«Водные процедуры» были ещё одной возможностью для общения, и более свободного, чем во время работы: в помывочной надзиратели не присутствовали, а дежурили за дверью. Мужчины и женщины мылись раздельно; летом обходились холодной водой, зимой Ингвар добавлял в каждый тазик по ковшику горячей. Я подружилась с ним. Этот кусок немецкого сала, в отличие от охраны, не был злобен и не находил удовольствия в издевательстве над узниками, и я питала к нему симпатию. Нравился он и другим узникам. Среди нас было несколько его соотечественников, и он никогда не упускал возможности поговорить с ними по-немецки.
«Водной процедуре» предшествовало бритьё головы, обязательное для всех независимо от пола; отрастающая щетина беспощадно уничтожалась, и даже пятимиллиметровый ёжик был непозволительной роскошью. Женскую часть осуждённых Ингвар умел развеселить шутками о практичности такой причёски и высказываниями наподобие того, которым он утешил меня в день моего прибытия в замок, когда он впервые сделал мне эту причёску. Его слова о разнице в десять дюймов — такова была приблизительная высота моего черепа от макушки до шеи — навсегда запомнились мне: заострённое железо сняло только мои волосы, хотя могло снять и голову. Его умение во всём видеть положительную сторону было поразительным, а умение убедить других в существовании этой положительной стороны и вовсе не поддавалось измерению, поэтому на «водные процедуры» мы шли не только за очищением тела, но и за порцией общения и оптимизма. И никакие надзиратели не могли этому помешать.