Тело Великого Магистра было возвращено в усыпальницу, с объяснениями и извинениями перед руководством Ордена. Юля, я и Оскар вынуждены были смиренно принять на себя град упрёков и пустить в ход всю возможную дипломатию, чтобы успокоить их истерику. Дабы исключить возможность нового конфликта и дать хоть какую-то сатисфакцию скорбящим членам Ордена за надругательство над останками их главы, пришлось принести в жертву бойца, проявившего самодеятельность: он был уволен и исключён из «Авроры».
Октавиан был мёртв, но война ещё не окончена, и мы всё ещё несли потери в стычках с разрозненными остатками «Истинного Ордена». Хотя мы были почти уверены в том, что у них уже не будет сколько-нибудь достойного вожака, следовало довести уничтожение «Истинного Ордена» до конца.
Едва оправившись после сложной операции по восстановлению крыльев, Гриша вернулся в ряды «волков» и сразу же ринулся зачищать остатки банды Октавиана. А те, как ни были деморализованы, всё-таки ухитрились напоследок нанести болезненный удар — не по силам «Авроры», а скорее по сердцам Юли и Карины.
Группа Алекса вернулась на базу изрядно поредевшей. Звук их шагов насторожил моё ухо и заставил сжаться сердце: «волки» ступали необыкновенно тихо и устало. Юля тоже напряжённо подобралась, чуя недоброе. Пепел с её сигары упал мимо пепельницы, и она вздрогнула, услышав за дверью голос Алекса:
— Разрешите войти?
Стискивая пальцами сигару, она жестоко мяла её. Она не могла подняться с кресла, и я сама открыла дверь. Алекс стоял на пороге, весь забрызганный кровью и грязью, с тёмным от щетины подбородком. Я даже не сразу узнала его.
— Разрешите? — повторил он глухо.
Под мышкой он держал чёрный пластиковый пакет, в котором было что-то похожее по очертаниям на мяч. Я молча кивнула, и он вошёл. Каблуки его ботинок стукнули приглушённо, но чётко. Заговорить он смог не сразу, несколько секунд молча смотрел на Юлю.
— Прошу прощения, что я явился в таком виде, — сказал он наконец. — Но я решил доложить незамедлительно.
Юля неотрывно смотрела на округлый предмет в чёрном пакете, а её пальцы крошили сигару. Алекс, кладя пакет на стол, сказал:
— Боюсь, у меня печальные новости. Я… Простите, я не уберёг вашего сына. Здесь то, что осталось от него… Всё, что удалось сохранить.
Растерзанная сигара упала в пепельницу, и бледные пальцы Юли потянулись к пакету. Заглянув туда, она не закричала, не лишилась чувств: у неё только чуть дрогнули губы.
— Как это произошло? — глухо спросила она.
Алекс стал чётко и последовательно рассказывать, а я, признаться, почти не слушала его: меня беспокоило другое. Сюда шла Карина. Даже не шла, а бежала: от уцелевших «волков» она узнала страшную весть. Я вышла за дверь, и вовремя: Карина билась в руках Виктории.
— Пропусти меня! — кричала она. — Пусти сейчас же!
Удерживая её, Виктория повторяла:
— Нельзя, нельзя. Сейчас туда нельзя.
Увидев меня, Карина сразу бросилась ко мне.
— Мама, я не верю! Он не мог!.. Он мне обещал…
Я, как могла, удерживала её, но, боясь причинить ей боль, держала недостаточно крепко, и ей удалось прорваться. Но дальше порога она не прошла: её не пустил Алекс, грудью преградив ей путь. Из его железной хватки она, сколько ни билась, так и не смогла вырваться.
— Тише, милая. Не надо.
Алекс легко подхватил её на руки, как тряпичную куклу, а она осыпала его плечи градом ударов и кричала. Он отнёс её в её комнату, уложил на кровать и ещё пару минут удерживал.
— Я сожалею, детка… Это случилось. Никто из нас от этого не застрахован, «волки» рискуют жизнью ежеминутно.
