— Это конечно не «Сапсан!», но ехать можно, — сказал я, когда фирменный поезд «Вятка», потащил нас с «Малышом», стартовав с Ярославского вокзала обратно из Москвы в Горький.
— Кончено можно, это же купе, а не плацкарт, — улыбнулся Боря Александров, снимая пальто и выкладывая на раскладной столик бумажный кулёк с пирогами с яйцом. — Ночью уже будем дома. И завтра на тренировку утреннюю успеваем. Ну её, эту Москву, ноги только гудяд. И хорошо, что в милицию не загремели на пятнадцать суток.
«А могли бы, — подумал я. — Но тренер Станислав Жук повёл себя по-мужски. Вышли потом поговорили на повышенных тонах без неуместного рукоприкладства. Расставили все точки над «и». С одной стороны он был прав, Женьке Соколовой с её прыжками можно было запрыгнуть на олимпийский пьедестал в Саппоро. А с другой был прав я, так как кое-какие неприятные подробности из тренерской деятельности Жука знал, само собой без стопроцентных доказательств. Ладно, Женька не маленькая девочка. Это её выбор».
— Ниночка, а вот и наше купе! — Высоким голосом пропел, скорее всего, наш будущий сосед на ближайшие несколько часов, который очень сильно напомнил мне лицом и телосложением актёра Моргунова.
«Бывалый» и «Бывалая», окрестил я про себя вошедшую внутрь парочку. Ведь женщина тоже была под стать своему супругу. Рыжие волосы, пышный бюст, и там ниже талии, у мадам Грицацуевой, было очень далеко за 90-то сантиметров в объёме. Наши попутчики с шутками и прибаутками, про свою неуклюжесть, разложили чемоданы и, посмеявшись над нашими пирожками, на столик выложили, копчёную колбаску, солёные грибочки, жареную курицу и бутылочку коньяка с пятью звёздочками на этикетке.
— Едем в Киров на симпозиум музейных работников, — подмигнул нам «Бывалый» представившись Иннокентием, — пожалуйста, угощайтесь.
— Благодарствую, у нас спортивный режим, — сказал я, хлопнув по рукам «Малышу» Александрову, который потянулся к чужим грибочкам с колбасой. — Сейчас чай с пирожками попьём и спать.
— Молодые люди спортсмены? — Неожиданно низким голосом спросила Ниночка «Грицацуева». — Каким видом спорта занимаетесь?
— В хоккей играем за горьковское «Торпедо», — простодушно ответил мой юный друг.
— Во втором составе на первенство города, — добавил я.
— А неплохо у вас за второй состав платят, — издал короткий смешок Иннокентий «Бывалый», кивнув на нашу дорогую, хоть и отечественную одежду.
— У нас товарищ Иннокентий спорт любительский, мы сначала смену на заводе отстоим, а потом уже за шайбой носимся, а костюмы и пальто нам по профсоюзной линии помогают приобретать со скидкой, — сказал я, залезая на вторую полку, украдкой показав Боре кулак.
Монотонное потряхивание вагона и ритмичное постукивание колёс, а так же унылый и однообразный пейзаж за окном постепенно погрузили меня со всеми своими неприятными мыслями в короткий сон. И в этом сновидении я всё ехал куда-то, потом карабкался вверх, а потом почему-то звал на помощь, которая, наконец, пришла, ведь чья-то рука схватила меня за плечо и стала дёргать из стороны в сторону.
— Иван! — Позвал меня Борис, дёргая за плечо, когда я открыл глаза. — Одолжи сто рублей.
— Мороженого захотелось? — Пробормотал я, переворачиваясь на другой бок. — Что ты сказал? — Я окончательно проснулся.
— Отыграться хочу у музейных работников, — виновато улыбнулся «Малыш». — Одолжи сотню, дома отдам. Эта рыжая так в подкидного дурака играет, закачаешься. Но я её тоже сначала её пару раз обыграл.
«Обыграл, мать твою! Игровой автомат нашёлся, все деньги в него вбухаю, зато потом будет что на кладбище вспомнить, лёжа под землей», — подумал я, чертыхаясь и спускаясь вниз.
— Где эти музейные работники? — Посмотрел я на «Малыша», уши которого сами просились в мою крепкую ладонь для пластической операции.
