует на подобное. Это все равно, что предложить Аресу сделать оружие, которое может нанести ему вред.
Вот так, гадая о коварстве Кеаля, Виктор достиг окон графини, связанных с не очень приятными воспоминаниями. Там уже бурлила толпа.
Дворяне в роскошных шляпах или просто в шлемах с приделанным на скорую руку плюмажем стояли в окружении слуг. Почти все пространство между донжоном и внутренней стеной было забито. Свободное место наблюдалось лишь около самих окон и, похоже, использовалось выступающим, дождавшимся своей очереди.
Был слышен ровный гул голосов: хозяева давали инструкции собственным музыкантам, а младшие дворяне, прибывшие без певцов, делились впечатлениями друг с другом. Выступления еще не начались, но Виктор быстро понял, что и здесь приоритет принадлежит ан-Котеа. Тот располагал певцом и тремя аккомпаниаторами, один из которых держал варсету.
Антипов с слугой попытались протиснуться поближе к 'сцене', но их перехватил Ипика. Юноша был одет в синюю куртку, шляпу, которая была ему явно велика, а сиреневый плюмаж упорно сползал на лоб, закрывая обзор.
– Ролт, – зашептал он. – Как хорошо, что вы пришли! А то я подумал, что придется полночи провести в одиночестве.
– Когда начнется? – спросил Виктор, еще раз оглядывая толпу.
– Вот-вот. Уже поделена очередь. Представляете, Женар будет выступать три раза! Не подряд, конечно, но все-таки!
– Поделена? – с тревогой поинтересовался Антипов.
– Да. А что, вы тоже хотите выступить?
– Собирался.
– Ну, тогда вам придется в самом конце. Если, конечно, графиня не попросит прекратить. Все-таки ей спать ведь когда-то надо!
С точки зрения Виктора, испорченной современными представлениями о жизни дворян, знатные дамы редко спали по ночам. У них были другие дела. Но информация не могла не тревожить. Вдруг он вообще не успеет? Оставались, конечно, другие дни, но 'натиск' не хотелось ослаблять. Антипов хорошо начал, нужно продолжать в том же духе! Ведь он был готов. Нартел, менестрель, очень сильно помог ему в стихотворных переводах текстов песен.
– Послушайте, Ипика…, – фразу Виктора прервали первые звуки музыки.
Началось! Гомон сразу же стих, все обратились в слух. Играли люди Женара. Мелодия была спокойной и Антипов не подозревал подвоха до тех пор, пока не вступил певец. И вот тут Виктор после секундной растерянности был готов заскрежетать зубами.
Высокий и звонкий голос с выраженным металлическим оттенком разнесся над замком. Неспециалисты приняли бы его за женское сопрано, но Антипов сразу понял, что это не так. Подобные голоса отличаются от женских не только по звучанию, но и по длине фрагментов, исполняемых на одном дыхании. Контра-тенор. Голос кастрата.
Виктор был хорошо знаком с подобными феноменами. В современном ему мире жили несколько певцов-сопранистов. Они не были кастратами, уступали им по качеству исполнения, но отчего-то природа частично сохранила их детские голоса. Антипов помнил два имени: Филипп Ярусски, которому не помешала бы грудная клетка большего объема, и Раду Мариан, казус из казусов, почти совершенство.
Все еще прислушиваясь к удивительным звукам, Виктор сделал знак Ипика оставаться на месте, а сам стал протискиваться поближе, чтобы лучше рассмотреть происходящее.
За спиной музыкантов, одетых в длинные серые плащи, с довольной улыбкой стоял Женар, блестя золотым шитьем в свете факелов. У него был такой вид, словно это он сам лично пел. Хотя, возможно, окружающие думали так же. Если голос принадлежит певцу, а певец принадлежит дворянину, то почему нужно отказывать означенному дворянину в голосе? Забавная логика.
Виктор, горя желанием хоть как-то сбить спесь с графского сынка, остановился поблизости. Он дослушал выступление до конца, дождался, пока в окне мелькнет Ласана, сменив на мгновение свою доверенную даму, позволил начать выступление певцу ан-Суа – неплохому тенору, аккомпанирующему самому себе, а потом, подойдя вплотную к Женару, произнес:
– Отличный голос у вашего певца, ваша милость. Жаль только, что слишком тихий.