Вряд ли это могло её утешить, и Алекс это понимал. Смертельно усталый, весь покрытый грязью и кровью, чужой и своей, он хотел только одного: чтобы она обняла его и сказала, как она рада видеть его живым. Он с болью смотрел, как она рыдала, а потом тихо позвал её:
— Карина…
Звук её имени, произнесённый его низким и суровым, мужественно-хрипловатым голосом, был необычен: чаще он называл её так же, как я — «куколка». Она услышала и вздрогнула. И разглядела его — может быть, впервые. Она увидела на нём кровь и ужаснулась.
— Если ещё и тебя убьют, я не выдержу… Я больше не могу так!
Алекс молча прижал Карину к себе. Она во весь голос рыдала и уже сама не отпустила его, когда он, увидев меня, попытался мягко освободиться от кольца её рук. Он сказал ласково:
— Пусти, детка. Мне надо привести себя в порядок. Я ещё зайду к тебе.
Сидя рядом с Кариной, я не знала, что ей сказать: слов утешения не было. Да если бы они и были, приняла бы она их? Оставалось только дать ей выплакать её первое настоящее горе. Оставив с ней Викторию, я вернулась к Юле.
Она всё так же сидела, неотрывно глядя на чёрный пакет остановившимся взглядом и терзая в пальцах новую сигару.
— Вот что я предлагаю, — сказала она. — Всех, кто ещё остался от этой шайки, на месте мы убивать не будем. Будем захватывать их живыми и сажать в камеры, где они будут дожидаться казни. Насчёт способа казни надо подумать… Она должна быть мучительной. Как насчёт того, чтобы сначала четвертовать, потом выпустить кишки, а уж потом обезглавить?
— По-моему, это уж слишком, — сказала я. — Не надо никого мучить. Думаю, вполне достаточно просто истребить их.
В сухих глазах Юли сверкнул ледяной отблеск ярости.
— Какая жалостливая! Разве не справедливо предать их точно такой же смерти, какой умер мой сын? И ещё… Думаю, следует истребить и всех бывших членов Ордена.
— Ты в своём уме, Юля? — поразилась я. — Мы же заключили мир!
Она швырнула в пепельницу остатки сигары, которую она опять беспощадно изорвала и раскрошила.
— Мы зря это сделали. Нужно было идти до конца и изничтожить их всех до последнего!..
— В этом я участвовать не буду, — сказала я. — Если ты хочешь устроить резню, я слагаю с себя командование «волками» и ухожу из «Авроры». Не скрою: всё это мне уже давно чертовски надоело. Прости, Юля, что говорю тебе это в такой тяжёлый момент, но «Аврора» никогда не была моей. Она твоё детище, ты всё это придумала и создала, использовав меня как символ. Я по своей природе одиночка, проживу как-нибудь.
Юля подняла взгляд. Её губы задрожали.
— Аврора, нет… Ты не должна уходить, не должна бросать нас. Это же будет катастрофа! Нет, об этом не может быть и речи. «Аврора» не может без тебя. Если тебя не будет с нами, всё потеряет всякий смысл.
— А был ли он вообще когда-нибудь, этот смысл? — усмехнулась я. — Ладно, не будем сейчас заводить споры… Я соболезную тебе от всего сердца, но согласиться с тем, что ты предлагаешь, не могу. Мы не должны творить зверства и мы не будем этого делать. Остынь немного, успокойся, и тогда поговорим.
Карина уже не кричала и не рыдала: она лежала на спине, глядя в потолок мёртвым, неподвижным взглядом. Я отпустила Викторию, а сама вновь села рядом с Кариной, но опять не смогла придумать никаких утешительных слов.
Алекс сдержал своё слово и зашёл к Карине — уже чистый и тщательно выбритый. Увидев меня, он вытянулся и замер.
— Ладно, расслабься, — сказала я.
Алекс подошёл поближе к кровати Карины.
— Я хотел узнать, как она, — сказал он.
— Сам видишь, — ответила я. — Пока неважно.