— Есть желание отыграться? — Двери нашего гостеприимного купе отварились, и первым влезла в него круглая довольная ряшка Иннокентия. — Ниночка у нас чемпион музея в подкидного дурака. Не советую. Ибо это талант.
Пара «Бывалого» и «Былой», внесся в душноватое купе неприятный сигаретный запах, уселась напротив.
— Сколько мой мальчишка проиграл? — Спросил я, еле сдерживание горячее желание влепить смачную оплеуху Александрову.
Поняв по выражению моего лица, что сейчас буду воспитывать, Боря тут же отсел как можно ближе к выходу.
— Мы же всё понимаем, — немного замялась мадам «Грицацуева», — всем деньги тяжело достаются. Особенно нам работникам музея. Поэтому если вы не отыграетесь до вашего Горького, мы вернём половину проигранной суммы. То есть ровно семьдесят пять из проигранных ста пятидесяти.
«Сто пятьдесят как с куста», — я ещё раз глянул на Малыша и, вынув из внутреннего кармана пиджака двести рублей, хлопнул их на стол:
— Играю на все, один раз и баста.
— Ну, Ниночка не подведи музей! — Ухмыльнулся «Бывалый» Иннокентий.
А Ниночка своё дело знала хорошо, колода в её руках летала, как шайба на крюке моей клюшки. Даже значительно лучше, как у Мальцева и Харламова. И когда она сдала по шесть карт и выложила одну мастью вверх, которая показала, что козыри в последней игре будут пики, я тяжело вздохнул.
— Напомните правила, — пробурчал я.
— У кого меньший козырь тот и ходит, — пожал плечами толстяк.
— У меня меньший, — сказал я и длинным хлёстким боковым ударом отправил «Бывалого» смотреть «кино», ну или что там, в отключке, ему покажет древнегреческий бог Морфей. — «Малыш» проверь карманы музейного работника. А ты не дёргайся, — зашипел я на Ниночку.
— Я сейчас позову милицию, — зашептала «Грицацуева», и полезла в сумочку.
— Не дёргайся, — повторил я и, чтобы слова мои быстрее дошли до женщины, влепил ей смачный щелбан в лоб.
Борис быстро похлопал по карманам пиджака Иннокентия и вытащил складной нож ручной зоновской работы с кнопочкой, который толстяк носил с собой, конечно, «исключительно для разделки колбасы».
— Вы не имеете права, мы простые работники музея, я могу билеты показать, а деньги ваши я сейчас вам отдам, — затараторила Ниночка. — Играть не умеете, а садитесь. Сами виноваты.
— Помнишь «Малыш» я говорил, что у меня очень хороший глазомер? — Спросил я Бориса, посмотрев ещё раз внимательно на узорчатую рубашку игральной карты, где были еле заметны маленькие проколы, сделанные тонкой иголкой. — Карты эти ваши в колоде краплёные. И ведь кто-то в кассах жэдэ вокзала этим «каталам» информацию слил? Дескать, едут богатые хоккеисты. А в чемоданах, наверное, пусто? Потому что выиграете своё и сойдёте во Владимире.
— А ты часом не мент? — Криво усмехнулась «работница музея». — Так ничего не докажешь.
Услышав волшебное слово «мент», внезапно пробудился толстяк, между прочим, зря, потому что второй мой удар, который я тут же докинул в добавку, ещё неизвестно как может сказаться для физического здоровья в будущем? Хотя, если хорошо подумать, зачем толстяку, который обманывает простой народ в поездах здоровье?
— В том-то ваша и беда, что я не мент. — В доказательство этому второй щелбан отпечатался на лбу наглой мухлёвщицы. — Деньги на бочку, быстро! Иначе буду вас учить летать через окно поезда на ходу.
— Без парашюта? — Уточнил, посмеиваясь Александров.
— Да, пусть сами ухитряются ловить телом восходящие потоки воздуха, как в своё время сказал, дедушка русской космонавтики Константин Циолковский. Или он этого не говорил? — Я почесал свой затылок. — Вот мы и проверим.
— Подавитесь, — прошипела Ниночка и бросила на стол свои нетрудовые доходы. — Я же говорила, что не надо с хоккеистами связываться! — Разрыдавшись, женщина шлёпнула ладонью своего без чувственного напарника.
