Нашу игру с московским «Локомотивом» в воскресенье 5 декабря, как последний домашний матч в этом уходящем в историю 1971 году решено было обставить с помпой. То есть с торжественными речами, с оглашением планов и намерений, в общем, с серьёзным докладом минут так на тридцать тире сорок. Не знаю, почему торжественным моментом проникся Всеволод Михалыч, но уже на обеде за два с половиной часа до игры главный тренер начал рассказывать о том, что хоккейный коммунизм для города Горького уже не за горами. Он активно живописал, что подражая спортивным успехам «Торпедо», поднимется в класс «А» в первую лигу и наш горьковский «Полёт». И вообще…
— Тебе не интересно, Тафгаев? — Остановился около меня Сева Бобров.
— Хорошо говоришь, Михалыч, — согласился я, пытаясь поудобней расположиться на стуле в столовой, чтобы ещё чуть-чуть поспать. — Добавь ещё про межпланетный хоккейный турнир между Горьким и Большой Медведицей и можно будет закругляться.
За столами раздались тихие смешки.
— Кхе, — кашлянул главный тренер. — Через сорок минут всем быть в автобусе, опоздавшие поедут во дворец спорта на такси. Смирно, вольно, разойтись. А ты чего, Тафгаев весь день спишь? На завтрак не встал. До обеда даже в настольный хоккей не вышел отыгрываться. Кстати, гони пятёрку.
Я встал со стула, перед глазами летали от недосыпа цветные круги, обнял опешившего Боброва, и сказал:
— В Москве в настольный хоккей отыграюсь, а сейчас мне, Михалыч, главное до игры выспаться. Иначе четыре обещанные банки «Локомотиву» не забью.
— А ты ночью, чем вообще занимался? — Стал о чём-то догадываться главный тренер.
— Эта ночь сон уносит прочь, эта ночь… Думал я всё над перспективами развития горьковского хоккея, вот и не спалось. Кстати, в автобус меня не забудьте посадить, — брякнул я и быстренько побрел в свою комнату, чтобы ещё сорок минут похрапеть.
Улётная получилась сегодняшняя ночка, ну, про первую её половину ничего говорить не буду, а вот всю вторую часть я баранку крутил до Владимира и обратно. Снег валит, на дороге никакой очистительной техники и в проекте нет. Чудом за шесть часов туда и сюда обернулся. И как сегодня шайбу гонять, даже не представляю. И что ж этот Владимир в былые времена поближе не основали? Вот кому сейчас претензии за плохую игру предъявлять? Владимиру Мономаху, который на Клязьме возвёл крепость или Андрею Боголюбскому, который туда перетащил столицу Руси? А может кинуть «предъяву» монголо-татарам, которые во всей этой древней истории с переносом столицы из Киева во Владимир замешаны? Между прочим, некоторые историки считаю, что не было никакого ига, а была обычная междоусобица, которую потом списали на бедных монголов из далёких степей. Ну, не понимали дикие князья прошлого, что дружить, торговать и богатеть — в сто раз лучше, чем враждовать, воевать и при этом беднеть.
***
В раздевалке, перед выходом на раскатку, Сева Бобров вместо привычных схем на железной доске с магнитиками прикрепил турнирную таблицу, на которой уместились лишь четыре первые команды чемпионата:
____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ
ЦСКА (М.)___________19____14____3_____2____121 — 60______31
Динамо (М.)_________21____13____4_____4_____81 — 54______30
Торпедо (Г.)_________16____11____3_____2_____77 — 53______25
Спартак (М.)_________20_____9____2_____9_____70 — 72______20
— Посмотрите сюда, — Сева ткнул обратной стороной шариковой ручки в наше «Торпедо». — ЦСКА, «Динамо» и «Спартак» все свои игры до декабрьского перерыва уже провели. Нам же осталось ещё четыре матча. Два с «Локомотивом» и два с «Крыльями советов»…
«Двадцать пять плюс восемь получается тридцать три очка и первое промежуточное место, — услышал я, снова засыпая. — Ирина, какая пылкая девушка. Договорились, что приедет ко мне, когда у нас будут московские игры. Нужно только телеграмму дать в Ленинград, чтобы она знала, в какой гостинице я буду спать».
