По календарю началась весна, но на улицах было ещё много снега. Мою последнюю неделю в человеческом облике я провела, сидя безвылазно дома и соблюдая суровый пост — для очищения организма перед превращением. На день мне полагалось три литра подкислённой лимоном воды, а вечером Аделаида приносила мне чашку очень сладкого чая. Она сама его готовила, заливая кипятком чайные пакетики и кусочки сахара. Режим мне полагалось соблюдать полупостельный. Что я делала в постели? Читала — с утра до вечера. Это немного отвлекало меня и успокаивало. Читать мне не воспрещалось, не разрешалось только выходить из дома. На четвёртый день меня начало шатать от слабости, и когда я влезла на скамеечку, чтобы достать с полки новую книгу, у меня закружилась голова, а перед глазами всё застлала коричневая пелена. На грохот моего падения примчалась Аделаида — прямо-таки материализовалась надо мной из воздуха.
— Деточка! Ну, зачем же вы встали сами, попросили бы меня… Я бы подала вам, что нужно. Мне совсем не трудно. Ну-ка, держитесь за мои плечи.
Она легко, как куклу, подняла меня и перенесла обратно на кровать. Уложив меня и укрыв одеялом, она принесла мне стопку книг и сказала:
— Пожалуйста, дорогая, читайте. Теперь вам не придётся вставать.
Она была сама предупредительность. Но когда я, совсем изнемогая от голода, пробралась на кухню, чтобы хотя бы погрызть сахара, Аделаида застукала меня на месте преступления и сурово сдвинула брови.
— Это что такое? Девочка ворует сахар! Сейчас я кого-то отшлёпаю!
Она поставила коробку с рафинадом на самую верхнюю полку, чтобы я из-за слабости не смогла до неё добраться, и погрозила мне пальцем. Опустившись в изнеможении на стул, я залилась бессильными слезами.
— Ну что вы, дорогая моя!
Аделаида вытерла мне щёки кружевным платочком и, как ребёнка, унесла на руках в спальню.
— Милая, поймите, это необходимо. Ваш организм должен полностью очиститься от всех остатков человеческой пищи. Только при этом условии превращение может пройти благополучно.
За три дня до назначенной даты меня начали ежедневно мучить очистительными клизмами — утром и вечером. Их проводила, разумеется, Аделаида. Мурлыча себе под нос какую-то французскую песенку, она втыкала мне в зад наконечник резиновой трубки, а потом подставляла мне, совершенно обессиленной, горшок. Я стонала, а она благодушно успокаивала:
— Ну, ну, ну… Всё хорошо, всё замечательно.
Помимо клизм мне давали слабительное. Горшок стоял рядом с кроватью, поскольку добежать до туалета у меня не хватило бы сил.
Слабая, еле живая, но очищенная, я лежала в постели, когда пришёл Оскар. Он принёс два букета тюльпанов — для меня и Аделаиды: оказывается, сегодня было 8 Марта.
— С праздником, дорогие дамы!
Аделаида рассыпалась во французских благодарностях, а Оскар, склонившись надо мной, спросил:
— Ну, как мы себя чувствуем?
— Душа не держится в теле, — прошептала я.
— Ну, ничего страшного.
Оба букета были поставлены возле моей кровати. В руках Оскара я увидела какой-то пакет, и мои очищенные, ослабевшие кишки похолодели. Заметив направление моего взгляда, Оскар улыбнулся. Он достал из пакета шприц, резиновый жгут, какую-то картонную коробочку, а также высыпал целую гору пластинок гематогена.
— А это для чего? — спросила я шёпотом — громко я не могла разговаривать от слабости.
— Придёт время — узнаешь, — ответил Оскар с улыбкой. — Ну что ж, моя девочка… Настал великий день.