Советское телевидение — что это за зверь такой и с чем его едят? Ну, вот вчера 23 ноября во вторник, когда мы рубились не на жизнь, а на смерть с ЦСКА, показали два первых периода матча «Химик» — «Динамо» по второй программе, а третий самый важный период по первой. А про остальные игры тура, как хочешь, так и узнавай. Без интернета настоящая информационная блокада. Что ещё? Вот сейчас в 19 часов начнётся концерт советской песни. Будут долбить по мозгам про соловьиную рощу, про берёзки или про иную растительность, и обязательно не кочегары мы не плотники, тарам-тарам. О! Кино! По первой программе в 19.40 фильм «У озера» вторая серия, а по второй, сразу как закончиться фильм по первой, начнётся «Всё начинается с дороги». Как будто продолжение одного и того же сериала, про любовь на производстве, или про производство с любовью.
Я отложил свежую газету «Правда» за 4 копейки на пол, аккуратно снял с живота кота Фокса, который ещё недовольно заурчал. Встал с дивана, что находился в холле нашего жилого корпуса на базе «Зелёный город» и от нечего делать лениво потянулся. Вообще что ценно стало при Боброве на базе никто неделями не сидит. Сегодня, к примеру, выходной после вчерашней игры и большинство ребят с семьями и подругами дома. Одна молодёжь здесь и я. А рядом в кресле с книжкой рассказов Герберта Уэллса задремал Боря «Малыш» Александров. Приучаю его постепенно к чтению, и парень виртуозно научился это делать во сне.
— Пошли на ужин, — я подтолкнул своего юного друга в плечо и выключил ненавистный телевизор с помехами. — Где остальная пионерия?
— А то ты не знаешь? — Паренёк протёр глаза «уставшие от чтения». — К девчонкам убежали, к гимнасткам. Шуры-муры крутить.
— Это правильно, я в их годы тоже крутил, — ухмыльнулся я, вспоминая свою мятежную юность. — Тебе из Минска Алёнка что-нибудь написала? Как сборы, как контрольные прокаты?
— Да, мы с ней поссорились, — отмахнулся Борис. — А что? Вы с Женькой тоже поцапались? И она тебе уже неделю ни звоночка, ни телеграммки?
— Я зайду за Михалычем, а ты заскочи и возьми наши плащи, не хватало насморк подхватить перед московским «Спартаком». Перемажем их в игре соплями, потом стыдно будет, — соскочил я с неудобной темы.
Некоторая правда в словах «Малыша» была. С фигуристкой Женькой Соколовой, как-то не очень хорошо мы попрощались. Я даже подумал, что у неё кто-то появился, рассеянная она какая-то стала, размышляла о чём-то своём, о том, что мне говорить нельзя. А всё началось с этой злосчастной «удочки» для отработки прыжков. На одной тренировке Женька без посторонней помощи исполнила в своей произвольной программе сразу три тройных прыжка, тулуп, сальхов и самый ценный — флип. Мировой рекорд для 1971 года. Её тренер Людмила Максимовна тут же убежала кому-то звонить, скорее всего, в спорткомитет. Наших же горьковских фигуристок «прокатили» с открытым чемпионатом Москвы, куда пригласили девчонок из Риги, Таллина, Тбилиси, Свердловска. И на следующий день Женьку и Алёнку тренерша свозила в Москву, а теперь у них сборы в Минске. Что там, в Москве кроме проката произвольной произошло, Женька мне не рассказала.
В комнате главного тренера как всегда был бардак. Куча бумаг и каких-то записок валялось по всем параллельным полу поверхностям, и на подоконнике, и на тумбочке, и на полках с книгами. Всеволод Михалыч, ломал голову над составом второй сборной страны. Сложность заключалось в том, что выбирать приходилось из тех, кого не взяли себе Чернышёв и Тарасов.
— Михалыч, в столовой провора на тебя обижаются, — сказал я, войдя в это бумажное царство.
— Чего это? — Поправил очки на носу наш наставник.
— Говорят, что плохо ешь, а это значит, готовка их тебе не нравится, и ещё это значит, что увольнять придётся персонал. А у народа, дети, семья, очередь на квартиру, где деньги лежат, — ответил я, разглядывая тренерские бумажки.
