Пошла, села. Не села даже, а упала в салон ДПС-овской тачки — видно, кресла девятки поменяли на что-то много более симпатичное и мягкое, так что я почти лежала, а не сидела. А рядом полулежал такой вот приятный инспектор, глаза карие-карие, и добрые-добрые. Важный такой, с четырьмя звездочками на погоне. Открыл он свой ноут, и показал мне видео со словами:
— Это — вы?
— Номера не видно, — вяло произнесла я, — может и я, фары светят.
А у меня галогенки, слепят так, что ничего не разглядишь.
— Ничего себе! — возмутился он — А кто ж еще? — И показал, как я перескакиваю через две сплошные.
— Ну, да, да… Вроде, заехала немножко, — неохотно призналась я вялым голосом.
— Немножко? В соответствии со статьей… что там у нас? — ехидно спросил гаишник.
— Ну, да, знаю, лишение прав через суд. Я ж работать не смогу без машины! — взмолилась я. — Может, решить можно как-то в рабочем порядке, а? Без суда?
— Попробуйте, — согласился мент.
Тут у меня в голове что-то щелкнуло, и я на ходу решила сыграть дурочку:
— Мой бывший муж и тот мужчина, с которым я сейчас живу, извиняются за меня очень. Просят меня помиловать, если такое вообще возможно. Они у меня оба принципиальные, я даже права за себя честно сама получала, так что скандал мне дома уже обеспечен.
А мент посидел, так посидел несколько секунд и молча посмотрел на меня, потом на мои права, что из рук не выпускал. Не знал, как быть — вроде и хочется, и колется, и мама не велит. Короче, задумался. Потом вдруг произнес:
— Ну-у-у-у… что ж мне теперь с вами делать-то?
А мне тогда внутри так паршиво-паршиво стало, скверно так, на редкость гадостно, вот я ему от всей души, с горечью и ответила:
— Да не тревожьтесь вы так, гражданин капитан! За вас все мужик мой вечером сделает.
Милицейский капитан снова посмотрел на меня, потом глаза отвел, лицо у него покраснело, и стал он вдруг хохотать, я давно не видела, чтоб мужики так смеялись. Руками за лицо схватился, заикал, а из глаз слезы потекли. Отдал документы и вытолкал меня из машины, пока другой рукой слезы утирал:
— Уйдите вы с глаз моих! Всё, не могу больше… Идите с богом, чтоб я вас больше не видел. Теперь я вас никогда уже не забуду.
Ну, вот и все, в общем. Ушла я. Решила не умножать число сущностей сверх необходимого. Дальше до университета доехала уже без особых приключений, не опоздала даже. Веселье закончилось, начались трудовые будни.
Московский Гуманитарно-исторический Университет, как и некоторые другие столичные вузы, не имел компактного местоположения, а распадался на ряд филиалов раскиданных в разных местах огромного мегаполиса. Интересующий меня факультет прописался на юго-западе Москвы в обширном невысоком корпусе гуманитарных факультетов — здании вполне современного облика. По внешнему виду дом чем-то смахивал на здание ЦРУ в Лэнгли.
Профессор Шварц оказался добрым, дружелюбным и весёлым дядькой, внешне немного напоминающим Джорджа Клуни. Виктор предупреждал, что главные недостатки профессора в том, что он гордый и самовлюбленный собственник. Чего-то я такого не заметила, как ни старалась. Потом, когда мы познакомились лучше, я поняла, что профессор просто высоко ценил личное время и свою работу, имея на то полное право. Актер от природы, способный обвести вокруг пальца любого, причем очень аккуратно, он обожал рассказы о мистике и всяких прочих паранормальных явлениях. Такие байки его несказанно веселили. Вечное дитя, он обожал природу и любил животных, был очень любопытен, видимо — профессиональная черта характера. Часто заразительно смеялся, обладал великолепным чувством юмора и иногда не упускал случая пошутить над самим собой. Очень любил узнавать что-нибудь свеженькое, и явно получал удовольствие от бесед с новыми людьми.
Я показала профессору свою карточку частного сыщика. Профессор внимательно ее осмотрел, чуть слышно хмыкнул, но никак не прокомментировал своих впечатлений.
— Итак, чем могу?.. — по-старомодному, несколько церемонно спросил Шварц, возвращая мне удостоверение.
— Дело в том, Леонид Исаакович, что меня интересует одна икона…
— Она у вас с собой? — оживился профессор.
— Нет, к сожалению. Я ее только ищу, но представляю, как она должна выглядеть. Это — «Христос Пантократор». Возможно, византийского изготовления и вроде бы пятнадцатый век, но тут я могу ошибаться.