— Тафгаев! — Крикнул Сева Бобров. — Что я сейчас сказал?
— То, что сказал сейчас нам самый талантливый тренер в отечественном хоккее, — чётко произнёс я, оторвавшись от лавки, — не имеет значения! Нужно выходить и делать своё дело, то есть побеждать! Так не посрамим Родину, мать вашу!
— Кхе, этого я не говорил, но посыл верный, не посрамим, кхе, — ещё раз прокашлялся Всеволод Михалыч. — Пошли мужики на раскатку.
Хоккеисты, которые устали от всевозможных речей, облегчённо выдохнули и, взяв в руки клюшки, потянулись на выход. Я же присел обратно, и когда для меня освободилась вся длина лавки, удобно улёгся на бок и протянул ноги в зашнурованных коньках.
— Идите, идите, — похлопал по плечам Бобров тут же остановившимся спортсменам. — Я сейчас с ним индивидуально побеседую. Иван, — главный тренер потолкал меня в бок. — Ты случайно не отравился чем-нибудь, может скорую вызвать?
— Нормально Михалыч, это я так силы накапливаю перед голевым подвигом. — Я широко зевнул. — Первую серию снимайте пока без меня. Четыре шайбы, которые я должен забить всё равно на три не де…
— А ну вставай! — Гаркнул Бобров, хлопнув меня клюшкой по пятой точке. — Я тебе покажу первую серию! Я тебе сейчас устрою кинопоказ «Майора «Вихрь»»! Ты у меня сейчас все четыре банки в первом периоде заклепаешь!
После того, как клюшка крюком плашмя в очередной раз опустилась на мой бок, подумав о том, что поспать мне всё равно нормально не дадут, я сел и протёр глаза:
— Кстати, а этот майор «Вихрь» в конце фильма оказался советским шпионом или немецким?
— Христом-богом прошу, иди, пожалуйста, на раскатку, — взмолился несчастный главный тренер.
— Вихри враждебные веют над нами! — Заголосил я, выходя из раздевалки.
Не сказать, что во время первого периода мне как-то заметно полегчало, но после того, как хоккеисты московского «Локомотива» в пятый раз моё тело впечатали в борт, радужные круги перед глазами исчезли. Осталось только вспомнить, как выигрывать вбрасывание, и начать хоть иногда цепляться клюшкой за шайбу, которая часто из поля зрения куда-то исчезала. И очень хорошо, что мои юные партнёры по звену, Александров и Скворцов старались комбинировать чаще друг с другом, чем пасовать мне, поэтому свой микроматч к первому перерыву мы отбегали вничью, 0: 0. И вообще, эти ноли под недовольный свист трибун так и остались гореть на табло, когда мы и московские гости потопали в раздевалку, чтобы попить там чайку и послушать о том, кем на сей раз считают нас главные тренеры.
— Ползаете по льду как «сонные тетери»! — Тыча ручкой в турнирную таблицу, с пылом высказал нам Сева Бобров. — До первого места рукой подать! Так что ж вы не подаёте?
— Эх, сейчас бы Михалыч, твоего фирменного кофе бразильского. — Сказал я и похлопал себя ладонями по щекам.
— Нате, пейте оглоеды, — пробормотал Бобров, вынимая из своей сумки банку с кофе.
***
Друзья фрезеровщики горьковского автозавода Казимир Петрович и Трофим Данилыч, сегодня выдали двойную норму. Для этого мужики сократили обед до десяти минут, и никаких политинформаций в своей коморке, под чефир, спиртик и прочие вредные для здоровья вещества не устраивали. А всё из-за того, что мастер ремонтно-инструментального цеха Ефимка, где-то раздобыл два билета на последний в этом году хоккей, ну и устроил соцсоревнование.
