Новые сведения требовали новых мыслей, а их не было. Ну, в смысле, пока не было. Сам же Тыгын либо уже кончил переживать за сына, любо вообще не переживал. Типа у них там кысмет, если сынок не выстоял в жизненных испытаниях, то и недостоин занимать место Тойона. И жить, собственно, тоже недостоин. Такая вот логика. А у него есть еще один сын и внучка. Ну и прочая родня.
Я покрутил в руках кусок свинца и сказал:
— Значит, там было что-то очень важное, если они пустили в ход свой козырь.
— Что это было?
— Это огнестрельное оружие. Которое стреляет при помощи пороха, далеко и сильно кидает вот такие пули.
Тут же пришлось на пальцах объяснять, что такое порох, пули и железная труба. Тыгын отмахнулся.
— И не важно, как оно стреляет. Важно то, что они убивают моих людей издалека.
Я хотел порасспросить пацана, как часто стреляли, но потом оставил эту тему. Он всё равно ничего не помнит, там для них был сплошной ужас, летящий на крыльях ночи. Я ответил Тыгыну:
— Неважно, что они издалека и убивает. Убивают люди, а всё остальное – это инструменты для убийства. Важнее то, что твои люди и кони не приучены к сильному грохоту, поэтому пугаются и вносят неразбериху в ход сражения. Если я правильно понял, у бандитских ружей не очень большая скорострельность и точность.
Понятно, что оружие у мятежников – не нарезное, и, тем более, не автоматическое. Хотя как знать, долго ли его ждать. А для гладкоствола – важнее знать, был ли у них унитарный патрон или они пользовались более простыми решениями. Я нарисовал на земле, как смог гильзу от ружья.
— Надо послать человека в Хотон Урях, чтобы он попытался найти вот такие штуки в тех домах, откуда стреляли. А еще надо учить лошадей и людей не бояться сильного и резкого грохота. Иначе твои кони сами людей потопчут, если придется еще раз столкнуться с огнестрелом.
Тыгын после моих объяснений успокоился. Всё-таки сильный мужик. Для него было достаточно объяснений, что это стреляли люди, а не какие-нибудь абаасы или, того хуже, дэвы, а уж с людьми-то он ещё поборется. И, что странное, он не потребовал немедленно себе такого же оружия. Потом отправил парня восвояси, а у меня спросил:
— Вы готовы выступать? Скоро соберутся все акыны и сэри. Праздник будет. Много народу собирается.
Я вздохнул. Тут, блин, война на носу, а у них праздник. Хотя, что это я. У них война – это просто разновидность праздника. Никак не привыкну.
— Мы готовы. Арчах и Боокко уже сами выступают, без моей помощи. И даже есть первые результаты – в Хастахе нам сдали мятежников жители. Без всякого понукания, а исключительно по доброй воле и в соответствии с Законом Отца-основателя, да пребудет с ним слава.
Улахан Тойон удовлетворённо хмыкнул.
— Тут недавно приволокли желтоповязочников. Пришлось выдать деньги. Значка не было. Это ты с Бэргэном выдумал – значки давать?
— Я и придумал. Пусть все видят на груди у боотура знак доблести и уважают его. Можешь, кстати и целиком какой-нибудь род награждать. Будет неувядаемая слава.
А сам я чуть не рассмеялся. Краснознамённый трижды Ордена Тыгына род какой-нибудь серой белки. И тут же продолжил мысль:
— Надо в таком случае для разных подвигов разные ордена придумать и награждать отличившихся. Народу понравится.
Тыгын уже быстро сообразил, как такой важный стимул приспособить к собственному авторитету.
— Ты иди. Я подумаю. Приходи на ужин.
Хитёр, гад. Уже он подумает!
— Хорошо, уважаемый Улахан Тойон, я обязательно приду.
И я отправился по своим делам. Которых, как оказалось, у меня нет. Я тогда отправился в местный ботанический сад, любоваться цветущими магнолиями и лотосами. Но дальше персиков не ушел. Спелый персик с дерева – это не персик из магазина! Потом пошел отмывать морду от сладкого сока. Красота. Если есть рай, то он вот тута. Здеся[21]. Повалявшись в кровати, отправился ужинать к Тыгыну.