— Жадность фраера сгубила, — брякнул Александров.
***
На базу «Зелёный город» мы приехали примерно в третьем часу ночи. Ухо я всё-таки «Малышу» накрутил, но без садизма, можно сказать любя. И Боря, мой воспитательный массаж воспринял без обид. Тем более с картёжных «катал» мы вытрясли почти полторы тысячи рублей. Половину суммы я решил перевести на счёт детского дома, где жил и учился мой предшественник Тафгаев Иван из этого времени. Ну и четыреста рублей взял себе, и со словами, что семьсот пятьдесят на два не делится, триста пятьдесят отдал «Малышу», хоть он этого и не заслуживал.
— А хорошо съездили, — улыбнулся мой юный друг, потирая припухшее ухо. — Нужно будет повторить.
— Обязательно повторим, когда у тебя ухо заживёт, — кивнул я. — Причём без всяких поездок в Москву. А пока хватит глупостей, нам ещё чемпионат до декабрьского перерыва нужно достойно доиграть. И со второй сборной 12-го декабря не обмишуриться.
В жилом корпусе, где, скорее всего, кроме молодежи и Севы Борова никого не было, первым кто выбежал нас встретить был черный большой кот Фокс, который поднял свою умную мордочку с немым вопросом: «Пожрать чё принёс?».
— Видать, придётся мне его всё же укотерить, — пробормотал я, вынимая из кармана бумажный пакет с последним, не съеденным пирогом с яйцом.
***
Следующие четыре дня после поездки в Москву, чтобы в голову не лезли всякие ненужные мысли, я всю нерастраченную на личном фронте энергию пустил в тренировочный процесс. Утром пахал на катке, днём в тренажёрке бил рекорды, радуя нашего тренера по атлетике Платона Хомулёва, и ещё перед сном на точность метал с кистей шайбы в деревянный щит, который я прислонил к нашему жилому корпусу. Воскресенье, понедельник и вторник, подражая мне, рядом до последнего держался и Боря Александров. Но в среду 1 декабря в первый день зимы вечером психанул и он.
— Да ну тебя Иван, — махнул Борька рукой, закинув клюшку на плечо, — ты как хочешь, а я с Алёнкой в кино пошёл. У нас сегодня в столовой фильм про индейцев крутить будут. Называется «Оцеола» с Гойко Митичем, между прочим, в СССР его ещё никто не видел. А на эту шайбу я уже смотреть не могу. Тошнит!
— Понимаю, — я прицелился и с куска фанеры клюшкой запустил резиновый диск точно в верхний угол деревянного щита. — Алёнка всяко лучше шайбы. Честно говоря, я думал ты и двух дней не протянешь моих тренировок. Только это, вы там особенно не хулиганьте, а то пока шестнадцать лет — ума точно никакого нет. — Сказал я и снова метнул шайбу в щит.
— Знаю, — недовольно искривил лицо «Малыш» и полетел напяливать вместо синего спортивного костюма с оттянутыми коленками первые в своей жизни джинсы, которые ему подогнали за двести рублей знакомые фарцовщики наших хоккеистов.
Но в одиночестве я надолго не остался. Я сделал чуть больше десяти бросков, как за угол жилого корпуса завернул Сева Бобров. В пальто, в трико, в вязаной шапочке и кедах, одетых поверх шерстяных носков.
— Тафгаев, ты мне знаешь, как уже надоел своим бесконечным бум-бум по доскам? — Спросил он.
— Знаю, Михалыч, — упрямо пробормотал я и поразил нижний угол деревянного щита впритирку с предполагаемой штангой. — Я обещал хет-трик с «Локомотивом» сварганить? Теперь терпи.
— Хоть бы с бабой, с какой спутался, — зло пробормотал Бобров. — Хрен с ним с хет-триком. Забьёшь две банки и нормально. Только прекрати колотить в эти доски. От них итак скоро одни щепки останутся. Пойдем, кофе попьём настоящий бразильский.
— Умеешь ты, Всеволод Михалыч, с игроками находить общий язык, за что тебя и уважаю. Пятьдесят бросков, — принялся торговаться я.