— Издевается сволочь, — приговаривал Трофим Данилыч, фрезерую одну заготовку за другой.
— В военное время и не такое терпели, — подначивал его друг Казимир. — Ничего, мы только на хоккей сходим, потом на нервах Ефимки отыграемся. Специально весь квартальный план ему зарежем.
— Отольются мышке, кошкины слёзы, — сжав зубы, терпел сегодняшнюю гонку за рекордом Данилыч.
И вот на трибунах дворца спорта «Торпедо», далеко не на самых лучших местах, работяги с завода после первого периода растерянно смотрели друг на друга.
— Казимир, а это чего сейчас такое в первом периоде было? — Почесал затылок, чувствуя, что его жестко надули Трофим Данилыч. — Это вот за это мы сегодня жилы рвали? Без спиртика и политинформации? Да я, может быть, спокойно заснуть не могу, если не узнаю, какая в мире идёт с мировым империализмом борьба!
— Может ещё разбегаются? — Задумчиво протянул Казимир Петрович. — У меня с молодой женой тоже иногда такое случается, но потом как разыграемся… В общем, даже молодые позавидовать могут.
— Да я сейчас жалобу министру советского машиностроения накатаю, если они не устроят тут то, что ты вытворяешь с молодой женой под одеялом дома! — Данилыч встал с места и громко свистнул, когда на лёд выехали игроки в новеньких оранжевых свитерах с красивым логотипом кота с одной стороны и в стареньких беленьких хоккейных фуфайках без логотипа с другой.
— «Коты» дави «паровозов»! — Заорал какой-то болельщик с соседнего места и тоже свистнул, сунув два пальца в рот.
Потом главный судья под выкрики и недовольный свист трибун произвёл вбрасывание в центральном круге и шайбой тут же завладели эти самые «коты». И действительно начался самый настоящий штурм ворот московских железнодорожников.
— Молодец Бобёр вставил нашим обалдуям куда следует, вот они и забегали, — удовлетворённо крякнул Трофим Данилыч, присев на место.
***
«Первую смену отыграл на своём уровне, — подумал я, переводя дух на лавке. — Сейчас бы ещё забить, и совсем станет хорошо».
— Иван, а ты чем ночью-то с Ириной занимался? — Ухмыльнулся «Малыш», который не ожидал, что я буду в такой неважнецкой форме.
— Вообще о таких вещах нормальные мужики не треплются — это раз. Песни новые сочиняли — это два и как крикну, сразу пасуй на меня — это три. — Я посмотрел на главного тренера. — А не то мне Бобров, если четыре банки не заклепаю, всю плешь проест.
— Смена! — Скомандовал Всеволод Михалыч.
Московская хоккейная команда «Локомотив» была одной из старейших в стране. Возможно, она звёзд с неба не хватала, но уверенно давал бой фаворитам. А в 1961 году вообще финишировала на третьем месте. Были у железнодорожников Москвы в 60-е годы достижения и на международной арене. Они взяли два кубка Шпенглера и один кубок Бухареста. Но сейчас шли уже 70-е, которые отправят хоккейный «Локомотив» на самый далёкий запасной путь. Так как талантливых игроков оттуда нещадно тащили. Например, ЦСКА прикарманил Бориса Михайлова и Женю Мишакова, «Спартак» увёл Евгения Зимина, а «Динамо» цап-царапнуло вратаря Сашу Пашкова.
Но горькая участь в будущем пятой московской команды или «пятого колеса», как ещё называли «Локомотив», нас по большому счёту не волновала. Тем более меня, потому что мне нужны были шайбы, горьковскому «Торпедо» — очки, Севе Боброву — тренерская слава, а зрителям на трибунах — только победа.
— Скворец, пробрось по борту! — Крикнул я, ворвавшись в зону атаки справа, оставив за спину шайбу Сашке Скворцову, с которым мы разыграли «паровозик».
