В аэропорт «Стригино» я примчался около пяти часов утра. Так чтобы наверняка не разъехаться с Ириной Понаровской. Завернул в газетку фикус, стрельнул у главного тренера кофе, чтобы не проспать, и вот я здесь в зале ожидания, сплю, укутавшись в пальто. А когда женский монотонный голос объявил рейс из Ленинграда, в моей крови сразу же забурлил адреналин, который обычно бодрит меня при выходе на лёд перед важнейшими матчами. И я, как и ещё с десяток человек, втиснулся в узкий неудобный коридор для встречи выходящих с рейса пассажиров, и принялся высматривать группу музыкальных товарищей с громоздкими инструментами. Каково же было моё удивление, когда передо мной остановилась одна Ирина с маленьким чемоданчиком в светло-сером пальто и в красном пуховом платке.
— А где руководитель, то есть дирижёр? Лауреат и союзная знаменитость? — Я вытянул шею, чтобы рассмотреть остальных музыкантов.
— У остальных музыкантов завтра в воскресенье три концерта во Владимире, где я должна быть в двенадцать часов дня, — улыбнулась Ирина. — А ты мне одной не рад?
— Я не рад только одному, цветов ночью в декабре, к сожалению, не купить, поэтому… — Я пошарил по карманам. — Кажись, фикус где-то оставил. Ерунда, всё равно его коты обгрызли.
— Коты? — Удивилась певица.
— Да целая банда, которая сейчас хозяйничает у нас в жилом корпусе на базе. Куда тебя везти? — Я забрал у девушки маленький легкий чемоданчик. — У тебя в гостинице бронь?
— Нет, — пожала плечами Ирина. — Я просто взяла и приехала. На конкурс ваш посмотреть. У вас в Горьком какой-то ВИА появился, «Высокое напряжение», кажется. Играют так себе, но песни хорошие, поэтому Толя Васильев меня и отпустил.
— Эх, молодость, — я взял певицу за руку и повёл в машину.
Ранее субботнее утро любого советского города похоже друг на друга, как братья близнецы. Пустые улицы, минимум транспорта на дорогах, а так же полное отсутствие работников ГАИ, потому народ дружно отсыпается после тяжёлой трудовой недели. А сегодня, прямо как в сказке, повалил большими хлопьями, ещё не изгаженный сажей, белый снег. «Всё-таки отчаянная она девчонка, — думал я, управляя машиной и слушая рассказы Ирины о нелёгкой гастрольной доле. — Просто взяла и приехала ко мне! Как всё же переменчива жизнь».
— А куда мы едем? — Наконец спросила девушка, широко распахнув огромные карие глаза, когда моя машина въехала в лес.
— Едем в лес, кормить белок. Шучу, — усмехнулся я, заметив испуг и растерянность на лице Ирины. — База у нас здесь находится спортивная, чтобы легкие дышали высококачественным кислородом. Сейчас примешь душ, затем положу тебя в своей комнате. А днём пойдём на конкурс песни. Лично познакомлю с ребятами из «Высокого напряжения», я их знаю как облупленных. А завтра рано утром отвезу тебя во Владимир. Там ехать-то всего чуть больше двухсот км. Как тебе культурная программа?
— А где ляжешь спать ты? — Насторожилась девушка.
— В отличие от других советских хоккейных команд, у нас в «Торпедо» принято заезжать на базу лишь в день перед игрой. И сейчас в корпусе комнат пустых полно. Ещё диван имеется в холле. — Ответил я, не разобрав, либо Ирина этому факту рада, либо огорчена.
***
В девять часов утра меня, досматривающего последние сны на диване в холле, разбудил отчаянный стук в дверь моей комнаты. Кота Фокса я аккуратно спустил с живота на пол и посмотрел, кто там спозаранку безобразничает? Оказалось, в мою дверь ломился Всеволод Михалыч.
— Тафгаев открывай, дверь сломаю! — Крикнул он.