— Ладно, сегодня съем всё, — согласился Бобров. — У тебя всё?
— Пошли на ужин, и перестань голову забивать ерундой, — я взял список хоккеистов с множеством перечёркнутых и заново написанных имён и фамилий. — Три защитника наших у тебя есть, к ним присоединим Гусева из ЦСКА, Ляпкина из «Химика» и Поладьева из «Спартака». Я слышал, его Тарасов хотел заполучить к себе, а тот отказался, вот его в первую сборную и не берут. А с нападающими ещё проще. К двум нашим тройкам и пану Свистухину добавь тройку из «Крыльев советов» Лебедев — Анисин — Бодунов, и тройку из «Спартака» Шалимов — Старшинов — Якушев.
— Самый умный? — Вспылил Всеволод Михалыч. — Я, между прочим, так и хотел сделать! Теперь назло сделаю всё по-другому. Ладно, пойдём ужинать, чтобы поваров не поувольняли. У них ведь семьи.
В столовой наши юные хоккеисты Скворцов, Ковин и Доброхотов, которые пришли туда вместе с гимнастками, принесли свежий номер ежедневной газеты «Советский спорт», где на последней странице напечатали новую таблицу чемпионата СССР по хоккею:
____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ
Динамо (М.)_________18____11____4_____3_____66 — 42______26
ЦСКА (М.)___________16____11____3_____2_____94 — 52______25
Торпедо (Г.)_________15____10____3_____2_____72 — 52______23
Спартак (М.)_________17_____8____2_____7_____66 — 65______18
Крылья Советов (М.)__14_____5____2_____7_____55 — 57______12
Химик (Вск.)_________17_____6____0____11_____52 — 65______12
СКА (Лен.)___________17_____5____2____10_____46 — 64______12
Трактор (Чел.)________13_____2____4_____7_____37 — 62______8
Локомотив (М.)_______15_____3____0____12_____39 — 72______6
Бомбардиры: Харламов — 16 шайб + 9 передач, Тафгаев — 16+9, Викулов — 19+3, Мальцев — 14+7.
— «Спартак» разделаем и догоним ЦСКА, — ляпнул молодой да ранний Сашка Скворцов.
— Не догоним, — коротко ответил Бобров, налегая на пюре с котлетами. — ЦСКА в тот же день играет со СКА. А ленинградцы после игры с нами психологически сломлены, сложно им будет против разозлённых проигрышем «тарасовцев» биться. Предсказываю разгром с двухзначным счётом и готов поспорить на щелбаны, — крякнув, сказал Сева, наверное, ему хотелось поставить в заклад что-нибудь и посерьёзней, но выспаривать коньяк у молоденьких пацанов, он счёл нетактичным.
— Ай, спорим! — Протянул руку Скворцов.
— Готовь лобешник Скворец, разминай его пока, — хохотнул Боря Александров и разбил крепкое рукопожатие тренера и спортсмена.
***
Где-то около девяти часов вечера, когда по телику началась программа «Время», я вышел из жилого корпуса, чтобы выгулять кота Фокса и ещё нескольких его собратьев по длинным усам и пушистому хвосту, которые тоже жили у нас. Как вдруг из темноты вышел странный человек, одетый в брезентовый плащ, как какой-нибудь заблудившийся грибник, охотник или рыболов. Лицо незнакомца скрывал большой низко-натянутый на глаза капюшон.
— Это спортивная база. Здесь охота, сбор грибов из-под снега и рыбалка, запрещены, — хмыкнул я, так как напугать таким прикидом меня было невозможно.
— Вы меня не узнаёте? — Спросил загадочный мужчина.
— Ты больной? — Удивился я. — Спрятался в тени, натянул капюшон пониже. Может ты Якубович с «Поля чудес»? Тогда где твой барабан с цифрами?
— Извините, — промямлил мужчина и, откинув капюшон, вышел на освещённую часть аллеи.
— Ну, медный купорос! Шаман, ты что ли? Извини, нет гантели под рукой, чтобы тебе засандалить между глаз, за всё хорошее, — я криво усмехнулся.
