Да, к тому же при нём жена, а это, как-никак, обязывает! Или погоди-ка: Фадеич сказал, что это он при жене! А может быть и в самом деле так. Что правда, то правда – не будь с ним Ленчика, как бы он себя повёл? Силушка-то дурная через край плещет, а Ленка, хоть и маленькая как пичуга, всё же умеет держать его в кулаке.
Тяжело вздохнув, он побрёл к лагерю. Завтра последний день – самый тяжёлый. Как там у Кибальчиша: «Нам бы день простоять, да ночь продержаться…»
Продержимся. С тобой, Ленчик, обязательно продержимся.
Через сутки их «пазик» уже въезжал в демаркационную зону первого терминала. Жуткое зрелище: помесь лагеря беженцев с карантинными бараками.
Но повезло, что приехали так поздно – надо использовать ночь, чтобы отдохнуть и выспаться.
Отметившись на приёмном пункте, они как бараны сгуртовались обособленной группой. И хотя по прибытии сюда это уже не имело значения – каждый мог расположиться, где и с кем пожелает, – они, как ехали в одном автобусе, так и решили оставаться вместе до самого конца. Пока их не разделит жестокий судья в форме диспетчера космопорта. За неделю пути они уже сроднились, привыкли друг к другу, научились более-менее уживаться без мордобоя и таскания за волосы. Что характерно – прибывшие на других автобусах так же держались отдельными группками. Женщины пугливо жались к своим мужчинам и прижимали детей, у кого были, мужчины старались оказаться с внешней стороны круга, как быки, что всё время ждут нападения хищников. Хотя нигде не было даже намёка на проявление агрессии – напротив, прибывающие относились друг к другу подчёркнуто вежливо и предупредительно. Пока. Но сухой пыльный воздух, вся атмосфера лагеря дрожала от затаившегося до поры напряжения. Словно глубокий вздох океана, накапливающего силы перед цунами, могучего и страшного, бессмысленного в своей разрушительной мощи.
В каждой группе был свой вожак. Выборный или захвативший лидерство силой, но был. В их группе с молчаливого одобрения всех взрослых вожаком оказался Тимоха. Они даже не голосовали. А может они уже настолько вымотались, что им было всё равно – кого выбрать лидером. Тем более это всего лишь на время.
Оставив Ленчика на попечение тех самых старичков (хотя, скорей, было наоборот), Тимоха отправился за водой, прихватив с собой пару крепких мужчин.
Он и выбрал таких на всякий случай – неизвестно, как поведут себя чужаки у водоёма. Закон джунглей ещё никто не отменял.
Обратно шли, сгибаясь под тяжестью фляг. Набрали на всякий случай побольше: надо дать людям возможность хоть немного ополоснуться с дороги. А по возвращении были приятно удивлены уютно обустроенным лагерем: палатки выстроены кругом, в центре весело полыхают костры, над каждым кипит котёл с ужином. Ленчик везде поспевала – и возле палаток, и у котлов. Прибыв в космопорт, дров уже решили не жалеть.
Эту ночь Тимоха решил провести на улице – в их палатке спали горе-старики. Хорошо ещё Ленчику место досталось там же, рядом с ними. А вот свою тяжёлую и неудобную «брезентуху» пенсионеры пожертвовали для импровизированной бани. Которую организовал опять же Тимоха, натаскав камней и соорудив почти настоящую «каменку».
А удивительные оказались старички. И вовсе никакие не вредные и не бестолковые. Может быть немножко не приспособленные к жизни в походных условиях, зато утомлённые высшим образованием, аспирантурой, докторантурой и ещё бог знает чем… Но не это впечатлило Тимоху, – подумаешь образование, – он смотрел на них во все глаза и боялся разрыдаться: не так давно они отметили бриллиантовую свадьбу! Семьдесят пять лет прожили вместе, душа в душу, и за это время не расставались больше чем на один день. Потому и похожи были друг на друга даже больше чем брат с сестрой.
Тимоха, как узнал об этом, весь вечер с нежностью и умилением следил за женой, втайне прикидывая – а они смогли бы прожить вместе столько лет? И сам себя убеждал, уговаривал – да, конечно, смогли бы!
Когда все утряслись, наконец, спать, он вздохнул с облегчением: хоть немного побыть одному. Бестолковая суета лагеря утомила больше, чем вся дорога.
Он сидел у костра и смотрел, как изгибаются в жарком пламени корявые ветки саксаула. Вспомнилась присказка отца: «Кривы дрова, да прямо горят». Усмехнулся про себя – где ты сейчас, мудрый батя: то ли в Небесной Дружине Сварога, то ли в аду тебе бесы пятки жарят? Очень неаккуратен был папаша в вере: и не атеист, и в то же время не христианин, не буддист и не, упаси боже, мусульманин или еврей. Он любую веру подгонял под своё мировоззрение, устанавливая собственные догматы. «Основным критерием любого вероисповедания, – говорил он, – является целесообразность, направленная на выживание вида. Если же этого нет – то это не вера, а массовая шизофрения». А как назвать ту истерию, которую развели всевозможные сектанты, адепты и фанатики, покорно ожидающие Судного Дня, Армагеддона, Рагнарёка и прочих «дней гнева»? Шизофрения же и есть…
«Кривы дрова…» – это миллионы разных людей, что горят в едином очаге цивилизации. Конечно же, неодинаковых людей, ведь каждый считает себя ах, каким уникальным!... но в массе своей дающих единый ровный жар в определённой точке. В верхней точке – там, где висит котелок. Такие разные, причудливо и неестественно изогнутые судьбы. А сколько ещё судеб согнётся, искорёжится в жарком пламени космпорта?