— Михалыч, туалет в другой стороне, — окликнул я главного тренера. — Но если занято и там, то можно и до леса рвануть.
— А там кто? — Уставился Бобров на меня.
— Звезда советской эстрады после долгого перелёта отсыпается. — Я отряхнул кошачью шерсть Фокса со своего спортивного костюма. — Приехала сюда на конкурс песни и пляски.
— Какая звезда? У нас через два часа тренировка, а завтра игра! — Сева поднял указательный палец вверх, как будто нам предстоял матч с ЦК КПСС.
— Какая звезда? Сьюзи Кватро, конечно же. Кто ещё может спать в моей комнате в субботу утром? — Улыбнулся я.
— Совсем распустились! Пороть вас некому! Сегодня Сьюзи эта самая Кватра, а завтра Бриджид Бардо притащите?! Чтоб через десять минут был на завтраке! — Махнул на меня рукой, как на пропащего человека, Сева Бобров. — Завтра «Локомотиву» четыре забьёшь, понял?
— Учти Михалыч, сейчас весь боезапас расстреляют на «Локомотив», потом на твою сборную патронов не хватит, — предупредил я злого тренера, который раздражённо в одиночестве пошагал на ужин.
***
Песенный конкурс «Серебряные струны», который приурочили к круглой дате 750 лет основания нашего города на Волге великим князем Юрием Всеволодовичем, мы посетили большой компанией. Ко мне и Ирине Понаровской примкнули Боря Александров с Алёнкой и главный тренер Сева Бобров, который перед сложнейшими декабрьскими матчами тоже решил развеяться. С высочайшего благословления Обкома конкурс устроили в ДК Автозавода, начало назначили на 14.00, а окончание выступления всех музыкальных коллективов, которым давали сыграть по три композиции в 19.00. Затем должен был быть часовой перерыв, и уже заключительная часть с вручением премий и повторным выступлением победителей с 20.00 и до 22.00. Кстати, когда в столовой на ужине я представил Ирину Понаровскую нашему наставнику, он смягчился и снова вернул мой план по заброшенным шайбам с «Локомотивом» к трём штукам. Вот в чём волшебная сила очаровательной улыбки Ирины.
— Когда наши петь будут? — Ворчал Бобров целый час, пока выступали представители других регионов.
— Всеволод Михалыч, хорошо же поют, — улыбалась Понаровская.
— Почему-то когда поют хорошо, обязательно хочется в буфет? — Нетерпеливо поёрзал на месте главный тренер. — Тафгаев пойдем по бутылочке пива… Ах да, тебе же нельзя. Тебе, кстати, тоже нельзя, — шепнул он Боре Александрову, который как раз против буфета не возражал. — Вот в Большом театре, я вам скажу, вот такой буфет! — Бобров показал нам большой палец вверх. — Съездим в него ещё, покажу.
Вообще странно, мы пришли к пяти часам дня. Наши должны были выступить в пять тридцать, а уже почти шесть, а их всё нет и нет. Так как на первую часть конкурса вход в зал ДК был бесплатным, народу, чтобы послушать заводской ВИА «Высокое напряжение», который лабал пока только на хоккейных матчах, набралось уйма. Мы ещё удачно успели занять свободные сидячие места, ведь остальная часть зрителей стояла и толкалась в проходах.
Я посмотрел в программу конкурса, впереди оставались лишь два коллектива — это ВИА «Ариэль» из Челябинска под руководством Валерия Ярушина и московское ВИА «Скоморохи» Александра Градского, для которых выделили по двадцать минут игрового времени. Однако вышедший на сцену конферансье объявил наше хоккейное ВИА «Высокое напряжение». И из-за кулис выбежали с гитарами хорошо знакомые мне пареньки, подстриженные волосатики Толя и Коля. Потом худой как спортсмен из концлагеря Савелий встал за синтезатор и Захар, самый физически крепкий из ребят сел за барабаны. Кстати, Захар сам кода-то играл в хоккей, надёжный парень. Он же и отщелкал барабанными палочками четыре раза, после того как музыканты немного поднастроили гитары, и наконец зазвучало что-то такое отчего не хотелось выйти в буфет за пивом. А именно, проигрыш из композиции «Мой адрес Советский союз». Неожиданно почти все кто стоял в проходах между сидячими местами и у самой сцены запрыгали под несущуюся заводную простенькую мелодию:
Колеса диктуют вагонные,
Где срочно увидеться нам.