— Давайте спокойно погорим, как цивилизованные люди, — сказал мне человек, занимающийся хреномантией. — Я знаю, что вы перенеслись из будущего. Наверное, из двухтысячного года, может из две тысячи пятого.
С шаманом-знахарем я проговорил примерно около часа. Правда, сначала я загнал котов домой, сказал Боре Александрову, чтобы тот читал Герберта Уэллса, потом приду, проверю, и потеплее оделся. Общаться с таким человеком, который слишком много знает, я решил подальше от цивилизации, у самой кромки тёмного как ночь леса.
История шамана недоучки Михаила Волкова очень сильно походила на мою. Несчастный случай на дороге произошёл с ним летом 1985 года. Он ехал на велосипеде с рыбалки и его сбил пьяный водитель самосвала. Волков, так же как и я, пролетел через длинный светящийся коридор и очнулся в теле своего полного тёзки в 1965 году. Но была и разница, никакого голоса в голове он не слышал, да и привык к 1965 году легко, так как по большому счёту за двадцать лет мало, что в СССР изменилось.
— Годы застоя, — горько улыбнулся я. — А я сначала подумал, что попал в компьютерную игру. Да и честно скажу, скучаю без интернета, а от телевизора — тошнит.
— Так вы из далекого 2021? — Не переставал удивляться шаман. — Вы, наверное, там уже на Марс летаете, на Юпитер? А сколько на Луне построено человеческих городов? А инопланетяне с вами уже вышли на контакт? Какие они? И какой он — коммунизм на самом деле?
— Михаил, э-э-э, Ефремович, что тебе ответить? — Я почесал затылок. — Там, в будущем в 2021 году богатые с ума сходят, в роскоши купаясь, а бедные с голоду пухнут. Компьютеры, мобильные телефоны, смартфоны, джинсы и прочее — этого завались, а пищи качественной почти без химикатов нет. Даже продолжительность жизни человеческой не удлинилась. Мужики редко до семидесяти доживают. А космос? Какие-то сомнительные фотографии дальнего космоса размещают в сети, которые в фотошопе любой студент может сляпать, и видео якобы с Марса, которое можно снять здесь же на Земле, вот и все достижения.
— Ну как же так! — Чуть не вскрикнул Волков. — У нас же там, в 1985 пришёл к власти самый молодой генеральный секретарь ЦК, Михаил Горбачёв. Он же объявил ускорение экономического развития страны!
— Кхе, кхе, — я прокашлялся. — Если все эти планы по ускорению, гласности, перестройке, и прочим рывкам и прорывам, и остальным фантастическим нацпроектам напечатать на туалетной бумаге, то год все жители бывшего СССР могли бы жопу себе вытирать бесплатно.
— Почему бывшего СССР? — Шаман аж затрясся. — СССР распался что ли?
— Извини, забыл сказать, — я развёл руки в стороны. — Ну, это ерунда, что каждая республика решила жить по-своему. В девяностых годах людей много погибло, особенно в средней Азии и на Кавказе. Жители нац. республик убивали, резали, насиловали всех, кто на них не похож, квартиры отбирали, да и просто глумились. Россию же в это время города и сёла уголовная преступность захлестнула.
— Ну, надо же об этом кому-то сказать! — Вскрикнул Волков, заламывая руки. — Надо же этот надвигающийся на СССР кровавый сатанизм остановить!
— Кому сказать? Я простой хоккеист, моё дело людей веселить на спортивной арене. — Меня впервые за всё время пребывания здесь в 1971 году кольнула совесть. — Напишешь про это в газету, отправят в психушку и всё. Если отловить и убрать Горбачёва, то за ним целая очередь таких же перестройщиков, Чубайс, Гайдар, Ельцин.
— Может быть ты и прав, — шаман тяжело вздохнул. — Ну, хотя бы людей нужно как-то предупредить, чтоб они из средней Азии и с Кавказа уезжали? Хотя как? — Мы на пару минут оба замолчали. — А что у тебя с голосом в голове? Когда проведём повторный сеанс?
