Она бросила деревянную лопату, которой разгребала снег.
— Мама!
Нас разделяли прутья чугунной ограды. Я могла бы очень легко перемахнуть через эту ограду, но не стала этого делать. Я только взяла её просунутую сквозь прутья ручку в вязаной перчатке и поцеловала. Её глаза сияли, щёки рдели.
— Мама, ты пришла за мной? Ты заберёшь меня?
— Разве тебе плохо здесь?
— Я здесь одна… Юля меня навещала только один раз.
— Здесь плохие условия?
— Нет, условия хорошие… У меня отдельная комната, кормят три раза…
— Учителя хорошие?
— Да, но… Мама, ты меня разве не заберёшь?
Она прижалась к прутьям — сиротливая фигурка. Как зверёк в клетке. В глазах — боль и слёзы.
— Я буду навещать тебя, детка. Там, со мной, тебе нельзя оставаться.
— Почему нельзя? Мне там понравилось… Да, пусть там холодно, но там я с тобой, мама! Туда ты хотя бы иногда возвращаешься… а сюда ты не придёшь!
— Почему ты так думаешь? Нет, моя родная, я обязательно буду к тебе приходить. Потому что я не могу без тебя.
Она отступила от ограды, горько качая головой.
— Не придёшь… Ты забудешь про меня…
— Карина, как я могу про тебя забыть? Ведь ты моя куколка, моя родная девочка, я тебя люблю! Просто сейчас такое время… Пойми, родная. Здесь тебе будет лучше.
На её побледневших щеках ещё рдели маленькие пятнышки — остатки румянца. На ресницах повисли огромные капли.
— Никогда мне не будет лучше там, где нет тебя…
И она отступила ещё.
— Карина, стой! Нет, не уходи!
Я просунула руки сквозь прутья и успела схватить её. Притянув Карину к ограде, я положила ладонь ей на затылок и пригнула её голову так, что лицо втиснулось меж прутьев.
— Я приду ещё, куколка. Не скучай, я обязательно приду. Живая или мёртвая… Вот, это тебе. — Я всунула ей в руку большую плитку шоколада и фарфоровую фигурку ангела. — Пусть он хранит тебя, пока меня нет. Но я приду, ты не сомневайся.