Ветер затих к полуночи. Шум дождя понизился до шепота, а затем и вовсе прекратился, звезды - горстка за горсткой - засияли среди ослепительной черноты неба. Внезапное затишье пробралось в вороньи сны Моргона, и глаза его открылись.
Рэдерле была неподвижна близ него - маленькое облачко мягких темных перьев. Ворона, сидящая на ветке ниже, тоже не шевелилась. Истинный образ Моргона неясно взывал к нему, побуждая вдыхать пряные запахи ночи, уподобиться лунному свету. Миг спустя он распростер крылья, бесшумно прянул наземь и оборотился.
Он стоял тихо, поглощенный остерландской ночью. Ум его раскрылся всем её звукам, запахам и образам. Моргон положил руку на влажный ствол дерева и почувствовал, как оно дышит во сне. Он услышал поступь какого-то ночного охотника по мягкой и влажной земле, он вдыхал обильные, перемешавшиеся запахи мокрых сосен, мертвой коры, крошащегося под ногами суглинка, и мысли его жаждали стать частью этой земли, обласканной легким серебряным прикосновением лунного света. И наконец, он позволил себе уплыть в безбрежную и неизменную ночь.
Моргон настроился разумом в лад с корнями деревьев, с ушедшим в почву камнем, с чутьем зверьков, рыскавших украдкой по тропам, которые он осязал. И везде, и во всем ощущал он древний дремлющий огонь закона Хара, слабо, но непрерывно мерцающий в глазах короля. Моргон прикасался к мертвым останкам в земле, к костям и воспоминаниям людей и животных. В отличие от призраков Ана, они мирно покоились в сердце первозданной страны. Мало-помалу, не в силах противостоять своим побуждениям, он начал вплетать нити своего постижения и знания в закон Остерланда и постепенно проникался пониманием корней здешнего землезакона.
Снег и солнце управляли здесь всем живым. Бурные ветры сделали скорым бег туров, суровость погоды вылепила волчий мозг, зимняя ночь просочилась в глаз ворона. Чем больше он постигал, тем глубже погружался - глядя на луну глазами рогатой совы, крадучись с диким котом сквозь папоротники, повторяя мыслью даже хрупкий узор паутины и бесчисленные извивы побегов плюща, оплетающего замшелый ствол. Он настолько слился с этим краем, что без спросу прикоснулся к сознанию тура. Одного. Немного погодя - второго. А затем вдруг для его разума стало невозможно сместиться, чтобы не наткнуться на тура, как будто они возникали из лунного света повсюду. Они бежали: бесшумный белый ветер, веющий со всех сторон сразу. Охваченный любопытством, он решил выяснить, почему это происходит и что случилось, что побудило туров к этому бегу. Он почувствовал, что некая опасность гонит их в ночи, и поразился, кто посмел тревожить туров во владениях Хара. Двинулся вглубь, а затем вдруг очутился среди них; стремительный глоток ледяного воздуха вернул его мыслям четкость и ясность.
Заря уже брезжила на горизонте. То, что он принимал за лунный свет, было первой серебристой утренней дымкой. Туры подошли совсем близко; огромное стадо, пробужденное Харом; тонкое чутье влекло их души к чему-то, нарушившему сон короля и смутившему привычную работу его разума. Моргон замер на месте, взвешивая различные побуждения: оборотиться ли вороной и укрыться на дереве; принять образ тура; попытаться достигнуть разума Хара в надежде, что он не настолько рассержен, чтобы отказаться выслушать его. Но прежде чем он что-то решил, рядом оказался Ирт.
- Не двигайся, - предупредил он, и Моргон, взбешенный собственным послушанием, последовал неприятному для него совету.
И вот уже повсюду за деревьями показались туры - они мчались невероятно быстро, неколебимый их бег к какому-то только им известному месту в лесу вызывал у наблюдателя головокружение. Миг-другой - и они сгрудились вокруг Моргона. Они не угрожали чужаку - просто встали сплошным неподвижным кругом, взирая на него загадочными лиловыми глазами, описывая рогами золотые кольца в бледнеющем утреннем небе, - всюду, куда только достигал его взгляд.
Проснулась Рэдерле и слабо, изумленно каркнула, потянулась мыслью к Моргону, вопросительно произнесла его имя. Он не посмел ответить, и она затихла. Солнце побелило облачный вал на востоке и вмиг пропало. Снова зарядил дождь - тяжелыми мрачными каплями, обрушивающимися с безветренных высот.
Час спустя по белому золоторогому стаду словно пробежала рябь. Моргон, промокший до костей и проклинавший совет Ирта, с облечением наблюдал за происходящим. Пара золотых рогов двигалась через стадо; все новые и новые золотые круги падали перед ними и опять поднимались, едва проходил венценосный таинственный и невидимый пока тур. Моргон вдруг понял, что сейчас увидит самого Хара. Грязным рукавом он вытер с лица капли дождя и внезапно чихнул. В тот же миг ближайший тур, стоявший до сих пор смирно, взревел и поднялся на дыбы. Одно из золотых копыт просвистело в воздухе за вершок до лица Моргона. Князь Хеда окаменел, но зверь отступил, встал на прежнее место и снова мирно глядел на пришельца.
Моргон посмотрел ему в глаза, сердце его билось неистово и гулко. Круг раздался, чтобы пропустить огромного тура. В следующий миг перед Моргоном стоял король-волк, и улыбка его не сулила ничего доброго тому, кто нарушил его сон.