Ан-Котеа удивленно обернулся и увидел человека, в высшей степени неприятного. Нет, поначалу Женар отнес Ролта к безобидным и никчемным конкурентам, наблюдая за его фехтовальным мастерством, но после речи в трапезной… О, после этой речи мнение сына графа изменилось. Так болтать могут лишь опасные люди, ведь все знают, что женщины чрезвычайно чувствительны к словам. К тому же, Женар, обладая рядом несомненных достоинств, отчетливо осознавал, что он такому говоруну не соперник на попроще диспутов. Возможно, философ, старый советник отца, и смог бы справиться с Ролтом, но ан-Котеа даже в голову не пришло взять его с собой. А жаль.
– Почему же тихий, господин… эээ… ан-Орреант? – вежливо осведомился Женар. У него мелькнула мысль, что собеседник собирается как-то опорочить певца. – Релиа – один из лучших. Ему аплодировали короли.
– Один из лучших, ваша милость, – согласился Виктор. – Ему бы добавить громкости и стал бы самым лучшим.
Сын графа поджал губы:
– Мастерство певца не в громкости, господин ан-Орреант.
– Как сказать, ваша милость. Вот, например, когда я пою, то меня слышно издалека. Менестрель в нашем замке говорит, что с таким голосом можно командовать тысячей.
– Так вы поете, господин ан-Орреант? – столь же вежливо поинтересовался Женар.
– Иногда, ваша милость. Менестрель в нашем замке говорит, что мне не хватает мелодичности и какого-то слуха. Не пойму, что он имеет в виду, потому что слышу я хорошо. Но мощный голос у меня определенно есть.
Тонкая улыбка скользнула по губам ан-Котеа.
– Почему же вы тогда не споете здесь, господин ан-Орреант? Все бы послушали.
– Варсеты нет, – простодушно ответил Виктор. – А так бы я спел. И сыграл.
– Вы еще и играете?
– Ну да. Пробовал пару раз. Менестрель нашего замка обучил меня двум нотам. Сказал, что для меня этого достаточно. Я ему верю. Ведь в песне главное – голос.
– Вот как? Двум нотам, значит, – Женар изо всех сил сдерживал улыбку. – А если я дам вам варсету, то покажете свое мастерство, как обещали?
– Разве я обещал? – удивился Антипов.
– Конечно, сказали ведь только что, что сыграете и споете.
Досада мелькнула на лице собеседника ан-Котеа. Надо же, так оплошать!
– Так тут же очередь, – выкрутился он. – Посмотрите, сколько желающих. Уже все расписано!
– Ничего, я уступлю вам одно из своих мест, – галантно сообщил Женар, и, не давая Ролту опомниться, воспользовавшись тем, что тенор ан-Суа закончил, громко крикнул:
– Я передаю свою очередь господину ан-Орреанту! Пусть сейчас выступает! Третьим!
На лицо сына графа было любо-дорого посмотреть. Вот это работа – не успел появиться серьезный конкурент, как он его уже утопил. Графине вряд ли понравится бездарный громкий голос в сопровождении убогой игры на варсете.
Судя по печали в глазах представителя замка ан-Орреант, он только-только начал понимать, в какую ловушку попал. Пообещал непонятно что Женару, теперь придется расхлебывать. Ан-Котеа просто торжествовал. Но что поделаешь?
Виктор с грустью принял протянутую ему варсету, взял медиатор и вышел на пустое пространство перед окном. На него сверху выжидательно взирала Вирета, удивленная таким поворотом.
Молодой воин обернулся, укоризненно посмотрел на Женара, увидел счастливую улыбку, пожал плечами и прикоснулся к струнам. Музыка 'Я встретил вас…', еще неизвестная в этом мире, легко и свободно полилась из-под пальцев. Антипов больше не оглядывался, но знал, что ухмылка хитромудрого ан-Котеа уже стерлась и, возможно, превратилась во что-то иное. Однако это не интересовало Виктора. Он был поглощен пением и необычной, еще не вполне осознанной мыслью. Этот мир все время проверял его на прочность, преподнося странных противников: бывший студент против барона, единственный последователь бога войны против сонма жрецов, недодворянин против сына графа, воин средней руки против целого отряда опытных бойцов и вот теперь последнее, самое забавное, – бас против кастрата. Антипов бы умер от смеха, если бы хоть чуть-чуть допускал, что коварный Кеаль его после этого воскресит.