Затем я ломанулся на пятак, сметая всех, кто встал на пути, кого-то при этом опрокинул на лёд, а кто-то успел, падая заехать мне рукой в глаз. Но шишки и синяки считать буду потом, сейчас хотелось считать голы и результативные передачи. Борька Александров сразу разобрался в том, что мы задумали, и поэтому слева по большой дуге объехал всю защиту «Локомотива», и уже за воротами в касание переправил шайбу, которая неслась вдоль борта мне на пятак. К сожалению, вратарь гостей Валера Зубарев успел сунуть клюшку под прострел «Малыша» и резиновая шайба подскочила вверх на полметра. «Бить с лёта или не бить?» такой вопрос даже не стоял перед моими воспалёнными бессонницей мозгами. Я махнул клюшкой почти на удачу, и шайба с огромной скоростью вонзилась в сетку ворот москвичей, 1: 0.
— Гооол! — Долгожданно запрыгали зрители на трибунах, а музыканты за воротами вжарили «Personal Jesus» из «Depeche Mode».
— Вот это уже что-то, — встретил нас у скамейки запасных улыбающийся Сева Бобров. — Мужики! Нужно ещё одну забить. За котов!
Однако «Локомотив» команда опытная и так сразу она не посыпалась. Железнодорожники наоборот ещё сильнее окопались около своей зоны и продолжили терпеть наши наскоки в вязкой защите в надежде на контратаку.
— Кулик, — перед вбрасыванием в зоне «Локомотива» я, прикрыв рот рукой, сказал защитнику Саше Куликову. — Сейчас переведёшь на Гордея, и рви на пятак, будем вместе шайбу заталкивать.
— А чё сам? — Заупрямился Куликов, который рисковать в защите не хотел.
— Не видишь, «паровозы» висят как макаки на моих руках, — обозлился я. — Голы хером прикажешь забивать? Двигай булками, не ленись!
Я встал на точку и посмотрел на рижского судью Пликшкиса, как на своего кровного врага. Сколько можно позволять эту вольную борьбу? Ладно, когда один за руки держит, так второй защитник приноровился хватать мою клюшку и сжимать её у себя под мышкой.
— Товарищ судья, — сказал я, вспомнив какое-то латышское ругательство, этому Пликшкису, пока готси не спеша проводили смену своих игроков. — Они мою клюшку «кура», «кура», мать твою, что ж ты не свистишь?
— Йохайды играй давай, — улыбнулся рижанин.
«Что значит эта ойхайды?» — подумал я, выигрывая вбрасывание и вламываясь на пятак к воротам гостей, при этом получая удары в корпус и отвешивая их взамен.
— Отцепись от клюшки сука! — Зло зашипел я на находчивого железнодорожника. — Это тебе не рельса и не шпала! Отцепись, убью!
Но лишь через несколько секунд, когда на подмогу ворвался в самую горячую точку на хоккейном льду Саша Куликов и толкнул в плечо наглого москвича. И я, наконец-то, смог почувствовать себя не борцом без клюшки, а хоккеистом с клюшкой. Не ожидая такого смелого рейда к чужим воротам своего напарника, второй наш игрок обороны Вова Гордеев быстрее передал шайбу на левый борт «Малышу». А Боря уже при получении шайбы ловко обманным финтом убрал защитника гостей, и набросил её на ворота. Снова пришлось бить с лёту. Слава, советскому спорту, я попал и по шайбе и шайбой в ворота, 2: 0. Второй наш успех трибуны встретили уже не так бурно, потому что к хорошему быстро привыкаешь.
— Вы чего там устроили? — Кинулся вместо поздравлений обвинять меня Сева Бобров. — А если бы защитника обрезали? А?
— Михалыч, ты скажи лучше этому «кура йохайды» со свистком, чтоб он хоть чуть-чуть с захватом клюшки боролся, нервы же на пределе, убить могу! — Зло выпалил я и уселся отдыхать, потирая ушибленный глаз.
