— Нет. Интересно!
— Не тереби, а то расплетутся.
— А что, закрепить нельзя?
— Можно. Надо или маленькие заколочки, или просто нитки.
Ива принес мне моток тонкого черного шнурка.
— На белых волосах это будет хорошо видно, — усмехнулась я, доплела косы и закрепила. Парень тут же убежал смотреться в зеркало.
— А как ты их плетешь? Так необычно смотрится.
— Да руками. Смотри, — я сплела из шнурка косичку.
— Здорово! А таких косичек можно много наплести?
— Можно. В Арии обычно всю голову так заплетают. Практично, не надо ни укладывать, ни причесывать. Вымыл, и все.
— А ты можешь мне заплести?
— Могу, конечно, но зачем тебе это? — расхохоталась я.
— Ну, прикольно. Да хочется просто!
— Не, это тебе не пойдет, — покачала я головой, все еще смеясь. Шуточное ли дело — аладар с кучей косичек?
— Откуда ты знаешь?
— Да просто мало кому идет. Если хочешь, я тебе заплету, сам увидишь.
— Хочу.
— Садись.
Я снова усадила аладара на пол, а сама уселась на диван. Тщательно расчесав волосы, я взялась за плетение. Хорошо, что у Ивы еще волосы не такие длинные, как у Лехо, а то бы до утра плела! Ива спокойно сидел, не крутя головой, не порываясь куда-то идти, как будто всегда был моделью у парикмахера. Одно удовольствие косички плести!
— Ты еще жив? — спросила я после пятнадцати минут тишины и неподвижности.
— Да, а что? — спросил Ива.
— Надо, чтобы помер!
Тишина повисла гробовая.
— Просто Лехо, пока я ему косу плела, хоть бы мурлыканьем подавал признаки жизни.
Ива усмехнулся, слегка покачав головой.
— Нет, серьезно. Ты бы хоть помурлыкал, что ли, а то вообще никаких признаков жизни. Или все же прическа не располагает к мурлыканию?
— Да нет, я просто сдерживаюсь.
— Хм, а Лехо сказал, что по заказу мурлыкать нельзя.
— Ну да, по заказу мурлыкать нельзя, а не мурлыкать при желании можно, — пожал плечами аладар.
— А зачем? — удивилась я. Действительно, почему нужно сдерживаться?
— Да по разному, кому как хочется.
— Ну, хоть расскажи тогда что-нибудь. А то тишина мне эта не нравится.
— А что рассказать?
— Ну, у вас практика тоже была, что вы там делали?
— Да ничего особенного. Суд был. Разбирали дело о лишении родительских прав, но мы дело выиграли. Так что права остались у матери, — ответил Ива.
— А что за дело-то было?
— Да там необычный случай, — начал Ива, чем больше он говорил, тем явственнее слышались рокочущие нотки в голосе. Ну вот, хоть убей, не понимаю, почему бы не мурлыкать, если хочется. Если бы я умела, то точно бы не стала ставить себе никаких ограничений! Похоже, говорить и мурлыкать вполне можно, а вот говорить и не мурлыкать, когда очень хочется, сложнее.
Я полировала скользкую саблю, когда в комнату забежал Лехо.
— Шелгэ, как ты это плела! — с порога воскликнул он.
Я вскинула на него глаза, хрюкнула и выронила саблю. Та слабо звякнула и уехала к ногам Лехо, в миллиметре затормозив гардой, которая с силой трения дружила, как и любой другой предмет, кроме клинка этой сабли.
— Стоп! — воскликнула я. — Зависни!
Я подорвалась с места, подобрала саблю и поскорее сунула ее в ножны, скрепив их с гардой.
— Все отвисни!
— Шелгэ, как ты это плела? — повторно спросил Лехо.
Я бросила на него еще один взгляд и снова расхохоталась.
— Я плела руками, а чем плёл ты, я не знаю! — еле выговорила я.
В жизни еще не видела такой лохматой и кривой косы из толком не причесанных или сильно запутанных в процессе заплетания волос. Мне казалось, ТАК заплести в принципе нельзя. Но с чем не справится толпа арийцев, справился один аладар!
— Шелгэ! — пропищал Лехо.
— Иди сюда, — поманила я его к себе. — Давай расческу, нет, пореже. Мне твои художества теперь долго раздирать.