— Пятнадцать! — Топнул ногой Сева. — Или про кофе забудь!
— Пятнадцать и ещё пять, и тогда вода нам как земля, и тогда команда нам семья, — я почесал затылок и согласился с главным тренером, что в фанатизме нет ничего хорошего. — Пошли пить твой кофе.
В комнате Боброва я увидел уже привычную картину. Книги, справочники, газеты и его бумаги буквально повсюду. А так же на столе лежал макет хоккейного поля с чёрными и белыми шашками на нём.
— 29-го «Динамо» неожиданно проиграло «Спартаку» 2: 3, - сказал Всеволод Михалыч, поставив кипятить воду в электрочайнике. — ЦСКА обыграл «Крылья» 6: 3. Завтра 2-го декабря «Крылья» сыграют с «Динамо», а ЦСКА с «Химиком» и всё, первая сборная начнёт подготовку к призу «Известий». Она сначала проведёт три игры 5-го со «Спартаком», 8-го с «Динамо» и 10-го с ЦСКА. Как прикажешь мне со второй сборной играть против команды Чернышёва и Тарасова 12-го декабря, когда мы сами соберёмся первый раз 11-го числа?
— В жизни вообще мало справедливости, — согласился я. — Михалыч, водичка закипела.
Сева Бобров ещё что-то тихо себе под нос пробубнил, пока возился с кофе, а взял рукописную таблицу главного тренера и примерно представил, как она может выглядеть к 13 декабря, когда мы сыграем свой 20-ый матч. Получалось очень красиво, наше «Торпедо» могло уйти на перерыв в чемпионате на первом месте, если конечно дважды обыграем «Локомотив» и «Крылья советов».
— Давай ещё раз обсудим составы сборных. — Бобров дал мне кружку с кофе. — У главной команды страны две пятёрки из ЦСКА, одна из «Спартака» и одна из «Динамо». У нас две пятёрки из «Торпедо», одна из «Спартака» и одна из «Крыльев». Я решил защитника Гордеева тоже взять в сборную, некогда нам командные взаимодействия наигрывать за один день. Смотри сюда, — Сева пересел к макету хоккейного поля и расставил на нём шашки.
Целых полчаса я спорил с Бобровым — кто против кого должен выходить на лёд? Он предлагал, что бы спартаковцы сыграли друг против друга, «Динамо» против «Крыльев», а две пятёрки «Торпедо» против двух пятёрок ЦСКА. Я же настаивал, что против «Динамо» должны биться спартаковцы, а против «Спартака» из первой сборной наши «Крылья советов».
— Да почему! — Взревел всегда выдержанный Бобров.
— Всё дело Михалыч в центрах нападения. Если против динамовца Мальцева выйдет наш Свистухин, которым мы усилим пятёрку «Спартака», он и сам не сыграет и Мальцеву не даст. А против Шадрина в центре легко сработает наш более скоростной Анисин из «крылышек». Всё дело в центрах нападения, которых у нас в СССР готовить не умеют. Допустим, появился молодой долговязый парнишка, у которого стартовая скорость не очень, немного неповоротливый, зато голова светлая, его возьмут и сунут в защиту. Ведь мелкие, быстрые и резкие крайние игроки они сразу на поле выделяются, а с центрами возиться надо дольше.
— Ты, Тафгаев, хочешь сказать, что наши тренеры не умеют работать? — Сева от возмущения вскочил со стула.
— Беда всей нашей страны, что в ней слишком много всего. — Я хотел сказать Боброву, что полно земли, пресной воды, полезных ископаемых, леса, много ещё чего разного и, что небольшого ума проходимец, прорвавшийся во власть, может с этого легко стричь бабки, скидывая копейки народу, но вовремя заткнулся и перевёл разговор на спорт. — Много у нас, Сева, хоккейных гениев. Поэтому любой средненький тренер, которому позволят большинство этих самородков забрать себе в команду и будет побеждать.
— Ладно, может ты и прав, — уже более спокойно сказал Бобров и сел на место. — А вдруг мы первую сборную разобьём в пух и прах, как ЦСКА в недавнем матче? Тем более Коноваленко на эту игру от первой команды мы спрячем. Что ж тогда получится, ерунда какая-то?