Не знаю, что дальше произошло, не обратил внимания, отвлёкся, может судья сделал устное внушение, может гости сами решили, хватит искушать судьбу, но «паровозы» от клюшки моей отцепились. И вообще игра постепенно пошла на встречных курсах. «Локомотив», разозлившись сам на себя, попёр на ворота Коноваленко.
«Вот такой хоккей я люблю», — радовался я, когда в следующей смене мы поймали москвичей на контратаке. Я длинным пасом отправил «Малыша» в прорыв и сам тоже поспешил следом. А Боря сегодня был в ударе. Накрутил двоих так, что любо дорого было смотреть. И буквально через пару секунд на одинокого вратаря гостей Зубарева мы выскочил вдвоём, Скворцова в это время жестко приняли на корпус, и нарушение это судьи вновь пропустили. Александров показал, что сделает пас на меня, уложил вратаря на лёд, и вместо того, чтобы катнуть шайбу в пустые ворота отдал мне! Я от неожиданности чуть не промахнулся. И хорошо, что этого не произошло. Красный фонарь вспыхнул, а табло отобразило уже приятные глазу цифры — 3: 0.
— Артисты мюзик-холла! — Бросил недовольно Бобров, когда мы вернулись на скамейку запасных.
— Михалыч, так организуй гастроли за рубежом, джинсами затаримся, магнитофонами, правда, мужики?! — Под хохот всей команды ответил я.
— Аха, танец белых голубей, — пробубнил Всеволод Михалыч.
— Рассчитаемся, — улыбнулся я, похлопав «Малыша» по каске. — Честно, не ожидал.
— Тебе сегодня нужнее, — расплылся в открытой симпатичной улыбке юный мастер прорыва.
После этой третьей шайбы «Локомотив» подсдулся. Вперёд большими силами больше не лез, а в защите вновь включил свою неприятную вязкую с множеством зацепов защиту. А когда до конца второго периода оставалось ещё сорок секунд, почётные железнодорожники «допросились». Рижский судья «кура йохайды» Пликшкис свистнул задержку клюшки на нашем центрфорварде Саше Федотове и оставил москвичей вчетвером. На розыгрыш большинства Сева Бобров бросил мою пятёрку, наверно решив, что защитник Куликов вполне сойдёт за нападающего. Кстати, правильно решил, потому что именно после его пушечного выстрела я затолкал четвёртую шайбу в ворота, попавшего под раздачу, «Локомотива».
Как я пришёл в раздевалку на второй перерыв, честно, запомнил смутно, так как когда меня поздравили с «покером», так в хоккее называют четыре забитых гола, мой организм начал медленно, но верно вырубаться. И пока хоккеисты в раздевалке пили чай, травили байки и соображали, где сегодня собраться, чтобы отметить последнюю домашнюю игру этого года, я лег на массажный стол и уснул.
Мне снились мягкие губы Ирины, её большие серые глаза, нежные руки, а потом вдруг в сон ворвался директор завода «ГАЗ» Иван Иванович Киселёв и заорал:
— Какая сегодня замечательная игра! Какие вы большие молодцы! Банкет за мой счёт! А Тафгаев ну просто… А чего же он у вас здесь спит? — Спросил директор.
На что во сне появился Сева Бобров и ответил:
— Это у нас новый способ настройки хоккеиста на нужный результат. Внушаем спящему человеку, сколько он должен в игре забить. Новая разработка советской спортивной медицины.
— Да? Тогда, не будем его будить, — тихо сказал директор и ещё раз напомнил шёпотом про сегодняшний банкет в ресторане.
