Каспар выглядел виноватым, не мог смотреть мне в глаза.
— Аврора… На Карину было покушение. Орден пытался похитить её. Прости, мои люди сплоховали.
За два месяца я навестила её три раза. Она плакала. В последний раз она мне сказала: «Я боюсь, мама. Я видела какие-то чёрные тени над крышей вон того здания». И показала на здание напротив школы. Я сказала: «Не бойся, всё будет хорошо». И поручила Каспару присмотреть. А он просмотрел.
— Кто её отбил у похитителей? — спросила я. — Наши? «Волки»?
— Нет, — сказал Каспар. — Какая-то чужая — на первый взгляд, подозрительная особа. Она обратилась к первым встречным «волкам» и передала им девочку с рук на руки. Мы её на всякий случай задержали — подумали, что ты захочешь с ней побеседовать.
— Захочу, — кивнула я. — Но позже. Сначала к Карине.
«Волки» доставили Карину в центр к доку Гермионе: она была без сознания. Над прозрачным куполом синело мартовское небо. Глаза Карины были закрыты, как будто она спала, но это состояние не являлось сном. Док сказала, что не может сразу наверняка определить, какое нужно лечение. Требовалось всестороннее обследование.
Алекс тоже был здесь — как всегда, суровый и сдержанный, но на груди у него блестела та брошка. Упорство, с которым он неизменно носил Каринину легкомысленную «безделушку», словно орден, у кого-то вызывало усмешку, но, как правило, ненадолго — до первого свирепого взгляда Алекса.
— Аврора, тебе следовало поручить её охрану мне, — сказал он.
Наверно, он был прав. Брошка блестела красноречивее слов.
На тумбочке возле кровати стояла фигурка ангела с отломанным крылом. Ею Карина выбила глаз одному похитителю. Она защищалась, как могла.
Руки Карины были тёплыми, она дышала, но не просыпалась и ни на что не реагировала. На первый взгляд это было похоже на обыкновенный сон, но док сказала, что это сон патологический. Карину нельзя было разбудить.
Я нагнулась к её ушку и позвала:
— Куколка… Доченька, ты меня слышишь? Это мама.
Она не открыла глаза, не улыбнулась. Каспар угрюмо молчал. Он чувствовал себя виноватым. В его взгляде сквозила тревога. Он смотрел на Карину и думал о том, что я с ним сделаю, если она не проснётся. Я сказала, отвечая на его мысль:
— Я отрублю тебе крылья, определённо.
Он вздрогнул: у меня жена и двое детей. Я сказала:
— Молись, чтобы она проснулась. Молись хоть самому дьяволу.
Как ему стало нехорошо! Он пошёл по коридору, сутулый и озабоченный, но я догнала его. Он вздрогнул, почувствовав мою руку на своём плече. Я повернула его к себе лицом, упёрлась своим лбом в его лоб.
— Каспар, кореш ты мой… Как ты мог подумать, что я могу искалечить тебя? — сказала я, глядя ему в глаза. — Да, ты виноват, ты недоглядел, не выполнил моё поручение. Но виноват не только ты. Я тоже. Мне следовало… Ладно, не будем сейчас говорить, что мне следовало… Это жжёт мне сердце.
— Что я могу сделать? — спросил он.
— Охраняй её, — сказала я. — Это теперь твой единственный пост.
Он кивнул — а что ему ещё оставалось?
После этого я направилась прямиком в изолятор. В камере было темно, и я, стоя в приглушённо освещённом коридоре, могла разглядеть только очертания фигуры с тлеющей сигаретой между пальцев, сидевшей с ногами на койке. Дежурный, стукнув по решётке, приказал:
— Задержанная, встать! С тобой хочет поговорить Аврора.
Фигура спокойно поднялась с койки и неспешно подошла к решётке. Свет озарил её лицо, и я узнала Эйне. Уголки её губ были чуть приподняты — не то насмешливо, не то дружелюбно, не разберёшь. Как всегда, растрёпанная, с седой прядью, в потёртом кожаном костюме, она смотрела на меня сквозь сверхпрочные прутья решётки своими загадочными глазами.
— Ты? — пробормотала я.
— Привет, — сказала она.
Я смотрела на неё, а она посасывала докуренную уже почти до фильтра сигарету, выпуская дым в сторону.
