— Сегодня ты узнаешь смысл жизни, детка, — сказала Эйне.
Это громкое заявление, не спорю. Но она именно так и сказала, прежде чем схватить меня и взмыть со мной в тёмное небо. Прохладной и звёздной августовской ночью, едва позволив мне накинуть кое-что из одежды, она утащила меня из тёплой постели, чтобы показать мне весь мир.
Мы летели над городом, над его ночными огнями, мерцающими под нами, как океан звёзд. Мы мчались выше самых высоких крыш, намного выше. До земли, наверно, было не меньше километра. Сказать, что это было захватывающе, значит ничего не сказать. Город остался уже позади, мы летели над лугами и лесами, над оврагами и холмами, и под нами то и дело зеркально взблёскивала серебряная от луны гладь озёр и озёрец, вились блестящими лентами реки и речушки. В ложбинах лежал седой туман, дышали сыростью болота, на пожарищах торчали чёрные остовы деревьев, мелькали песчаные пляжи и раскидывались блестящие от росы поля. В лунном свете её крылья серебрились и переливались, встречный ветер откинул назад её волосы, и она была одновременно жуткой и завораживающей.