***
Банкет в ресторане «Волна», лично мне напомнил День рождение маленького ребёнка, который сидит в углу и ковыряет в одиночестве новые игрушки, а за столом родители и их друзья с музыкой, танцами и алкоголем веселятся. Так и здесь, наша команда скромно попивала сок и минералку, заедая её бутербродами и маленькими салатиками, а директор завода, представители Обкома и Горкома, и другие важные почётные товарищи гуляли. Среди пирующей «важнаты» я заметил и Василька с «принцессой» Снегирёвой. Она капризно морщила носик, а мой бывший сосед по комнате метался в поисках лучших угощений и напитков. «Всё что не делается всё к лучшему», — улыбнулся я, кивнув знакомой парочке.
— Иван, — подошёл ко мне директор завода Киселёв с фужером шампанского. — Всё спросить хочу, почему ты на третий тайм-то не вышел?
Я посмотрел на посмеивающегося Севу Боброва, который мне уже успел рассказать, что произошло в перерыве перед третьим периодом, и немного помявшись, ответил:
— Советская спортивная медицина, Иван Иванович, мучительно ищет пути расширения способностей человека, но не всегда находит. Вот и в этот раз, что-то во сне пошло не так. Будем пробовать дальше, я прав?
— Знаешь, — задумался директор. — А давай играть по старинке, ну их, эти научные эксперименты.
— Не знаю, не знаю, не думаю, что прогресс возможно остановить, — кивнул с очень серьёзным видом я. — Вот если вы мне квартиру дадите, то я с этими академиками при встрече по-другому поговорю.
— Понял тебя, — коротко ответил Иван Иванович и побежал к более важным гостям.
А в это время на сцену под оглушительные аплодисменты поднялся заводской ансамбль «Высокое напряжение».
— Всё, что в жизни есть у меня! — Улыбаясь пьяненькой кривой улыбкой, объявил уже хорошенький Колян, которому видать сегодняшний матч очень хорошо зашёл.
Гитаристы ударили по струнам, барабанщик палочками брякнул по барабанам, а продуманный пианист Савелий хлопнул по клавишам и пошла настоящая веселуха, с которой команде нужно было от греха по-тихому линять. Ведь через три дня в Москве нас уже поджидали «Крылья советов» со спаренной игрой и первая сборная СССР, и не дай Бог кто-нибудь сейчас не утерпит и пустится в разнос. Во-первых, я уши оторву, во-вторых, Бобров из сборной выгонит, и в-третьих, ещё что-нибудь потом придумаем.
— Неплохо сыграли, — сказал Сева Бобров, остановившись рядом со мной. — А как Боря Александров заиграл? И окреп, и поумнел. Во втором периоде три раза отдал тебе на крюк, а в третьем две обещанные забил и ещё одну передачу выложил Скворцову. Разгром 7: 0 — это уже не шуточки.
— Я, Михалыч, иногда на «Малыша» смотрю, вот по стилю — вылитый Тёма Панарин. Тот же правый хват, те же габариты, резкий, задиристый. — Поддакнул я, выискивая на столе какой-нибудь бутерброд с мясной нарезкой.
— Панарин? — Задумался Бобров. — А он тоже, что ли в Усть-Каменогорске играет? Так давай его к нам перетащим, поставим его к Свистухину в третью тройку нападения, а дальше посмотрим, как он себя проявит.
— Что Михалыч говоришь? — Я нашёл взглядом хороший кусочек окорока и насадил его на вилку. — Кого ты хочешь ещё перетащить?
— Я говорю Панарина твоего к нам в «Торпедо», чего он там, в Казахстане забыл? — Бобров посмотрел на бутылку конька и выразительно прокашлялся.
— В этом сезоне точно не получится, пусть Тёма чуть подрастёт, но потом в будущем, летом, если время будет, вместе съездим, может он нам ещё не подойдёт, — улыбнулся я, проклиная себя за забывчивость. — Всеволод Михалыч, пора команду уводить на перерыв. Как ты считаешь?
— Как бы не сорваться, — задумчиво, пробормотал Бобров. — Выгоняй народ на улицу, автобус давно ждёт!