— А за это пусть у Федерации хоккея голова болит. Ещё по кофе? — Я хитро посмотрел на улыбающееся лицо Севы Боброва, который наверняка уже думал о том, что скоро сам возглавит главную команду страны. Так зачем откладывать это дело на потом?
***
В четверг 2-го декабря на утренней тренировке я, забытый и одинокий, вдруг понадобился буквально всем. Первым, меня обрадовал прямо перед выходом на лёд начальник команды Йося Шапиро. Он подбежал в тот момент, когда я снимал чехлы с коньков.
— Иван, решил я твою проблему. — Стал нашёптывать мне Йося. — Будет тебе вечером новый автомобиль взамен «Победы». «Волга» ГАЗ — 21 УС 70-го года выпуска, конечно во временное пользование. Только в Москву в ЦСКА больше на переговоры не уезжай. Вся область на тебя надеется.
Я огляделся по сторонам, и подумал: «Кто же это такой умный — пустил слух, что я ездил в ЦСКА на переговоры? Неужели Бобров пошутил? Ну, Всеволод Михалыч, будет из тебя толк в будущей сборной СССР».
— Смотри, Йося Львович, если к вечеру машину не пригонят, опять в Москву улечу, — ухмыльнулся я.
— Свят, свят, свят, — перекрестился наш начальник команды, который слыл убеждённым атеистом.
А спустя час тренировки у бортика замаячил писатель, муж учительницы литературы, размахивая бумажной папкой, и судя по толщине — в ней уже что-то было.
— Михалыч, на пять сек? — Отпросился я у главного тренера.
— «Локомотиву» забьёшь три, — пробурчал Бобров.
«Вот жучара, ещё недавно был разговор про две шайбы! Ничего, ещё не день игры — воскресенье», — подумал я и поехал к писателю.
— Что ж вы, Сергей Викторович, конца тренировки не дождались? — Спросил я писателя.
— Извините, Иван, первые главы написал, но накопилось множество мелких вопросов. Творческого терпения не хватает, когда получается хорошо, — тихо ответил мужчина. — Меня интересуют особенности средств связи? Потом каким оружием ведутся боевые действия на планетах Империи? Как выглядят роботы? Каким внешним изменениям подверглись люди будущего? И ещё с десяток разных менее существенных вопросов.
— Посидите пока на трибуне, через час сходим, пообедаем и я всё что смогу, расскажу, — коротко бросил я и полетел обратно отрабатывать атаку схода со своим игровым звеном. — «Малыш» не спи, пас!
А через двадцать минут, когда я присел на минуту передохнуть, со спины подкрался шаман Волков. Волосы всклокочены, взгляд ненормальный, брезентуха грязная, и как его только на проходной во дворец спорта пропустил?
— Нужно срочно написать письмо Брежневу, — зашептал Волков, — о том, то ожидает страну в будущем.
— Пишите Миша, пишите, — сказал я не глядя на странного мужчину. — Вас даже в психушку не будут прятать, когда узнают, что вы местный шаман любитель. Порчу наводите на трудовой народ, и замыливаете передовикам производства сглаз, чтоб они завалили квартальный план.
— Хорошо, не хотите писать Брежневу, давайте напишем Андропову, — стоял на своём шаман. — Он в восьмидесятые первым начал борьбу с бюрократизмом.
— Сильная власть всегда начинала с того, что одних бюрократов меняла на других, более преданных. А по сути, на место менее вороватых чиновников приходили настоящие акулы воровства. — Прокашлялся я, не зная как послать подальше неспокойного товарища.
— Так что же вы предлагаете? — Сверкнул дикими глазами Волков. — Мы ведь как «Титаник» идём прямиком на айсберги.
— Я предлагаю тебе, шаманидзе, успокоиться и дождаться конца моей тренировки, — психанул я и полетел на лёд, отрабатывать игру в неравных составах.
***
После тренировки я сказал «Малышу», что у меня встреча с местными газетчиками, поэтому попросил его сегодня отдохнуть денёк от меня, зануды. И пообещав Боброву, что в тренажёрном зале поработаю позже индивидуально, повёз на такси свою странную компанию, писателя и шамана, в кафе «Чайку», что на берегу Волги. Место — проверенное, меню скромное, но питательное, обслуживающий персонал — равнодушный и ненавязчивый.
