История с моим исчезновением из морга утряслась, пришлось дать кое-какие объяснения. Не хочу говорить ничего плохого об Алле, но мне кажется, она была бы рада, если бы из морга я отправилась туда, куда обычно все отправляются — на кладбище. Моя мнимая смерть, а потом невероятное воскрешение так подействовали на отца, что он ещё целую неделю ходил как пьяный, хотя было достоверно известно, что он ничего не пил. Алла, хоть некоторое время после этого и молчала, всё же лучше ко мне относиться не стала. Она не верила, что я не принимаю никаких наркотиков. А потом ещё и выяснилось, что она беременна, и отец совсем воспарил на седьмое небо.
Первого ноября пошёл снег. Услышав, что кто-то скребётся в окно, я подняла голову и увидела бледное лицо Эйне. Решив, что впускаю её в последний раз, я открыла рамы, и она вместе с потоком холодного воздуха бесшумно перепрыгнула через подоконник. На её взлохмаченной гриве висели хлопья снега.
— Лёля, — сказала она, впервые за время нашего знакомства назвав меня по имени. — Я знаю, ты всё рассказала отцу. Зачем ты это сделала?
Я пожала плечами. Она прошлась по комнате, остановилась передо мной.
— Не следовало этого делать, — сказала она, и мне от её тона и взгляда стало страшно.
— Он всё равно не поверил, — пробормотала я. — Они с Аллой решили, что я наркоманка.
— Это не имеет значения. Ты не должна была рассказывать о нас.
Эйне, вспрыгнув на подоконник, смотрела на кружащиеся хлопья снега. В такую уже почти по-зимнему холодную погоду под её кожаным жакетом по-прежнему не было ничего: в промежутке между брюками и полой жакета виднелась голая поясница.
— Зря ты это сделала. Человек, узнавший о хищниках, должен умереть.
Она скребла ногтями по подоконнику, сидя на корточках и не глядя на меня. До меня дошёл смысл её слов, и меня словно пружиной подбросило.
— Не смей! Если ты тронешь папу…
Она посмотрела на меня холодными, тёмными и страшными глазами с колючими искорками в глубине.
— То что? — усмехнулась она.
— То я убью тебя, — сказала я.
Она покачала головой.
— Тебе не по силам со мной тягаться.
Не успела я занести руку для удара, как вдруг оказалась на полу, придавленная телом Эйне, с зажатыми, как в тисках, запястьями. Её губы были в сантиметре от моих.
— Тебе со мной не справиться. Я не хочу причинять тебе вред. Сегодня я хотела сказать тебе совсем другое… Лёля. — Она произнесла моё имя полушёпотом, закрыв глаза, и её губы защекотали мне шею. Я помертвела, почувствовав кожей прикосновение её клыков, но она только пощекотала меня ими.
— Пусти меня, дрянь, — процедила я.
Она встала.
— Прости, детка. Я не могла этого предотвратить, это было неизбежно.
Я хотела вскочить, но её сапог ступил мне на грудь и придавил к полу.
— Лучше лежи, а то до добра это не доведёт.
Я скрипнула зубами, пытаясь высвободиться.
— Ненавижу тебя!..
Она горько усмехнулась.
— Мне жаль, Лёля… Ты чересчур привязана к отцу, и совершенно зря. Он всего лишь жертва. А ты другая.
— Нет! — крикнула я, пытаясь выбраться из-под её ноги. — Я не другая и не буду другой!
— Ты другая, Лёля, — повторила Эйне с нажимом. — Уже сейчас другая, хоть и пока ещё человек. Я выбрала тебя, потому что чувствую в тебе это. Ты не должна быть жертвой, и ты ею не будешь, обещаю.
— Не смей трогать папу! — крикнула я со слезами, придавленная её ногой, как червяк.
Помолчав, она сказала:
— Он уже мёртв. Доказательство ты найдёшь на крыльце.