Мои номера телефонные
Разбросаны по городам…
— Вот это я понимаю, — шепнул Бобров. — Наша песня — хоккейная.
Заботится сердце, сердце волнуется,
Почтовый пакуется груз.
Мой адрес не дом и не улица –
Мой адрес — Советский Союз!
Когда ребята грянули второй раз строчку припева, то запели вокруг и собравшиеся специально на них зрители. Зал можно сказать встал. Около прохода засуетился наряд милиции в количестве трёх человек, но окинув грустным взглядом толпу прыгающего народа, решил выждать и не вмешиваться в творческий танцевальный порыв тоскующей без больших развлечений публики.
— Обязательно познакомь меня с этими парнями, — шепнула Ирина Понаровская. — Это же настоящий хит!
— Это я тебе твёрдо обещаю, — улыбнулся я.
— Мой адрес не дом и не улица — мой адрес — Советский Союз!!! — Первая песня наших заводских самодеятельных музыкантов потонула в криках и овациях народа.
— Привет Горький! — Крикнул в микрофон Колян. — Следующая песня называется «Не повторяется такое никогда», если сможете, приглашайте на медленный танец ваших подружек! Поехали, — оглянулся он на барабанщика.
В школьное окно смотрят облака,
Бесконечным кажется урок.
Слышно, как скрипит пёрышко слегка
И ложатся строчки на листок…
— Чудесная музыка, и чудесная песня, — пробормотала Понаровская с широко открытыми и без того огромными глазами.
— Про мой адрес было лучше, — заметил тихо Бобров.
— А мы танцевать пошли, — Боря Александров схватил Алёнку за руку и потянул в проход между кресел.
Я может быть, тоже пригласил бы Ирину, но если встану, то человек пять должны будут куда-то сесть, а в зале места нет. Да и потом мою певицу сейчас лучше не беспокоить пока она не насладилась красивой мелодией и текстом:
Первая любовь… Звонкие года…
В лужах голубых стекляшки льда…
Не повторяется, не повторяется,
Не повторяется такое никогда!
Я украдкой посмотрел на членов жюри, которые сидели за отдельным столом центре зала. И обратил внимание, как они по-разному реагировали, кто-то морщился, как будто проглотил лягушку, а кто-то блаженно улыбался. Наверное, что-то в розыгрыше главных призов Всесоюзного конкурса пошло не так. Видать останутся «Скоморохи» без обещанного главного приза.
— Мы хотим закончить своё небольшое на сегодня выступление, — сказал немного запыхавшийся Колян в микрофон, — новой песней «Всё, что в жизни есть у меня»! Танцуют все!
Николай провёл по всем струнам, взяв какой-то аккорд и начал композицию, которая скоро станет хитом номер один всего застойного СССР, в медленном темпе:
Мир не прост, совсем не прост.
Нельзя в нем скрыться от бурь и от гроз.
Нельзя в нем скрыться от зимних вьюг.
И от разлук, от горьких разлук…
А после первого четверостишия барабанщик Захар выбил новый ритм своими палочками и парни вжарили с другим более драйвовым темпом. И пользуясь нерасторопностью органов правопорядка, зрители подняли руки вверх и принялись прыгать в такт, хлопая в ладоши:
Всё, что в жизни есть у меня!
Всё, в чем радость каждого дня!
