Александр не ответил, сам переживая за Леонидова и стараясь отделаться от назойливой мысли: совсем недавно черные тучи кружили над головой Владислава, теперь они словно сдвинулись и нависли над Леонидовым. То ли еще может быть впереди?
— Наверное, нам не надо оставаться на отпуск здесь, — снова заговорила Магда. — Не следует ли повторить поездку в Подмосковье? Повидались бы с Евгением Семеновичем, все было бы ему легче…
— Я думаю, — ответил Александр, — отправиться в командировку в Москву сейчас. Есть такая возможность. А потом можно поехать и всем вместе.
На другой день Дубравиным позвонил Семен. Он поспешил передать новость о болезни Леонидова и объяснил его теперешнее состояние неумеренным чревоугодием, а главное — все той же занятостью и перегрузками в работе. «Непонятно, куда человек спешил? С этим вашим стремлением в светлое будущее можно очень скоро оказаться в прошедшем времени». Александр попробовал умерить пыл Семена, пристыдил его по поводу неуместного остроумия, но тот продолжал кипятиться, называя Леонидова и ортодоксом, и восторженным юношей тридцатых годов, пока не выговорил до конца все, что думал в связи с внезапной болезнью их общего друга. Только после этого речь его стала спокойной и рассудительной. Оказалось, что он уже побывал у Леонидова в больнице, нашел его в приличном вполне состоянии, и, как сказал врач, если с больным не повторится ничего подобного в ближайшие дни, он через месяц благополучно вернется домой.
Радость трудового дня — вот самое главное, что жизнь дает человеку. Не прав был Леонидов, определяя радость бытия однозначно. Важно, как распорядиться каждым дарованным тебе днем, а важно — как его прожить! Александр возвращался из командировки в приподнятом настроении. Его одинаково волновали и завершение книги по истории старого уральского завода, и встреча с Магдой.
Было уже около одиннадцати вечера, а солнце продолжало светить. Наступала пора белых ночей. Подумав об этом, Александр перенесся мысленно лет на двадцать назад, когда они познакомились с Магдой на университетском вечере, а потом долго гуляли по набережной. С тех пор ничто не омрачало их жизни. Магда работала в училище и в институте, он, Александр, продолжал свою журналистскую работу, начатую еще в студенческие годы. За это время подрос Алешка, стал юношей, и теперь уже он готовился вступить на путь самостоятельной жизни. «Как-то все пойдет дальше?» — думал Александр, входя в дом.
Навстречу Александру своей быстрой и легкой походкой вышла Магда. Глаза ее сияли. Она сразу спросила о Леонидове: как он выглядит, что собирается делать после больницы?
Александр рассказал, что ему уже разрешили ходить. Врачи довольны. Если все пойдет в таком духе, через неделю Леонидов отправится в подмосковный санаторий, а после сможет вернуться и к работе. Магда подробно расспрашивала обо всем и о Шурочке: как она? Шурочка жива-здорова. Видел ее. Вместе с ней ездил в больницу.
После ужина они долго сидели в комнате Александра. Он разбирал привезенные из командировки книги и записи, а Магда вспомнила о событиях минувшей недели. Больше всего ее заботил Алексей. Он буквально менялся на глазах: категорически отказался от занятий в музыкальной школе, перестал посещать технический кружок и бассейн. Вместо всего этого он требовал купить ему гитару и записать в кружок гитаристов при Дворце культуры. Александр сказал, что ничего страшного нет.
— Если не хочет заниматься по классу фортепиано, пусть играет на гитаре. Не надо принуждать к занятиям музыкой. Пусть человек решает сам, что ему лучше.
— Какой он еще человек? И какие они в наше время все? — возразила Магда. — Их духовное созревание запаздывает. Воля родителей должна быть для них законом.
— Не знаю, — сказал Александр, — по-моему, ты подходишь слишком жестко. Надо бы давать простор ребячьей инициативе.
— Эти школы устарели, — возразила Магда. — Они рассчитаны на какое-то обособленное воспитание, к примеру, где-нибудь на дальнем севере. Ты же сам говорил, что сейчас в большом городе из каждого многоквартирного дома во двор выходит до сотни ребят. И все они разные… Но не будем спорить, а гитару я ему все равно не куплю. Да и зачем ему гитара, если он собирается в военное училище?..
