- А офис? - не мог успокоиться я.
- Кто умеет ждать, тот выигрывает войну.
К кому относились его последние слова, я не уловил.
- Пойдём к Серёге, - вздохнул Пашка.
- И что ты ему скажешь?
- Увидишь.
Да, там было на что посмотреть.
- Что ты мне подсунул? - закричал Пашка с порога, тряся в воздухе договором аренды.
- А что такое? - испугался Серега.
- Это филькина грамота, а не договор!
- Ты же его подписал.
- Старичок, я бы и рад, но наша юридическая служба не пропускает.
- Да какое мне...
- У нас их — двести человек. И все с именем. В Страсбурге работали. Ты знаешь Ефима Степаныча?
- Нет.
Ну, да! Откуда Серёге знать Пашкиного кладовщика на бумажной фабрике?
- Так вот. Он сказал, что не подпишет.
- Да пусть он...
- А если он сказал, то это железно. Чугунно. Ты понял?
- Нет.
- Они твоего Реваза по судам затаскают. Ты жить там будешь. Бульон на улице в котелке варить. Ты знаешь, кто у Ефима Степаныча папа?
- Нет.
- И правильно. Лучше тебе этого не знать.
Родителя Ефима Степаныча снесли на Преображенское кладбище в прошлом году. Белая горячка.
- Что ты предлагаешь? - растерялся Серёга.
- Переделать договор.
- А деньги?
- Какие деньги без договора?
И Серёга поплыл. Он ещё цеплялся за берега, но руки его слабели, и сам он был готов погрузиться в пучину.
- А чо у вас в офисе никого нет?
- Командировки.
- Так долго?
- Так и расстояние неблизкое. Кто в Сингапуре, кто в Аргентине. Мы ведь не какая-нибудь шарашкина контора.
- А в коробках что?
- Таможенный конфискат. Ещё вопросы есть?
Они договорились встретиться завтра, чтобы обсудить новую версию договора. Насколько мне известно, её потом Ефим Степанович тоже забраковал.
***
Мы решили пока не разбирать коробки и не наводить порядок в офисе. Ситуация вырисовывалась запутанная, согласитесь. А тут ещё единственная наша надежда на ударный труд — Иван — сломал себе руку, на заживление которой попросил два месяца.
- Антон Юрьич в курсе, - поспешил заверить он.
Не Сильвию же запрягать. Да и Викентий Иванович — кандидатура неподходящая. Белый билет, и всё такое...
Антон Юрьич звонил каждый день. Интересовался, как там.
- Пока молчат, - отвечал я, следуя плану, разработанному Пашкой.
- На Ахмете можно ставить крест, - сказал он по возвращении из республики.
- Думаешь?
- Уверен.
- Может, пожалуемся Антону Юрьичу?
- Ни в коем случае! Делаем вид, что всё в порядке. Тянем время.
- Зачем?
- Затем, что надежда умирает последней.