– Ребята! Остановитесь, тут по-другому надо! – громко скомандовала я. Точнее, хотела громко, но пересохшее горло скрежетнуло жестью.
Однако меня услышали. Дети подошли, шатаясь от усталости, как бойцы после захлебнувшейся атаки на высоту. На исцарапанных, бледных лицах – готовность слушаться. Они верили мне, как старшему другу, как учителю, и теперь ждали помощи. Чёрт возьми, что же делать?
Я закашлялась в замешательстве:
– Рассказывайте всё с самого начала.
– Мы играли в волейбол на пляже, – начал Герка. – А потом нас позвали...
– Кто позвал?
– Не знаю. Просто позвали – и всё.
– Попросили помощи, – пояснил брат-близнец, тяжело дыша, и откусил обломанный ноготь:
– Растение сначала совсем маленьким было, казалось, что справимся, а потом…
– Я думаю, – перебила его Настёна, брезгливо стряхивая лиловые чешуйки с изгвазданных глиной шорт, – этот «куриный бог» – портал в другое измерение.
– Или в другую галактику, – тревожно выдохнул Герка, таращась на голубое солнце.
– Нет, ребята, мы на Земле, – уверенно заявил Тезка. – Просто в параллельном мире, поэтому спектр излучений смещён.
Умные нынче дети пошли!
– А может быть, это Зазеркалье – озвучила я ещё одну бредовую идею. Тем временем подземный гул резко усилился.
– Зря мы его бросили. Теперь не удержать, – тоскливо вздохнула Настёна.
Братья молчали, бросая на меня укоризненные взгляды.
– Кто он? – я смотрела на разрастающегося монстра.
– Враг! – хором ответили ребята
– Откуда вы знаете, что враг? Он вам вреда не причинил. К тому же обитает в своём мире.
«Враг опасен, когда наберёт силу. Момент близок», – оживился чужой голос в моей голове, на этот раз басовитый. Невидимые обитатели фиолетового мира тоже работали командой.
«Он опасен для вас?» – мысленно обратилась я к чужакам.
«Для вас тоже».
«Почему?»
«Перекрёсток миров».
«Что нам делать?»
«Сенсоры... быстрее... скоро будет поздно», – голоса чужаков зазвучали хором и потонули в нарастающем рёве помех.
– Ой, смотрите, – Настёна показала на круг пепла, чернеющий в мёртвой траве. На пепле – два чётких, светлых пятна, похожих на человеческие ладони с растопыренными пальцами – правую и левую.
– Сенсоры? – предположил Герка.
– И что с ними делать? – тоскливо поинтересовалась я.
– Обычно к ним прикасаются, чтобы управлять процессом, – Герка посмотрел на меня, как на неандертальца. Дети компьютерного века!
Потом он глянул на свои ладони. Пошевелил пальцами:
– Любовь Анатольевна, давайте я попробую...
– Давайте мы, – эхом откликнулся брат.
– Давайте вместе, – вклинилась Настёна.
– И думать забудьте, – строго приказала я и шагнула в пепельный круг. В мозгу завертелся слоган: «Вожатая за ребят, как орлица за орлят!» Орлица, ага. Курица мокрая.
Сердце колотится и поджилки дрожат. Оглянулась на свою маленькую, потрёпанную армию.
– Мир, значит, в опасности? Ладно... – я опустилась на колени и неловко приложила ладони к белым пятнам. Кожу резко обожгло, по мышцам промчалась судорога. Сенсорный капкан облепил руки горячими перчатками…
Дикий рёв раздался за спиной, но шею свело – ни повернуться, ни посмотреть, что там с монстром. А потом уже закричала я – от страха, от жгучей боли. Острый горчичный запах душил и выжимал слёзы. В глазах штормило, мысли мчались вскачь. Ребята бросились на помощь, чёрт! Только не это... Кучи-малы нам не хватает… А у меня – ни сил, ни голоса, чтобы отогнать их от ловушки.
И вдруг всё исчезло, только пустота кругом, да звёзды, затеявшие пьяный хоровод. Резкая боль в затылке – и звёзды погасли разом, будто в незнакомом планетарии кто-то вырубил электричество…
– Любовь Анатольевна! – ребячьи крики вливаются в уши, рассеивая глухоту беспамятства. Я лежу на полу кабинета, испуганная Настёна осторожно льёт воду из графина мне на лицо.
– Всё хорошо, Насть, ну, чего ты, – я пытаюсь улыбнуться.
– Мы очень за вас волновались, – близнецы подхватывают меня под руки и помогают доползти до дивана. Я шевелюсь вяло, ощущая себя медвежонком, набитым ватой. Однако чувствительность быстро возвращается в пальцы уколами тысяч назойливых иголок.
Я разжимаю кулак: на плоском тигровом камне, лежащем на ладони, нет ни малейшего следа отверстия. Осторожно кладу странную эту штуку на стол.
– Вернулись, надо же… – удивляюсь я.
– Вернулись, – эхом откликаются ребята.
Смотрю на часы: стрелки напряглись в гимнастическом шпагате. Уже без пятнадцати три?! Представив, что сейчас творится в лагере, я хватаюсь за голову и, забыв про немочь, выбегаю из кабинета.
Остаток дня уходит на заглаживание последствий «учебной тревоги». Именно такую идиотскую причину пришлось придумывать на ходу, чтобы объяснить исчезновение детей и их чудесную материализацию в моём кабинете. На удивление эта дымовая завеса прокатывает, первый отряд – в восторге. Перед персоналом, мне, конечно, стыдно. Особенно перед Олегом Палычем.
– Любушка, могли бы хоть намекнуть, у меня всё-таки сердце… – деликатно выговаривает мне этот милейший человек. Я молча краснею. А что тут скажешь?
«По-любому ты будешь крайняя», – рефреном звучит в ушах сочувственный Юркин голос.