Вскоре Магда отправилась спать. Александр сказал, как обычно: он поработает еще немного и постарается не засиживаться. В отличие от жены Александр не привык ложиться рано и, зная, как она устает на работе и дома, не мешал ей отдохнуть перед новым трудным днем. Да Магда и не позволяла ни за что нарушить раз и навсегда заведенный режим дня. В этом отношении они расходились с Александром; он мог сидеть за своим столом ночь-полночь и вставать утром раньше всех. Ему удавалось быть «совой» и «жаворонком» одновременно.
Когда он остался один в своей комнатушке, чувство успокоенности и даже умиротворенности полностью овладело им.
Некоторые материалы, которые удалось отыскать Александру в московских архивах, могли сделать его новую документальную книгу значительнее. И он напишет эту книгу возможно лучше! Он много раз бывал на разных заводах, больших — современных, и маленьких — допотопных, которым нередко отказывали в обновлении оборудования, он насмотрелся всякого, но, главное — увидел настоящих людей, не тронутых червоточиной потребительства или лености. Александру хотелось рассказать об этом глубже. Уральский рабочий в этом отношении — особый; не требующий многого лично для себя, он мужественно переносит трудности и невзгоды, хотя их в значительной мере могло бы уже не быть, ведись хозяйство более рачительно и заботливо по отношению к людям, живущим ныне, а не только к тем поколениям, которые придут им на смену в прекрасном светлом будущем. Тут, пожалуй, Семен прав. Был бы прав, если б сам побольше вносил в общий труд. Но ведь Семен и само понятие «народ» отрицает. «Что за чушь — народ! — кипятился он в споре с Леонидовым. — Вы объясните популярно, что это такое?» Леонидов отмахивался: «Что вам объяснять, если вы не ощущаете себя частицей народа?» — «Я — частицей народа?! А как это, интересно, я могу ощутить?» — «Согласен, — спокойно ответил Леонидов, — вы не можете. Потому что главным образом тунеядствуете. А народ, опять же главным образом, составляют трудящиеся массы, способные преобразовывать общество к лучшему. Вот когда созреете и начнете, как говорит Валерия, вкалывать, тогда и ощутите себя частицей народа. Я, например, ощущаю. И хочу испытывать это чувство еще больше, чем два десятка лет назад». Спор между Леонидовым и Сеней, как обычно, ничем не кончился. Леонидов говорил о своем главном понимании смысла жизни, Сеня разглагольствовал о том, что он не собирается себя ограничивать…
Написать роман, конечно, непросто, рассуждал Александр уже превозмогая усталость и желание спать. Для этого нужны талант и время. Пока времени явно недостает. А что касается таланта — кто скажет, есть ли он у него? Во всяком случае, талант не туман, не мимо идет.
Сон сморил Александра. Заснул он моментально. Какие-то неясные видения приходили в голову, над какой-то зыбкой пустыней, напоминавшей облака, летел он и вдруг проснулся от тихого, сдавленного плача. Он открыл глаза и увидел Магду. Она сидела на кровати. Александр тоже сел.
— Что с тобой? — спросил он. — Почему не спишь?
Магда не ответила. Она утирала ладонью слезы, все еще всхлипывая, и, наконец, успокоилась, глубоко вздохнув. На повторные вопросы Александра она тоже не отвечала. Прошло несколько тяжких минут. Александр не спал и чувствовал, что не спала и Магда.
Ее голос прозвучал неожиданно и отрешенно:
— Вот от этого я и погибну.
Александр не понял, о чем говорит Магда. Он попытался развеять ее мрачные мысли, спросил:
— О чем ты говоришь? Что с тобой происходит?
Магда лежала тихо, и можно было даже подумать, что она уснула, но вскоре ее голос послышался вновь:
— Я нащупала шарик, вот здесь… — И рука Магды потянулась к ключице.
Александр не нашел ничего другого, как сказать, что Магда придумывает себе невесть что. Завтра — рабочий день, и ей надо выспаться. Магда еще раз вздохнула и притихла.
