— Ну, как она вам? — спросил Оскар Аделаиду.
Аделаида взяла моё лицо в свои ладони и полюбовалась мной с улыбкой.
— Красавица, — сказала она.
Её ладони перестали быть холодными, и я догадывалась, почему. Наши температуры сравнялись. Аделаида достала из ящика комода старинное зеркальце в резной оправе из слоновой кости и взглянула на Оскара. Тот кивнул. С зеркальцем в руках Аделаида подошла ко мне и сказала:
— Посмотрите, милочка, какая вы стали.
Мои серовато-бледные руки взяли зеркальце и поднесли к лицу. Из тёмного овала в оправе на меня глянуло мраморно-белое лицо — ни кровинки на щеках, с огромными тёмными омутами глаз. Странное дело, когда они успели так потемнеть?.. Ведь были же светло-голубые. Или дело в зрачках, ставших жутковато подвижными, с постоянно меняющимся диаметром? Жуткие глазищи… Не мои, точно. Вдруг меня осенило…
— А почему я отражаюсь? Ведь вроде бы вы… — Я осеклась, осознав, что уже сама теперь принадлежала к тем, кого только что обозначила этим местоимением «вы», — к хищникам… И мой язык, с трудом повернувшись, поправил эту оговорку: — То есть, МЫ… не должны иметь отражения.
Оскар пристально следил за этими моими колебаниями между «вы» и «мы». Когда я, споткнувшись, выговорила «мы», в чёрной холодной бездне его гипнотического взгляда отразилось нечто вроде одобрительной усмешки. А над моим вопросом он мелодично и мягко, беззлобно рассмеялся, словно услышал детский лепет.
— Очередное людское заблуждение относительно НАС, дорогая, — сказал он. — Как видишь, отражение мы имеем. Ну что ж… Поздравляю тебя! Вот и свершилось… Всё плохое позади. Ну-ка! — Он склонился ко мне, взял за подбородок. — Открой ротик, малыш.
Я открыла рот, и Оскар засиял довольной улыбкой.
— Вот они, наши зубки! — сказал он ласково. — Какие хорошенькие, беленькие, острые! Им так и не терпится в кого-нибудь вонзиться, да?
В его глазах зажглись красные огоньки. Я поворочала во рту языком. Странные ощущения. С зубами было явно что-то не так… Клыки как будто не удлинились, но стали крупнее и выпирали из дёсен вперёд непривычно большими буграми. Такое чувство, будто мне вставили вместо клыков зубы крокодила, глубоко и крепко загнав их в челюсть, которая тоже, кажется, изменила своё строение.
— Они не очень… длинные, — пробормотала я, рассматривая себя в зеркале, услужливо демонстрировавшем во всех подробностях форму моего нового прикуса.
Оскар улыбнулся.
— Они примут нужную длину, когда ты почуешь добычу, — шепнул он мне на ухо.