Всё, о чем тревоги и мечты
Это всё, это всё ты…
***
Выступление ансамбля «Ариэль», который ещё не обзавелся хитовыми песнями, что громко выстрелят в году семьдесят пятом, а так же творчество непонятных народу «Скоморохов» прошло более мирно и благополучно. Никто не прыгал и не танцевал, на сцену с криками «Коля я тебя люблю!» не лез. В общем, зря приехавшее милицейское подкрепление могло спокойно отчаливать в отделение, что оно собственно и сделало, оставив на всякий случай ещё трёх милиционеров в зале. Отчалил на спортивную базу и Сева Бобров, предварительно мне и Александрову пригрозив пальцем и напомнив про завтрашнюю игру и строгий спортивный режим.
— Михалыч, всё будет хоккей, потому что это всё, что в жизни есть у меня, и в чём радость каждого дня! — Пообещал я, прощаясь на улице перед зданием ДК.
— Завтра забьёшь четыре шайбы, — пробурчал Всеволод Михалыч, усаживаясь в такси.
И пока строгое жюри конкурса совещалось, кому дать главный приз, кому дать поощрительный, а кому вообще ничего, я познакомил Ирину Понаровскую с музыкантами нашей заводской самодеятельности, которые сегодня весь зал поставили на уши и спутали все карты заведомым фаворитам. В знакомой уже комнатушке, было сильно накурено и необыкновенно тесно, но мы вместились тютелька в тютельку, так как я просунул на репетиционную базу ансамбля лишь голову.
— Ребята вы просто не представляете, какие у вас замечательные песни, — восторженно тараторила Ирина. — И мне есть с чем сравнивать, я ведь всё-таки работаю с «Поющими гитарами».
— Да, — протянул, посмеиваясь, басит Толя. — Это называется талант.
— Безусловно, кто же автор ваших шедевров? — Понаровская перевела взгляд с одного музыканта на другого, а затем и на третьего.
— Тут, Ирина, дело такое, — пискнул худосочный Савелий, — нам песни эти помог написать вот он, Иван.
— Наш Ваня Тафгаев личность выдающаяся, — подтвердила его слова фигуристка Алёнка, которая сидела у Бориса на коленях, так как кроме малой площади в комнате не хватало и мебели, в частности, стульев. — И все это знают, но молчат. Да, да. Где бы ваше «Торпедо» болталось, если бы не Иван? — Спросила она «Малыша». — Севу Боброва сюда привёз. И тебя Боря вытащил из Усть-Каменогорска. Я даже про такой город никогда не слышала. А ещё он недавно «удочку» для отработки прыжков в фигурном катании изобрёл, и теперь моя подружка Женька в Москве готовится к Олимпиаде.
— Аха, — улыбнулась Ирина. — Разыгрываете? Ну, хорошо, я поверила, пусть тогда Ваня напишет песню прямо сейчас для меня.
— Давай Иван не посрами Горький, — сказал солист Коля и тут же нырнул, спрятавшись за спины товарищей.
— Ну, вы даёте, — протянул я, почесав затылок. — Песню прямо сейчас? Если только в виде исключения? — Я посмотрел на красавицу Понаровскую. — Так! — Я хлопнул в ладоши. — Давай ручку, тащи бумагу, которая всё стерпит, сейчас попробую изобразить майонез Огинского, то есть, конечно, полонез, или что-нибудь в подобном духе.
«Что ж такое я ещё помню? Хотя бы куплетик с припевом, — я усиленно напряг извилины, рисуя шариковой ручкой на листке тетрадной бумаги в клетку жирную точку. — Хоть бы половину припева. Ну! Бездарность! Стоп! Сегодня же снегопад, снег кружится, летает, летает. И позёмкою клубя, заметает зима, заметает, всё, что было до тебя… А дальше? Однажды в студёную зимнюю пору я из лесу вышел, отец мой да я? Нет — это вроде не из той оперетты».
— Ваня ты придумал? — Ехидно заулыбалась Ирина.