— Давай без сеансов обойдёмся. — Меня передёрнуло, как вспомнил прошлый раз. — Я сам кое-что придумал. Читаю перед сном «Как нам реорганизовать Рабкрин» и «Пролетарская революция и ренегат Каутский» Ленина и всё, весь день голос молчит как миленький. Осознает глубину интеллекта вождя мирового пролетариата, который правда перед смертью имел большие проблемы с головой.
— Ты знаешь что, заходи в гости, чая попьём, поговорим о будущем. — Волков посмотрел по сторонам и поёжился от пронизывающего ноябрьского холода. — Давай, до свиданья, мне ещё педали крутить на велосипеде обратно в город.
***
Всю ночь я ворочался, и даже несколько раз вскакивал с кровати, чтобы попить воды. Потому перед глазами вставали окровавленные люди, женщины, мужчины и дети, которые смотрели мне в глаза и тыкали пальцем. И во время тренировки на льду, на следующий день, я не мог выбросить из головы разговор с шаманом. Из-за чего чуть не покалечил Колю Свитухина, воткнувшись в него во время оттачивания ловушки в средней зоне. И хорошо, что парень рухнул далеко от хоккейного борта, и обошлось без сотрясения мозга и других неприятных увечий.
— Николай прости, задумался, — смущено пробормотал я.
— Думать надо, а не задумываться, — закряхтел Свистухин, еле поднимаясь со льда. — Всеволод Михалыч, ну скажите вы Тафгаеву, чтобы он под ноги себе смотрел!
— Тафгаев! — Подъехал ко мне Бобров. — Иди на лавку, посиди, остынь. Хочешь мне всю вторую сборную СССР поломать? Не выйдет!
— Михалыч, можно я вообще домой поеду, голова что-то от мыслей всяких пухнет, — попросил я главного тренера, как нашкодивший школьник учительницу.
— Переживаешь, что тебя не вызвали в первую сборную? — Встревожился Сева. — Обидно конечно, но чего теперь, не плакать же? Езжай на базу. — Сказал Бобров и дунул в свисток, объявив следующее упражнение.
До спортивной базы я добирался на такси, ведь «Победу», которую мне выдали во временное пользование, и которая максимум, на что теперь в холода была способна — это звонко и громко бибикать, я вернул. Чинить бедную машину не было ни сил, ни желания. А идея, как помочь людям осевшим сейчас на Кавказе и в средней Азии, у меня вроде бы появилась, пока я бессмысленно взирал на мелькающие за окном сосны.
Вечером после ужина, когда вся команда разбрелась, кто куда, картёжники в одну комнату, доминошники в другую, остальные же в настольный хоккей и в шахматы сели резаться прямо в холле нашего жилого корпуса, я решил съездить в город. Конечно завтра ответственная игра со «Спартаком», но очень хотелось сбросить тяжёлый груз с сердца, поэтому прежде чем пускаться в «самоволку» я постучал в комнату главного тренера.
— Всеволод Михалыч, что у нас со сборной вытанцовывается? Мой вариант годится?
— Какой твой вариант? — Бобров опять корпел над своими почеркушками, и ответил, не глядя на меня. — Этот вариант был мой. Нападающих из «Спартака» и «Крыльев» берём без вопросов. Вот защитники… Гусев из ЦСКА меня смущает. Может лучше взять Володю Орлова из «Динамо»? Или нашего Гордеева? Тем более они с Куликовым уже сыгрались. А?
— Интересно, — я присел рядом. — Михалыч, давай я твою машину сейчас съезжу, заправлю? Чистку салона тебе организую и вообще помою её, а то несолидно самому Боброву ездить на такой замарашке.
— Да не, не надо, ты вот лучше сюда посмотри, — Сева Бобров ткнул пальцем в какие-то тактические закорючки, которыми был исчёркан весь тетрадный лист. Дети такое иногда в детском саду рисуют одной правой.
— Завтра утром наиграем, где ключи? — Я встал и огляделся по сторонам.
— Сдалась тебе моя машина, возьми в кармане. Но чтоб блестела как моя олимпийская медаль, понял? И не поцарапай её. А то я вас молодых знаю.