«Что-то неуловимое в глазах писателя Виктора Сергеевича и шамана Волкова было схожим. Оба ненормальные», — думал я, медленно поедая курицу, в ожидании каверзных вопросов и идиотских предложений.
— Вы наелись? — Не выдержал первым писатель, которому я купил пару кофе и одно мороженое. — Итак, начнём со средств связи.
— Тут всё просто. — Я лениво откинулся на стул. — Все планеты Империи объединены единой компьютерной сетью «интернет», в которую можно зайти с любого, э… С любого карманного плоского телевизора, размером с ладонь или даже меньше.
— Очень «интересно», — зло глянул на меня шаман, которого этот разговор не касался.
— Если вам не интересно, то вы можете оставить нас одних, — обиделся писатель.
— А чем вам в будущем простые ламповые телевизоры не угодили? — Возбудился Волков. — Засунул его в рюкзак, как рацию, и гуляй себе. Между прочим, на нём можно и отобедать, если случайно забрёл в лес за грибами.
— Не обращайте внимания, — я отмахнулся от вредного шамана. — А вот военные действия — это я вам скажу отдельная песня. Представьте целая эскадрилья летающих дисков, которые управляются дистанционно и стреляют самонаводящимися ракетами.
— То есть один человек с маленького компьютера может ими управлять? — Почесал затылок Виктор Сергеевич.
— А если я ударю по ним радиопомехами? — Влез опять шаман Волков.
— Вот в такого радиста как ты первая ракета и прилетит, — заткнул я представителя из древнего 1985 года. — Дальше, внешность. Солдаты — киборги, смесь человека и разных электронных механизмов, вживлённых в тело, для большей силы, скорости и меткости. Богатеи вообще могут позволить себе всё тело сделать молодым и красивым. А бедные? Бедные — они и в Африке. Роботы? Да без разницы, какие они будут. И на животных будут похожи, а на человека и на стиральную машину марки «Рига» на колёсиках.
— Ерунда, — зло прошипел шаман.
И лишь когда довольный писатель удалился трудиться над литературным шедевром будущего, я объяснил свою простую идею недовольному Волкову. Что сначала пишем пророческий роман, затем ближе к 1985 году запускаем слухи, что всё в романе есть сущая правда, тем самым спасём десятки тысяч людей на национальных окраинах от надвигающейся расправы. И они смогут там продать свои квартиры и спокойно уехать, а не бежать в одних трусах.
— А СССР тебе по боку? — Вспылил шаман.
— Странный ты человек, Волков. — Я придвинулся поближе к товарищу из 85-го года, чтобы наш разговор никто случайно не подслушал. — Я половину жизни играл в хоккей, другую половину занимался перепродажей круп, макарон, сахарного песка и муки. Как я по твоему должен спасти СССР, в котором множество противоречий национального характера и экономических косяков, где люди у власти не меняются десятилетиями? Я не помню, в каком году секретарь ЦК КПСС Кириленко, второй человек в государстве сказал, что он думает с Леонидом Брежневым в один унитаз, перепутав слово «унитаз» со словом «унисон».
— Всё с тобой ясно, — махнул рукой шаман, затем гордо встал и пошёл на выход.
***
После ужина на базу «Зелёный город» пригнали мою новую временную машину. «Не хуже чем у Коноваленко», — подумал я, сделав небольшой крюк по пустынной дороге, которая через лес вела на нашу спортивную базу. Но на этом неожиданности этого дня не закончились. Ко мне в жилой корпус, когда я резался в настольный хоккей с «Малышом» принесли с проходной телеграмму: «Прилетаю 4 декабря 6 ч. Буду здесь на конкурсе песни. Ирина Понаровская».
— Чё пишут? — Поинтересовался мой юный друг.
— Чего только не пишут. Бани все хотят закрыть, раз. Водку разбавить до двенадцати градусов, два. И «Диснейленд» построить посреди непроходимой тайги, три.
— Чего построить? — Опешил Александров.
— Ничего, лучше скажи, где мне до утра цветы достать хоть какие-нибудь? — Я посмотрел на одинокий фикус, стоящий на окне в холле нашего жилого корпуса, который зачем-то покусали малообразованные коты.