— А ваши поиски вызваны личными обстоятельствами, или служебной надобностью?
— Исключительно служебной. Я — наемный пролетарий, мне надо выполнять свою работу, поэтому я надеялась на вашу помощь.
— Пролетарии всех стран, соединяйтесь… Ну, как же, как же… Вы кто по специальности?
— Магистр философии.
— Понятно. В вас чувствуется некий философский склад ума. Хорошо, у меня есть немного времени и я вас внимательно выслушаю. Только с одним условием.
— Да? — насторожилась я. — При необходимости мы вполне можем заключить письменный контракт.
— Не беспокойтесь, денежная плата мне не нужна. Зато понадобится вся та информация, которую не теряю надежды у вас получить. А если у вас появятся какие-либо материальные находки, счел бы за честь с ними ознакомиться.
— Договорились. Сообщу обо всем, о чем пожелаете, если только это не будет противоречить закону и не повредит интересам клиента.
Профессор молча кивнул, и я конспективно рассказала о своей задаче, сообщив то, что было уже известно и то, что пыталась понять и найти.
— Интересно… — задумчиво произнес Шварц, когда я завершила изложение своей истории. — И крайне, крайне забавно…
— Что именно забавно? — не удержалась от вопроса. — Что вы имеете в виду?
— Совсем недавно почти с такой же просьбой ко мне приходил еще один человек. Обликом он напоминал Павла Третьякова — основателя знаменитой галереи…
— Бородатый такой, да? Высокий? В дорогом элегантном костюме? С тихим вкрадчивым голосом и манерами светского обольстителя?
— Не знаю уж, как там насчет обольстителя, меня он не обольщал, а все остальное совпадает.
— О, так это же священник какой-то там протестантской церкви!
— Да? Занятно, мне он представился как хранитель небольшого частного музея в Америке. Впрочем, одно другому… Хе-хе… Еще удивился, что ничего о таком музее не слышал, но потом подумал: музеев много, за всеми не уследишь.
— Так вы ему помогли? — мне очень не хотелось верить, что сейчас ошибусь в этом человеке. Шварц был мне симпатичен.
— Нет. Оказалось, что этот почтенный господин совершенно не разбирается ни в искусстве, ни в музейном деле. Не сечет фишку, как теперь изволят изъясняться мои студенты. Мне тогда это показалось крайне подозрительным, и я уклонился от дальнейшего общения с ним. Он искал икону «Христос Пантократор», судя по всему ту же самую, что и вы.
— Но я с вами абсолютно откровенна. Я тоже ни в чем не разбираюсь и мне действительно нужно найти эту икону. Вернее узнать, где она сейчас находится.
— А зачем, осмелюсь спросить?
— Я скажу, но это служебная тайна, и, разглашая ее вам, я совершаю преступление против своей конторы и своего клиента.
— Я разве похож на болтуна? — слегка обиделся профессор.
— Вы — нет, поэтому и расскажу. Тот господин в модном костюме — на самом деле священнослужитель Единой Христианской Апостольской Церкви и одновременно наш клиент. Ну, так мне его представили. Икону мы ищем для него, вернее — для его церкви. В иконе, якобы, спрятан некий важный для той церкви документ. Вроде бы он подтверждает легитимность и древность этой церкви. Это он нам так нам объяснил.
— Любопытно. Вы не очень торопитесь? — я отрицательно покачала головой. — Вот и хорошо. У меня есть несколько минут, и я расскажу вам, о чем собственно идет речь. Икона эта, Христос Пантократор, получила на Руси именование «Спаса Вседержителя». Прообразом ему послужила знаменитая икона из Екатерининского монастыря на Синае — одна из древнейших и известнейших икон Христа. Согласно канону в левой руке Христа — закрытое Евангелие, три пальца правой сложены таким образом, что два других — указательный и средний — направлены вверх. Наибольшее количество икон, фресок и мозаик этого типа создано именно в рамках данного канона и во многом подобно синайскому «Пантократору». Можно привести множество примеров: «Спас Вседержитель» первой половины тринадцатого века из Успенского собора в Ярославле, «Спас Елизаровский» середины четырнадцатого века из собора Трех Святителей Спасо-Елизаровского монастыря под Псковом, оплечный «Спас Златые Власы» начала тринадцатого века из Успенского собора Московского Кремля, «Спас Вседержитель» из Музея Андрея Рублева и многие другие. Поэтому вполне допустимо, что личная икона патриарха Иеремии вполне могла принадлежать к этому канону. Что касается книжки, которую вы упомянули, я, как это не странно звучит, ее читал. Принес кто-то из студентов. Надо сказать довольно любопытное получилось чтение…