— Очень «интересная» схема, — я повертел листок с закорючками, в котором ничего разобрать было решительно невозможно и, быстро вытащив ключи из пальто главного тренера, поспешил ретироваться.
«Два часа у меня есть, — подумал я, поворачивая ключ зажигания в бобровской «Волге». — Чуть что скажу, что на ближайшей заправке бензина не было. И ещё добавлю, что автомойка сегодня не работала, так как закрыта на учёт. Ну, поехали родная».
***
Беседа с местным писателем, с мужем моей бывшей учительницы из вечерней школы по литературе и русскому языку, Виктории Тихоновны, не клеилась. Он хмуро посматривал то на меня, то на свою красивую супругу и в моё деловое предложение вникать не желал.
— Сто рублей в месяц хотите мне платить? — Недоверчиво он сверлил меня взглядом, сидя на маленькой хрущёвской кухоньке.
Вообще обстановка в однокомнатной квартире учительницы была мягко говоря не очень. Буквально всё в ней держалось на соплях. Из крана постоянно капала вода, вешалка, как только я повесил на неё пальто, рухнула. В углах стояли стопками пыльные книги, так как полки прибить в доме было некому. Да и пол не мешало бы помыть.
— Я хочу, чтобы вы написали фантастический роман, и за это буду вам платить сто рублей каждый месяц целый год, — я как робот третий раз повторил своё необычное предложение.
— А вы значит, когда я напишу этот роман, поставите под ним свою подпись и продадите его? — Писатель уперся как баран.
— Зачем мне чужое произведение? Я заинтересован, чтобы эта книга увидела свет в этом десятилетии, и чтобы лет через пятнадцать её содержание знал бы почти каждый школьник. Поэтому работать прошу на совесть. С деталями и сюжетом я вам помогу. — Я тяжело вздохнул.
— Какими деталями, и каким сюжетом? — Наконец-то спросил писатель.
— Аллилуйя, — пробормотал я. — Название я предлагаю такое «Империя тридцати планет», можно просто «Империя». На главной планете Империи умирает дряхлый и старый император, и к власти приходит новый полный сил реформатор, который объявляет всем: гласность, перестройку и ускорение.
— Демократические преобразования, — поняла меня с полуслова учительница Виктория Тихоновна.
— Точно, — я хотел немного отпить остывшего чая, но решил не рисковать желудком перед завтрашней игрой. — А на маленьких периферийных планетах, где кроме жителей основного этноса империи проживали отличающиеся от них коренные малые народности, началась резня.
— Какая резня? — Не понял писатель.
— Основной этнос империи стали резать, убивать и насиловать. Вот с этого книгу лучше и начать. В центре повествования семья, муж — инженер, жена — учительница, сын и дочь, которые спасаются от расправы на малой планете и с одним из последних космических челноков бегут на большую материнскую землю, где их никто не ждёт, где они никому не нужны. На этой земле в самом расцвете разгул преступности и коррупции. Многие предприятия захватываются «эффективными» собственниками, которые их пускают с молотка, распродают на металлолом, разгоняют рабочие коллективы и банкротят. Суть таких действий проста — купить за бесценок, мгновенно всю прибыль выжать и выбросить. Муж семейства умирает от ран, которые получил, спасая семью. Жена устраивается на низкоквалифицированную работу, где платят копейки. Сын идёт в рэкетиры, то есть в бандиты. Дочь пытается заработать деньги, выступая в ресторане.
— Ну и чем всё закончится? — Заинтересовалась учительница.
— На тридцати планетах появляются свои царьки, которые начинают воевать друг с другом. И Империю тридцати планет поглощает другая подобная Империя.
— Не напечатают, слишком мрачный финал, — буркнул писатель. — Пусть после болтуна-реформатора, которого сметет народ, придёт к власти толковый и порядочный человек и из империи создаст Республику.
— Да, не нужно плохого финала, — согласилась Виктория Тихоновна.
— Пусть будет так, — сказал я, посмотрев на часы. — Это же фантастика. Только обязательно болтун-реформатор должен проповедовать всем об ускорении, гласности и перестройке. Да и ещё он должен будет выиграть постановочные липовые выборы со слоганом «Голосуй или проиграешь». Пока всё.