— Даже не сомневайтесь, сейчас ещё раз затылок почешет и придумает, — ответила за меня Алёнка. — С «удочкой», кстати, было точно так же.
Не знаю, что вдруг такое произошло, но в голове внезапно просветлело и простые слова куплета песни, как из плотного тумана выплыли прямо перед глазами. И мне как хоккеисту команды мастеров только и осталось, что не прощёлкать опасный момент у ворот соперника, то есть как можно быстрее эти слова записать.
— Понимаю подчерк у меня не каллиграфический, и вообще это не подчерк, это корявые муки совести, которые распластались зачем-то на бумаге. Слушайте! — Я с гордостью взял вспомненное мной произведение и прочитал, как ученик на уроке литературы:
Такого снегопада, такого снегопада
Давно не помнят здешние места…
***
Процесс награждения участников Всесоюзного конкурса «Серебряные струны», шёл хоть и медленно, но своим чередом. Сначала вручали грамоты, со специальными денежными призами ансамблям, которые не опустились ниже определённого уровня. Затем награждали тех, кто «прыгнул» в своём творчестве чуть выше головы. Ну и на самый финал оставили первые призы и премии для челябинского «Ариэля», московских «Скоморохов» и горьковского «высокого напряжения». На всё это я, Борис, Алёнка и Ирина Понаровская взирали из-за кулис, так как пока мои музыканты с Ириной разучивали новую песню «Снег кружится», билетов на зрительские места не осталось, а в проходы больше никого не пускали.
— И наконец, победителем нашего Всесоюзного конкурса «Серебряные струны» стал ВИА «Высокое напряжение» город Горький! — Крикнул конферансье и под аплодисменты пригласил на сцену автозаводских музыкантов. — В конкурсе победила песня «Все, что в жизни есть у меня»!
Дальше ребятам вручили какую-то стеклянную штуку, чтобы, когда они её разобьют, им был что вспомнить. А затем парни взяли в руки инструменты. И вдруг на сцену рванула Понаровская, она что-то шепнула парням, и эти балбесы вместо песни победительницы затянули «Снег кружится», под недовольное перешёптывание авторитетного жюри:
Такого снегопада, такого снегопада
Давно не помнят здешние места…
А снег не знал и падал, а снег не знал и падал…
Земля была прекрасна, прекрасна и чиста…
— Отнимут теперь первую премию, — сказал Боря Александров, предчувствуя неприятности.
— Не имеют право, — буркнула Алёнка.
— Эх, Алёнка, даже не сомневайся, — я почесал затылок. — Сейчас влепят две минуты за неспортивное поведение, за неуважение к членам жюри и улетит главный кубок в Москву. Вон, Градскому. — Я кивнул на расплывшееся в улыбке широкое лицо руководителя «Скоморохов». А мои ребята и Ирина, как ни в чём не бывало, пели:
Снег кружится, летает, летает,
И позёмкою клубя,
Заметает зима, заметает
Всё, что было до тебя…
***
Когда ДК Автозавода опустел, и мы на крыльце прощались с музыкантами, под падающий и кружащийся на улице снег, Коля рявкнул:
— Да, пое…ь на главный приз! Зато будет, что вспомнить!
— Тем более мы уже четвёртую песню зарегистрируем во Всесоюзном управлении по охране авторских прав, — улыбнулся клавишник ансамбля Савелий.
— Я смотрю, ты хоть и хлипкий, но далеко пойдешь, — хмыкнул я.
— Тоже самое говорит и мой папа, профессор кафедры высшей математики, — важно ответил пианист. — Да, Иван, а тебя вписать, как автора текста?
— Не, — отмахнулся я. — Когда в борт меньше вписывают, всегда лучше спишь. Давайте друзья мои прощаться. Отличный был финал.
— Великолепная песня, — пустила несколько маленьких слезинок Ирина Понаровская, когда я всех скопом обнял своими огромными руками.