Обычно, после ужина, Тыгын устраивал мелкое производственное совещание, типа дать втык кому-нибудь или похвалить, так и сегодня он раздал пару тычков охране своего стойбища а в целом встреча прошла в теплой, доброжелательной атмосфере. Только Сайнара смотрела не меня странным взглядом. Не к добру это, точно не к добру. И тут Тыгын объявил, что прибыл посланец от Старух. Сайнаре нашли-таки жениха. Улахан тойон ждёт делегацию сватов. Это во-первых. А во-вторых, те Улахан Тойоны Старших Родов, которым Тыгын писал письма о беспорядках на землях Эллэя, то есть Рода Чёрного Медведя, ответили в оскорбительной форме, что… Неважно что, но им стало смешно. Хорошо смеётся тот, — я вставил свои пять копеек, кто смеётся без последствий.
Эротические сны с участием Сайнары становились всё более откровенными. Я проснулся среди ночи в мокрых, скрученных в жгут, простынях, с твёрдой уверенностью, что следующую ночь простыни будут мокрые по другой причине. Надо срочно возвращаться к своим мадамам. Заодно поинтересоваться у Сайнары начёт её сексуальных пристрастий. Ну и что с того, что она еще не познала, как здесь говорят, мужчину? У меня в молодости была подружка, непревзойдённая мастерица в области петтинга, орального и прочих видов секса, которая считала, что печать девственности должен сорвать её будущий муж. Во всём остальном её фантазия не знала границ, я так думаю, что формальные признаки невинности – это для наивных женихов. Интересно, что это так на меня действует? Может тут, на тыгыновых аласах излучение какое, специальное? Для местного населения, с целью повышения рождаемости? В следующий раз надо брать с собой в путешествия кого-нибудь, Алтану, к примеру.
С утреца на мою скорбную голову обрушился великий и ужасный Гудвин, сиречь, Ичил. Мозг он мне учёбой не парил, а начал ласково ворковать про то, знаю ли я, чем стреляли в Хотон Уряхе?
— Пулями стреляли, брателла, из ружжа. Было бы хуже, если бы стреляли картечью. Всех бы положили там.
— Улахан Тойон просит сделать такие штуки, чтобы был сильный грохот и огонь. Говорит, приучать надо людей и лошадей к странному, — пояснил он свой вопрос.
— Ты вот скажи мне, Ичил. Ты вообще с чего вдруг воспылал ко мне любовью и начал меня учить?
— Я тебя учу, ты учишь меня. Ты по-другому видишь обычное, а я запоминаю. Вот, например, сделал тебе мазь от щетины. Я бы сам никогда не додумался, у меня волосы на подбородке не растут. Теперь думаю, может такую мазь сделать, чтобы волосы росли? Или вот. Вода, которая действует, как водка. Как твоя вонючая водка! Я подумаю, может ещё что в голову придёт.
Вспомнил эту отраву с эффектом водки? Что с неё толку? Ради конечного результата только алкоголики пьют, это с равным успехом алкоголь можно по вене пускать. А у нас – во главу угла ставится не результат, а процесс, традиция, так сказать, культурного пития[22]. Пусть даже и с лосьоном или антифризом. Главное – хорошо посидеть в теплой компании, за умеренно сервированным столом. Налить водочку из запотевшего графинчика в рюмку, чокнуться, сказать: "Ну, будем!", прочувствовать, как она, холодная, проваливается в желудок и там тает, разогревая потроха, а потом закусить. Рыжиками, к примеру. Повторить. А потом и поговорить можно с хорошим человеком. А тут что? Выпил воды и вырубился. Фу! Никакого кайфа.
Хотя его мысль насчёт мази для создания устойчивого волосяного покрова хороша. Такая мазь может пользоваться успехом в узких кругах. Среди зимовщиков полярных станций, например или альпинистов, штурмующих ослепительные вершины. Жителям сильно крайнего Севера тоже будет полезно. С осени намазался, покрылся шерстью с густым подшёрстком, и никакой шубы не надо, на отоплении можно экономить. А весной снова намазался, уже другой мазью, переждал линьку и можно ехать отдыхать в Турцию. Загорать, так сказать. Ну и лысым с плешивыми тоже пригодилось бы. Скока бабла можно срубить, уму непостижимо. Что-то замечтался опять. Может Ичилу одеколон подсунуть? Не для питья, в смысле, а для копирования? Дезодорант и прочие технические жидкости тоже. Придумает что-нибудь весёлое. Если довести идею до абсурда, то получится "Черёмуха". Но опять встает вопрос о доставке боеприпаса на территорию потенциального противника. Что-то прёт меня сегодня. Поскольку бриться мне теперь не надо, я отдал ему лосьон после бритья, и заодно впарил дезодорант.
— Так что ты там спрашиваешь про свет и грохот?
— Так эта, надо. Людей приучать.
— Угу. Людей значит, — мысли мои завертелись, в смысле, как деликатно объяснить ему про грохот.
Ну не хочу я гонку вооружений устраивать. Да и не успеем мы уже. На это надо лет пять-семь потратить. Рецептура порохов, сталь, проковка, сверление, короче, новая область промышленности. Надо какой-то асимметричный ответ придумать. Пока задача ясная – сделать много шума из ничего[23]. Можно, например, лупить кувалдой в рельсу. Можно магний с бертолетовой солью смешать. Селитру калиевую с дисперсным углеродом. М-да… науки юношей питают[24], хотя я сильно сомневаюсь, что у Ичила что-нибудь может получиться из его травяных отваров. Но попытаться стоит. Хотя я лишнее думаю. Он должен получить конечный результат, а уж из чего он получит, даже и знать не хочу. Я еще намекнул ему на селитру, которая входит в состав пороха. Ну что теперь поделать, всё равно рано или поздно про порох узнают. Я вздохнул. Ичил вдохновился новой задачей и впал в очередную задумчивость.
— Ну ладно, братан, ты потей над новой задачей, а я пройдусь по окрестностям онежского озера, — объявил я Ичилу и пошел прочь. Солнцем палимый, собрать травки для моего нового проекта – я всё-таки решился самостоятельно сделать себе лекарство от похмелья. А то мало ль? Ичил забастует и всё, пиши пропало. Я прошелся по лугам, нащипал себе мяты, зверобоя, чабреца. Зашел в перелесок и нашёл еще мать-и-мачеху. Так, чистотел не надо, слишком резкая трава, а вот ромашка подойдёт. Пришел к себе в домик и начал колдовать. Примерно через час отставил котелок в сторону, остывать. Сегодня нажрусь, ох, и нажрусь я сегодня.
Пошел дальше, по делам, подгонять своих артистов погорелого театра. Арчах и Боокко уже с вновь прибывшими акынами тёрли про насущное, то есть пропагандировали новые тенденции в искусстве. Семинар, короче, по обмену опытом. Я к ним подсел, послушал, вставил свои пять копеек. Я, конечно, понимаю, что начинать утро с бухла – это явный моветон и плевок в глаза обществу, но без ста грамм у меня язык не развязывался. А после ста пятидесяти и уподоблялся Джеффу Питерсу, тому, который в роскошном переплете с золотым обрезом. Собрался тусняк, человек десять, слушать новые байки. Я самозабвенно сочинял небылицы, надерганные из истории древнего Китая, эпосов и сказаний. Модифицировал пару-тройку русских народных сказок, Илиаду, Одиссею и подвиги Геракла, не касаясь, правда, его сексуальных предпочтений. Информационная война в разгаре. Плохие парни и хорошие парни. Плохие парни насилуют девочек, едят печень младенцев, беременных женщин приносят в жертву своим богам на чудовищных чёрных алтарях. Наши хорошие парни, как водится, с риском для жизни спасают человечество, прекрасных принцесс и между делом мочат в сортире плохих парней. Потом прошелся по новым подвигам Рэмбо, вспомнил Сонгми и замок Чёрного Властелина. "От мощного голоса его задрожали стены! И крикнул он еще раз: "Умбра! Полундра! Чучундра!" и рухнули стены, и вышли на свободу дети его и его жены, стада его и табуны. Возрадовались они и устроили большой Ысыах. И стали жить долго и счастливо. Я там был, бузу пил, по усам текло, а в рот не попало". Концовка получила полное одобрение присутствующих. Народ зашумел и стал требовать продолжения банкета, но я уже выдохся. Знамя борьбы за правое дело из моих ослабевших рук должен был подхватить Боокко, но я не учёл его тщеславия. Подлец, чувствуя слабину у меня в организме, подкатился насчет той песни, что я играл в дороге. Я, будучи выпиши, повелся на его увещевания, ну типа всё для фронта, все для победы. Мы пошли ко мне в домик, я порылся в рюкзаке и достал мобильник. Приказал Боокко закрыть глаза и слушать. Батарейка в мобиле была еще жива-здорова, так что пару-тройку подходящих композиций я ему воспроизвел. Тихо спрятал телефон и велел открыть глаза. Боокко сидел ошарашенный и молчал.
— Это твоё колдовство?
— Это не колдовство. В общем, хочешь быть знаменитым – молчи! Никому не говори, а то убьют тебя.
Боокко молча кивал в такт мои словам.
— А теперь пошли. Будешь сегодня новые мелодии играть.
Я заправил свою фляжечку новой порцией, и мы пошли пугать народ дальше. Боокко задумчиво что-то себе подвывал под нос, потом гордо вскинул голову и сказал:
— Да! Я сегодня исполню новую песню.
Мы вернулись к компании. Семинар по обмену опытом постепенно трансформировался в симпозиум[25]. Богема, она завсегда готова пить бузу на дармовщину. Как обычно, началось безудержное хвастовство, кто самый популярный певец в степи. Чуть не передрались. Потом Боокко запузырил новую мелодию. Степные певцы, те, которые постарше, немедленно отщепенца заклеймили, но молодняк, в основном ученики, восприняли новшества позитивно и даже подпевали и притопывали. Дискуссия о новых веяниях в искусстве начала переходить в активную фазу – Боокко аргументированно возразил оппоненту по голове бутылкой из-под бузы. Я не мог не поддержать прогрессивных начинаний виртуоза-самородка и въехал кому-то в ухо. Арчах уже отбивался от двоих, но на нашей стороне выступила молодая поросль. Разворачивалась весёлая драка. Новое отстаивало своё право на существование. Нашему совместному творчеству должен получиться знатный промоушн.
Как тяжело… Я приподнялся на кровати. Ну конечно же, я спал одетый. Потрогал распухшее ухо. Погладил заплывший глаз. Как хорошо-то… что бриться не надо. Но ничего. У меня есть ответ похмелью! Я добрался до своего котелка с микстурой и выхлебал почти половину. Ох… полегчало. Откинулся на подушку. Сейчас подействовать должно. И оно подействовало, чёрт побери. Сначала образовалось просветление в голове. Потом светлеть начало в лёгких, я упал на карачки, хрипел и исходил соплями. Потом благодать дошла до желудка и ниже. Короче, день прошел… не сказать чтобы зря, но в уютном кабинете на одну персону. Во второй половине дня я обессиленный выпал из него. В голове была лёгкость необыкновенная, вплоть до головокружения. Меня пошатывало. Ичил ждал меня возле моего домика, сидел, постукивая в свой бубенец… короче, в маленький бубен, и лыбился:
— Совсем плохой. Совсем белый. Совсем холодный. Отвар пил? Я посмотрел. Сильная вещь, я такого никогда не делал. Зря ты ромашку добавлял. У тебя полное очищение организма произошло.
И ржет, скотина. Все-таки, надо всякое сложное дело поручать профессионалам, а не самому хвататься. Чревато, в следующий раз выпадет прямая кишка и всё, останусь инвалидом. И вообще. Вчера был мой первый и последний прогрессорский подвиг. В следующий раз меня убьют. Наверное. Ростки нового здесь могут затоптать вместе с носителем. Как там Боокко с Арчахом? Живы ли? Ичил сообщил мне последние новости. Никто не знал из-за чего, но все знали, что вчера акыны серьезно поспорили. Эта новость передавалась из уст в уста и обрастала всякими подробностями. Вроде никого не зарезали, значит, спор носил непринципиальный характер, просто консерваторы начали беспокоиться за свои доходы. На праздник собралось прорва народу, помимо акынов и сказителей и всяких сэри с клоунами. Все жаждут хлеба и зрелищ, это я помню.
Я пнул своего слугу, чтобы принес что-нибудь поесть, у меня в животе образовался вакуум, надо его заполнить чем-нибудь вкусным. Попросил Ичила подождать меня, а сам пошел ополоснуться. Когда я уже вылез из бассейна, нарисовалась Сайнара. Нет мне покоя.
— Почему ты мне снился в бесстыдном виде? — начался обычный наезд. Ни здрассти вам, ни досвидания.
— Здравствуйте, уважаемая Сайнара. Да пребудет с тобой милость Тэнгри, — надо ткнуть её мордой в землю, — в бесстыдном? Разве любящим сердцам ведом стыд?
Она смутилась. Я немедленно провел эксперимент по Пизу: встал в позу сексуальной агрессивности. Я-то точно знаю, что такая поза способна смутить кого угодно, неоднократно проверял. Вот и Сайнара, начала вертеться, не понимая, что происходит. Её подсознание говорило одно, а я её говорил другое. Я подошел к ней вплотную и начал всякие развратные действия. Довёл девушку до полубессознательного состояния. Она, наконец, потребовала от меня прекратить "всё это" и отдышалась.
— Что ты сегодня делаешь? Почему ты меня не учишь?
— Я занят, дорогая. У меня на носу фестиваль, и еще кое-какие дела, что поручил твой дед.
— Я видела, как ты трудился вчера в поте лица. У тебя синяк на пол-лица. Опять надрались с акынами. Нашел с кем пить.
— Ну не с тобой же пить?
— Мог бы и со мной. А то раздразнил девушку и убежал к мужикам.
— Ладно, сегодня я вечером приглашаю тебя на рюмку вина, с фруктами.
— Нет. Сегодня я тебя приглашаю в гости. У тебя никакого понятия. Если девушка идёт к парню – это вообще! Позор! Шлюха! А если у девушки случайно оказался парень в гостях – то это значит, она не устояла перед ним.
Хех. Это кто же нашу застенчивую Сайнару так просветил? И меня сей момент приглашают на рюмку чая. Как-то неожиданно даже.
— Хорошо. Я приду сегодня к тебе вечером.
Мы дошли до моего домика, но Сайнара никуда не собиралась уходить. Она села на крылечке, и слушала наши с Ичилом разговоры. Ичил, собственно пришел не просто так. Он притащил образцы хлопушек, не знаю, из чего он их сделал. Перекусив, мы пошли куда-то в горку. Там Ичил развёл костёр и бросил в него какой-то белый шарик. Шарик сделал "пу-х-х" и всё. М-да.
— Что-то легковато, — сказал я Ичилу, — из чего делал?
— Варил опилки с тем порошком, из деревни, — ответил он.
— Ты не пугайся, но я тебе сейчас покажу, как должно быть.
Вынул пистолет и стрельнул Ичилу над ухом. Тот присел от страха и неожиданности и спросил:
— Это что?
— Это, мон шер, то, чем убили людей на Хотон Урахе. Ну, примерно такое же. У тебя звук должен стать таким же. Сайнара, ты спрашивала, чем я убил бойцов Халх, когда они на нас напали. Вот этой штукой и убил.
Ичил попросил пистолет подержать. Я разрядил его и дал шаману. Он повертел его в руках и спросил:
— Это труба так громко делает?
Я взялся объяснять суть огнестрельного оружия и сразу начал вставлять в разговор новые для них слова. Пусть привыкают, а что надо – поймут из контекста. Или спросят. С ними можно, Ичил и Сайнара тянутся к новому и без фанатизма. Язык, по сути, сам по себе инструмент прогресса, а железки – это результат. Стоит пытливому уму понять новую концепцию – за воплощением дело не станет. В итоге Ичил отдал мне пистолет и сказал:
— Я подумаю. Но если бы еще силы, я бы точно сделал.
— Какой силы?
— Есть разная сила. У тебя лежит в кармане, маленькая сила. Совсем маленькая.
Я пошарил в кармане и вытащил брелок с фонариком. Ичил прикоснулся к нему и сказал:
— Там есть сила. Слабая. Вот если бы такое много, то я бы сделал штуку, чтобы громко стреляла и огонь чтобы вылетал. У нас шаманы хотят найти силу по старым книгам, но ничего не получается. Пошли, я покажу, поговоришь с шаманами, может ты знаешь, как древние получали силу.
Блин. Он про электроэнергию говорит. Зачем она ему? Электролиз делать и водород получать? Я никак не могу понять логику, по которой у Ичила в голове ходят мысли.
— Я вот что еще хотел спросить, — произнёс он смущенно, — разреши мне из твоей травы сделать отвар для нашего старого шамана. Это мой учитель. Он помнит много, очень много. Тебе потом с ним интересно будет поговорить. Если он поправится, то даст разрешение смотреть на… на тайное.
Ну, в общем понятно. Ни одно доброе дело не останется безнаказанным. Я почесал репу и сказал:
— Ладно. Под твою ответственность. Он же разболтает всем?
— Нет. Ты не знаешь. В общем… не все шаманы вместе. Почти каждый сам за себя. Но есть шаманы, которые объединяются, чтобы искать странное. И Эрчим – один из старших. Есть ещё группы, но Эрчим если захочет – расскажет. Это… не для всех.
— Ладно. Лечи дедушку. Потом с ним сведёшь меня. И мне микстурки оставь. На всякий случай.
Ичил повел меня косогорами и буераками куда-то вдаль, в перелески. Тут, похоже, под крылом Тыгына собрались искатели тайных знаний, если посчитать количество постов с наблюдателями, мимо которых мы прошли. Сайнару пытались остановить, но бесполезно. Она так отбрила стражника, что у того уши покраснели. Это, наверное, тлетворное влияние пастухов низкого рода на девушку так подействовало.
Шаман, к которому меня привёл Ичил, сидел на корточках возле своего вигвама и листал какой-то букварь.
— Здравствуй Айхан! Пребудет с тобой слава Тэнгри!
— Слава Тэнгри и с вами, уважаемые. Ты, Ичил, привел мне Магеллан Атын? О, и уважаемая Сайнара пришла. Вообще-то женщинам здесь не место.
— А я не женщина, — отбрила старца Сайнара, — я девушка!
— Да, я привёл, — ответил Ичил.
Я оглядел поляну. Пара сараев плюс убогое жилище шамана. Это у них аскеза такая что ли? Или ему, в натуре, похрен на всё, что к делу не относится?
Шаман повёл нас в сарай, демонстрировать достижения. А внутри стоит сундук, красивый, полированный, всё какими-то веревками обвешано.
— Вот. Это штука, — и начинает что-то бормотать ни по-русски, ни по-харкадарски.
Я обошел вокруг этого чуда прикладного искусства и спросил:
— И что это должно обозначать?
Шаман зыркнул на Ичила. Ичил сказал:
— Можно, можно. Эрчим разрешил.
Походу, тут без меня уже всё решили, мой приятель заранее обо всём договорился. Знает же, подлец, что я добрый, не смогу отказать в лечении немощного праотца степного шаманизма.
— Это сила, — говорит шаман. — Как сделать так, чтобы у нас была сила. Но мы не можем найти такую вещь, — он ткнул пальцем в рисунок гроба. — Если бы у нас была сила, мы бы мы бы получили силу Отца-основателя, да пребудет с ним слава.
Масло масляное. Сила сильная. Шаман взял читать книжку:
— Сила, рождается в ящике, проходит через верёвки и раздается связывателями на съедение воротам. Управление раздачей кормления делается через рисунок между лицами. Мы все сделали, как здесь написано, но силу не получили, — огорченно произнес он, — я камлал, я принёс жертву духам, но всё бесполезно.
Шаман дал мне книжку, даже не книжку, а альбом, с такими же пластиковыми страницами, что я видел в городе у мастера.
— Это священная книга, что нас досталась, — он замялся, — в общем, это наследие Отца-основателя и его инженеров.
Вот как. Здесь знают слово "инженер". Многообещающе. Хотелось бы еще узнать, как эта книга к ним попала. Полистал альбом. Картинки и есть текст, совершенно мне непонятный. По внешнему виду этот буклет мне сильно-сильно напоминает тот, который прикладывают к любому телевизору, инструкция для блондинок. Картинки, подписи, стрелки. Буквально двадцать страниц. Та штука, что в сарае, один в один скопирована с картинок в книге. Очень тщательно, включая мелкие, едва заметные детали. Но понятно, что то, что нарисовано на картинках – сделано совсем не из дерева, пусть даже из полированного. Там, на мой технический взгляд, был изображен некий источник электроэнергии, включая распределительные устройства и систему управления. Инструкция по эксплуатации энергоузла. Руки вспотели, сердце заколотилось. Неужели это есть? Захотелось все бросить и срочно бежать его искать. Только вот то, что стоит в сарае – это карго-культ в чистом виде. Это, примерно, то же самое, если попытаться собрать телевизор по инструкции, которую с ним вместе продают.
Лениво, не выдавая своих чувств, спросил:
— Удивительное дело. Когда я слышу эти слова, в моей душе поднимается волна доброты и любви к миру. Хочется всех обнять. А что, таких священных книг у вас много?
— Двенадцать священных книг оставил нам Отец-основатель, — веско ответил шаман, довольный произведенным впечатлением, — не считая тех, что даны строителям и мастерам.
— Хорошо. Я постараюсь вам помочь, но мне нужны будут все книги. Ты поможешь их прочитать, я вникну в суть мудрости предков, буду камлать сам, ты просто не к тем духам обращался, — и добавил по-русски, — аппарат не построишь по инструкции по эксплуатации, там ни принципов не указано и даже намёков на принципы.
Договорились, что шаман по имени Айхан учит меня тому, что написано в тех книгах, а я по мере сил своих слабых, попытаюсь оживить деревянный ящик, что построили народные умельцы. А там или султан помрёт, или ишак сдохнет. Я увидел в этом новый путь в будущее. Пару мест, где можно найти источники энергии и сопутствующее оборудование я знаю, но я ни слова не понимаю в этих загадочных письменах. Зато шаман понятия не имеет о том, что это такое, зато умеет читать эти книжки. Конечный результат должен получить я, и только я, остальные идут лесом. Бу-га-га. Сила проходит через верёвки и раздаётся связывателями. Только мой незаурядный ум мог угадать, что речь идет о шнурах и проводах. И если бы Ичил не пробормотал по силу, я бы сейчас так же тупо смотрел на этот деревянный сундук и гадал, что за сила может быть в нём.
От Ичила мы с Сайнарой избавились. Он сделал вид, что ему куда-то срочно надо, а мы пошли в домик Сайнары. Домик, ага, из двенадцати комнат. В домике все было готово для куртуазного времяпровождения. Ну, в смысле выпить-закусить, светильники и всякие дымящиеся вазы с благовониями.
— Ты сегодня смотрел на меня, как на женщину? — спросила Сайнара.
— Ну а как на тебя смотреть, как на мужчину что ли?
— А ты знаешь, что за это наказывают. На конюшне порют.
— Ну, я же не конюх. И вообще я старшего рода. Меня нельзя пороть.
И тому подобный детский лепет, когда всем понятно, чем закончится дело, но как-то неизвестно, кто сделает первый шаг. Невинность – это штука тонкая, её надо деликатно ликвидировать.
— Почему ты меня не целуешь? Я тебе не нравлюсь!
— У нас принято считать, что поцелуй – это прелюдия…
— К чёрту прелюдии…
Не договорив, она сама начала расшнуровывать свою жилетку, приговаривая:
— Мерзавец, каков мерзавец…
Я помог ей освободить завязочки на шароварах, поглаживая по самым разным выпуклостям и целуя в совершенно определенные места. Она уже не постанывала, а просто рычала вполголоса, а потом мне пришлось своими губами закрыть ей рот, чтобы она и вовсе не заорала. Минут через несколько она открыла глаза и спросила:
— Я что, умерла? Нет… кажется.
Я поцеловал её в живот и сказал:
— Не умерла. Это называется "маленькая смерть", моя драгоценная.
Ну всё. Теперь меня Тыгын без всяких моральных терзаний может сажать на кол. В принципе на кол он и так может посадить, без всяких там гуманистических закосов. Или голову отрубить. Или утопить в сортире.
— Ты зачем это сделала? — спросил я у Сайнары, — что теперь люди скажут? А дед?
— Захотелось. Человек Старшего рода вообще никому ничего не обязан объяснять. И вообще, меня скоро замуж выдадут, так хоть я сделала это с любимым человеком. И вообще. Знала бы, что это так хорошо, сделала бы гораздо раньше. Тьфу, дура. Ну, ничего, свадьба нескоро, я всё успею…
Вот так, я уже любимый человек, и манера выражаться, и голос у Сайнары изменились. Добилась, в общем, своего. Потом её опять потянуло на телячьи нежности. Просто у девочки острая тактильная недостаточность, я её понимаю. Мамы нет, папа чёрт знает где шалается, дед суров. Такое вот было трудное детство.
простите мой нижегородский.
Кулинария, М, Госторгиздат, 1955., стр. 665.
Вилли Шакеспеаре
Ломоносов М.
симпосий, если кто не помнит, пьянка у древних греков.