Эта улыбка угасла, едва он узнал Моргона. Король повернул голову и резко произнес какое-то неизвестное Моргону слово. Туры растворились во мраке без следа, словно и не было их никогда, словно они были просто сном. Моргон молча и угрюмо ждал приговора, но его не последовало. Король протянул руку, отбросил его мокрые волосы со звезд на лбу, как если бы хотел разрешить свои сомнения. Затем он взглянул на Ирта.
- Ты обязан был его предупредить.
- Я спал, - сказал Ирт. Хар хмыкнул.
- А я-то думал, что ты вообще не спишь.
Он посмотрел наверх, и лицо его смягчилось. Он поднял руку, и ворона слетела на неё - король посадил её себе на плечо. Моргон позволил себе пошевелиться, и Хар вперил в него свой огненный взгляд - глаза короля-волка блестели, льдисто-синие, глаза цвета ветра, что носится в небе над пустошами.
- Так это ты, - сказал он, - воровал огонь моего разума. До утра не мог подождать?
- Хар, - прошептал Моргон и покачал головой, не зная, с чего начать. Затем шагнул вперед, склонив голову, и угодил прямо в объятия короля. - Неужели ты мне настолько доверяешь?
- Доверяю, - признался Хар, - я непоследователен. - Он отпустил Моргона и опять придержал, чтобы получше рассмотреть. - Где нашла тебя Рэдерле?
- На севере.
- Да, ты похож на человека, который слушал тамошние гибельные ветра... Идемте в Ирье. Тур может бежать быстрее, чем летит ворона, и здесь, в глубине Остерланда, бегущих вместе туров никто не приметит. - Он осторожно уронил руку на плечо волшебника. - Поедешь на моей спине. Или на Моргоне.
- Нет, - резко сказал Ирт, и глаза Хара уперлись в его лицо.
Прежде чем король успел заговорить, Ирт уточнил:
- Я поеду верхом в обличье вороны. - Голос его звучал устало. - Бывали времена, когда я отваживался бежать не видя, ради чистой любви к бегу, но не теперь... Наверное, старею...
Он оборотился и вспорхнул с земли на плечо Хара.
Король-волк, казалось, услышал что-то за молчанием Моргона.
- Уберемся-ка из-под этого дождя, - сказал он, хотя, казалось, хотел сказать что-то другое.
Они бежали весь день до самых сумерек: три тура, спешащих на север, навстречу зиме, между рогами одного из них сидела ворона. К ночи они достигли Ирье, замедлили шаги и, с круто вздымающимися боками, остановились посреди двора. Распахнулись тяжелые, отделанные золотом двери из обветренного дуба, и из них вышла Айя. К её коленям жались волки, а сзади шествовала Нун, улыбаясь сквозь дымок неизменной трубочки.
Нун пылко обняла Рэдерле-турицу - и снова обняла уже в женском образе. Айя, с распущенными шелковистыми волосами цвета слоновой кости, пристально поглядела на Моргона, а затем по-дружески поцеловала его в щеку, похлопала по плечу Хара и безмятежным голосом сказала:
- Я отправила всех по домам. Нун предупредила меня, кто идет.
- Я сказал ей, - произнес Ирт, прежде чем Хар успел открыть рот.
Король сдержанно улыбнулся. Они прошли в пустой зал. Огонь ревел в очаге; блюда с горячим мясом и горячим хлебом, шипящие медные горшочки с приправленным пряностями вином, дымящееся жаркое и овощи красовались на столе близ очага. Путники принялись за еду, торопливо и жадно. Затем, утолив первый голод, уселись перед огнем с вином и принялись беседовать.
Хар сказал Моргону, полудремавшему на скамье и обвивающему рукой плечи Рэдерле:
- Итак, ты пришел в Остерланд, чтобы изучить мой землезакон. Я заключу с тобой сделку.
Эти слова словно разбудили Моргона. С минуту он глядел на короля, затем бесхитростно сказал:
- Нет. Чего ты ни пожелаешь, я все тебе дам.
- Это, - мягко заметил Хар, - звучит как готовность справедливо расплатиться за землезакон. Ты можешь свободно странствовать по моему сознанию, если я вправе свободно странствовать по твоему.
Тут он, кажется, почуял что-то в незаметном повороте головы чародея.
- У тебя есть возражения?
- Только одно: у нас очень мало времени, - ответил Ирт.
Морген посмотрел на него.
- Ты советуешь мне брать знание у самой земли? На это уйдут недели.
- Нет.
- Значит, ты мне советуешь вообще не брать его? Волшебник вздохнул:
- Нет.
- Тогда что же ты мне советуешь?!
Рэдерле шевельнулась под рукой Моргона. Хар неподвижно сидел в огромном резном кресле; волк у его колен внезапно открыл глаза, чтобы поглядеть на вспылившего Моргона.
- Да никак, - с изумлением проговорил Хар, - ты затеваешь ссору с Иртом в моем доме? Волшебник покачал головой.
- Это моя вина, - объяснил он. - Существует способ исследовать мысли, о котором Моргон даже не догадывался. Я применил его несколько дней назад, чтобы удержать его в Исиге, когда Хед подвергся нападению. Это представлялось мне злом меньшим, нежели чем позволить ему угодить в ловушку.