Тимоха поднял голову, посмотрел на звёзды: вон там, на планетарных колониях, теперь висит котелок земной цивилизации.
С горькой иронией подумал, что на сегодня большинство прибывших верят в свою удачу и в добрую волю начальника космопорта…
– Что, и вам не спится, молодой человек? – раздался голос за спиной. Не оборачиваясь, Тимоха узнал того самого старичка, усмехнулся:
– Сегодня, похоже, всем не спится.
– Да уж, – согласился старичок. Присел рядом, пошевелил угли суковатой палкой, затем бросил её туда же, в костёр. С минуту любовался, как язычки пламени ожили, бросились на неожиданную добычу, словно волки на одинокого оленя, подвывая и торопливо кусая со всех сторон.
Молчание затягивалось. Тимоху это вполне устраивало, говорить ни о чём не хотелось, тем более с этим стариком. Но тот первым не выдержал:
– Позвольте представиться – Лемке Бранибор Вячеславович. Тимоха не ответил, старик терпеливо ждал.
– А я Тимоха, – наконец неохотно назвался он. Старичок оживился:
– Просто Тимоха? Без отчества? Но ведь это у вас, скорее всего, прозвище?
– Как и Бранибор? – невесело усмехнулся Тимоха.
– Извините, – смутился старик. – Я не хотел вас обидеть. Действительно такое имя?
Ответа опять дождался не сразу.
– Да нет. На самом деле меня зовут Тимофей… Максимович, если уж вам так важно навеличивать по отчеству. Но меня так редко называют, как с армии повелось Тимоха, так и прилипло. Да и я к этому больше привык.
– Ясно, – кивнул старик. – Позволю себе предположить, в свете нынешних событий и, доверяя своему жизненному опыту, что вы из той породы неунывающих весельчаков, что до седых волос остаются Серёжами, Вовами… гм… Тимохами. И только в исключительных случаях удостаиваются приставки «дядя»?
Тимоха впервые улыбнулся.
– Может и так. А вы, судя по всему, не дурак, Бра… Бри…
– Бранибор Вячеславович.
– Вот именно… Бранибор Вячеславович, – с нажимом повторил Тимоха. – Целый академик, наверное?
– Ну, мои учёные звания для вас, скорее всего, ничего не значат. То, что я академик там, доктор наук здесь, член-корреспондент того или сего, вас не впечатлит, полагаю. Гораздо важнее, что я уже достаточно пожилой человек, повидавший, как говорят «…и Рим, и Крым…»
– «… и попову грушу», – закончил за него Тимоха. – С чем вас и поздравляю. Не обижайтесь. Просто я всегда, сидя рядом с образованным человеком, чувствую в себе недостаток классического образования. Желательно университетского.
– Вас это смущает?
– Не-ет, – рассмеялся Тимоха. – Комплекс неполноценности у меня от этого не разовьётся, это уж точно.
– Не сомневаюсь! – подхватил академик. – Но вам оно просто никогда и не требовалось, судя по всему, вы производите впечатление человека бывалого. Тёртый калач, так, по-моему, говорят? Мне представляется, что если кто-то сумеет привязать вас к скале и бросить в море, то вы не только вынырнете со щукой в зубах, но и попутно замерите глубину, скорость течения и пересчитаете все деньги в сундуках затопленных галеонов.
Тимоха расхохотался:
– Даже так?
– Именно так! – с удовольствием подтвердил академик. – Вы похожи на крутого майора спецназа из популярного боевика…
– Я восемь лет работал проводником в геологической партии, – перебил его Тимоха. – Простым проводником! Техническим советником, как значилось в платёжной ведомости. И в армии служил в обыкновенной «пехтуре», безо всякого экстрима. Вот вам и майор спецназа. А ещё знаток!..
– Никогда бы подумал, – смущённо признался академик. – Вы столько всего умеете.
Тимоха потёр небритый подбородок и добавил:
– Вообще, конечно, многому пришлось научиться. Сколько я себе шишек набил, пока научился вытаскивать вашего брата из разных передряг. Вы же под ноги не смотрите, витаете в облаках, в высоких материях. Так вот, однажды в тайге буквально за шкварник пришлось вытаскивать одного философа из медвежьей берлоги. Замечтался, бедолага. Философ, конечно, не медведь, тот-то как раз не спал... А в Туркмении пятнадцать вёрст тащил на загривке бестолкового студента-практиканта, возомнившего себя серпентологом – этот идиот решил поиграть с гюрзой, думал «желтопузик», безобидный полоз… Э-э, да что там говорить, – многого я насмотрелся, натерпелся, намаялся. Помотал, как говориться, соплей на кулак…
Академик уважительно покачал головой:
– И до сих пор живёхоньки! Вы родились под счастливой звездой, юноша. Я это вижу по глазам.
– Гм… вообще-то порой мне действительно везёт. Старик вздохнул: