— Значит, решено, — сказала черепаха.
Я встал.
— Сядь, — сказал бармен. — Не надо никуда идти. Твоего сына сейчас приведут.
— Да, — сказал я, — конечно. Просто… понимаете?
— Да, — сказал бармен, — понимаю. Выпей кофе.
— Спасибо, — сказал я, принимая чашку из его рук. Сделал глоток и поставил чашку на стойку.
Все молчали, а во мне, словно комариный зуд, чесался и нудил вопрос. И я хотел, и всё никак не решался его задать.
Есть у меня такое — иногда мне надо усилие делать, чтобы что-нибудь спросить.
— А что будет с нами?
Как видите, я всё-таки решился.
— Вы вернетесь домой, — сказала черепаха. Так быстро сказала, словно ждала этого вопроса.
— А что будет с Никитой?
— Твой сын забудет обо всём, — сказал Лю. — Но не до конца. Знание об убийстве будет сидеть у него внутри (я зябко повёл плечами), и когда выпадет случай, он не будет сомневаться.
— Ага…, — сказал я. Это всё понятно, но не об этом я хотел спросить. — Только… Какой он сейчас?
— Что значит какой? — недовольно спросил председатель. — Это твой сын.
— Да, конечно… Но ведь он вроде взрослел?
— Прости, пожалуйста, — сказала черепаха.
— Да? — повернул я голову и понял, что она обращается не ко мне.
— … я задам вопрос тебе, — продолжала меж тем черепаха.
— Конечно, — сказал мой сын.
— Ты же ведь сам всё это придумал. Это ведь была твоя идея — забрать мальчика. Отчего так вышло?
Стало тихо, и в этой тишине было слышно, как что-то кипит на кухне.
— Не знаю… — медленно сказал сын. — Это сложно объяснить…
Прямо физически было видно, как он мучительно ищет точные слова, растягивая время стандартными оборотами.
— Это просто обида… стена… она не вдруг появилась. Папа её день за днём строил... Прости, папа… из мелочей. Тут накричит, там не выслушает… засмеёт перед гостями.
Господи, подумал я, неужели я всё это делал… то есть буду делать, и увидел, как бармен утвердительно кивает головой, глядя на меня печальными глазами.
— … и никак ему не рассказать о своих проблемах, видно, что для него это всё мелочь и ерунда … чепуха, сынок, не обращай внимания… Вопрос этот дурацкий: в кого ты такой… как будто неясно, в кого… Такая заманчивая была идея… выкрасть себя у своего же отца и сделать себя самому. Уж я-то помню, что мне надо. Себе-то я уж как-нибудь помог бы, верно?
— А что-нибудь плохое было? — спросил Тимур.
— Дурак что ли? — ответил Макс. — Не буду я про плохое вспоминать.
— А что такое? — прищурился Тимур.
— Ну то есть я НЕ ХОЧУ вспоминать про отца не очень хорошее. Просто — не хочу.
— Папа.
Я обернулся мгновенно. И радость буйною волною прыгнула в моём сердце.
В дверях стоял мой сын.
Мой маленький четырёхлетний сын.
Кажется, я рассмеялся.
Лишь миг спустя я увидел, что он не один, его держит за руку печальная Джоанна.
Я встал на колени, раскинув руки.
— Никита. Сынок.
Мой сын подошел ко мне, и я крепко прижал его к своей груди, вдыхая запах его волос. Как хорошо пахнет голова моего сына. Как я скучал по этому запаху. Как мне будет этого не хватать, когда он станет большой.
Джоанна смотрела на нас, и улыбка дрожала в её блестящих глазах.
— Никита.
Я поднял голову. Бабайка смотрел на нас и улыбался.
— До свидания, Никита, — сказал он.
— До свидания, — сказал мой сын. — Папа, а знаешь, его тоже Никита зовут.
— Да, — сказал я, улыбнувшись вымученно, — знаю.
— Прощай, папа, — сказал бабайка.
— Прощай, сынок.
— Вам пора. Лю вас проводит.