— Это ты спасла её?
Она усмехнулась.
— Да никого я не спасала, — сказала она. — Девчонка так билась и царапалась, что эти идиоты уронили её. Одному она своей игрушкой глаз выбила. Мне оставалось её только подхватить. Я ничего не делала — в смысле героизма. Как она там?
— Не очень хорошо, — сказала я. — Она не просыпается.
Эйне нахмурилась.
— Не просыпается, говоришь? Значит, кто-то из этих ребят обладал искусством погружения жертвы в летаргию.
— И как её можно разбудить? — спросила я.
Эйне покачала головой, впилась губами в свой дотлевающий бычок.
— Дело плохо… Она может проснуться, а может и не проснуться. Всё будет зависеть от неё самой. Ничего сделать нельзя, можно только ждать и надеяться, что она выкарабкается.
Я шагнула к ней, взявшись руками за прутья решётки.
— Она моя дочь, — сказала я тихо. — Я люблю её. Если она не проснётся… — Я умолкла.
Эйне бросила окурок на пол и притоптала.
— Будем надеяться, что она проснётся. Слушай, у меня курево кончилось. Ты здесь командир? Так вот, если ко мне нет претензий, то либо прикажи меня выпустить отсюда, либо, если я застряла здесь надолго, обеспечь меня хотя бы сигаретами.
Я достала свои, проверила пачку — она была почти полная — и протянула Эйне.
— Вот спасибо, — усмехнулась она, сунув пачку в карман. — Это, как я понимаю, значит, что я тут застряла?
— Послушай… Как насчёт того, чтобы перейти к нам? — сказала я. — Ты, я вижу, ещё не в «Авроре»? Сейчас самое время сделать выбор.
Она усмехнулась, ковыряя ногтем одного пальца подушечку другого.
— Звучит заманчиво… Только вот я сама по себе. Ничей мундир надевать я не хочу.
— Аделаида говорила так же, — сказала я. — Ты знаешь, что с ней стало?
Эйне смотрела на меня иронически.
— Полагаю, вы её… — И она прочертила большим пальцем поперёк шеи.
Я рассказала ей, что сделала Аделаида, и что было сделано с ней. Эйне слушала, прислонившись к стене, достала из подаренной мной пачки сигарету и чиркнула зажигалкой.
— Она просто старая, выжившая из ума идиотка, — сказала она. — Нехорошо так о покойных, но всё-таки это было глупо с её стороны — настучать и пребывать в святой уверенности, что «Аврора» ей не отомстит. Жалко старушку… Она была забавная.
— Если ты не с «Авророй» — значит, ты с Орденом, — сказала я. — Следовательно, ты наш враг. Здесь делается так: захваченный член Ордена, не пожелавший перейти к нам, подлежит уничтожению.
— Вот как, — хмыкнула Эйне. — Радикально. И что ты посоветуешь?
— Переходи к нам. Твой поступок вполне в духе члена «Авроры».
Она выпустила длинную струю дыма, прищурившись.
— Да это и вышло-то вроде как случайно, — сказала она сквозь зубы. — Смотрю — летит девчонка, а сверху в небе — два каких-то типа. Ну, значит, уронили или бросили. Я только подставила руки и сделала ноги, то есть, крылья. Ничего такого я не сделала.
— Но ты передала её «волкам», — сказала я.
— Только потому что это их работа, а я спасением людей не занимаюсь. — Эйне присела на корточки, прислонившись спиной к стене. — Нет, детка, не соблазняй меня. Можешь отправить меня на гильотину, если хочешь… Мне по барабану.
— Это было бы плохой благодарностью за спасение Карины, — сказала я. — Я дам тебе время подумать.
— Пустая трата времени, — сказала она. — Я уже сказала, что ни под чью дудку не пляшу и до «Авроры» мне нет дела. Я кошка, гуляющая сама по себе. Поступай со мной, как знаешь. Либо казни, либо отпусти.
Что я могла с ней сделать? Возможно ли было её подчинить? Мне в это не верилось, и я отдала приказ выпустить её — на свой страх и риск. Если бы она была членом «Авроры», я бы объявила ей благодарность, а так ограничилась только тем, что отпустила. Стуча каблуками ботфорт, она прошла мимо меня с сигаретой в зубах на свободу, насмешливо отсалютовав мне рукой.