И снова завершился длинный трудовой год. Одним из признаков этого для Магды и Александра было очередное появление в их доме ничуть не стареющего, всегда элегантного Семена. Его приезд внес оживление. Он без конца о чем-то рассказывал, будоражил несбыточными затеями, например предлагал всем вместе отправиться в путешествие по Средней Азии или поехать к морю, в Сухуми, а лучше всего слетать на недельку в Париж. Потом он сказал, что есть возможность прокатиться по Каме и Волге. Это было соблазнительно. Но в этом году Алешка сдавал выпускные экзамены, а потом собирался поступать в военное училище. Магда и Александр решили провести отпуск на даче у Белых камней.
В ближайшее воскресенье они поехали к Белым камням. На Магде, Валерии и Александре были поизносившиеся походные куртки, спортивные трико и кеды, и только один Семен не пожелал расстаться со своим единственным темно-серым костюмом-тройкой, шляпой и начищенными до блеска полуботинками. Сидя на скамье электрички, он постоянно оглядывался по сторонам, любуясь сменяющими друг друга пейзажами, а иногда вскакивал и прохаживался. Наступив на ногу одной из женщин, он пробормотал: «Прошу пардона», — и, не обращая больше на нее внимания, пошел дальше. Вслед он услышал: «Вот, ходют тут нероботи разные, аж прямо по ногам. А еще в шляпе!»
Семен сел против Александра, уставился на него неподвижным взглядом и спросил:
— Может быть, вы мне объясните, Александр Александрович, на каком основании какая-то тетка говорит мне грубости? — Он не отводил глаз и ждал ответа. — Вы только подумайте, сколько поколений интеллигенции пострадало ради того, чтобы дать вот таким, как она, нормальную человеческую жизнь! Ту, что они имеют сегодня со всеми своими благоустроенными квартирами и прочими удобствами. А стоит войти в троллейбус или электричку, они же тебе орут: «Эй ты, в шляпе!»
— Вам бы дать визу и лишить возможности видеть всю эту красоту.
— Нет уж, извините, Россия — это мое! А все остальные ваши дела меня просто не волнуют. — Семен посмотрел на Валерию и Магду. — «О, как милее ты, смиренница моя! О, как мучительно тобою счастлив я»… — продекламировал он.
— Почему мучительно? — спросила Валерия. — Безнадежная любовь? Надежды юношей питают. Или вы уже не чувствуете себя юным?
— Я-то чувствую, важно, как меня воспринимают…
— Воспринимают! — успокоила Валерия.
От станции до залива они дошли незаметно, неторопким прогулочным шагом.
По дороге им встретилась компания пьяных парней с волосами, отросшими до плеч. Они попросили закурить и, когда Александр достал из кармана пачку дешевых, но крепких сигарет, которые он обычно курил, спросили: «А с фильтром нет?»
— По воскресеньям без фильтра не принимаем, — попытался было съязвить Семен, о чем сразу пожалел Александр. Он еще помнил не такую давнюю историю, которая произошла примерно в этих же местах с Владиславом.
Парни глянули на Семена и, видимо подумав, что дело имеют не иначе, как с высоким начальством, извинились, поблагодарили за курево и пошли. На сердце у Александра отлегло. Встреча могла принять и другой оборот, а надеяться в таком случае Александр мог только на себя, по крайней мере, не на Семена.
Тот шел теперь немного впереди по вьющейся тропке, среди буйно зеленеющей травы и беспечно насвистывал. Потом обернулся и сказал:
— Вот вам — плоды вашего воспитания. Жалею, что из-за провинциальной щедрости и обходительности Александра я не разделался с ними!
Ответом на эти слова был дружный смех. Смеялся и Семен.
— Нет, в самом деле, — снова обернувшись, сказал Семен. — Какого черта — ходят тут всякие разные и хамят. А почему? Вы задумывались? — Ничего не услышав в ответ, он произнес последнее за всю дорогу: — Вот то-то! — И дальше шел молча до самого залива.
На даче Магда занялась георгинами. Валерия сидела за столиком под высоченной разлапистой елью и курила. Она и не подумала там, на дороге, угощать сигаретами пьяных парней. Они были глубоко ненавистны ей — все пьянствующие длинноволосые лоботрясы, ненавистны с тех пор, как от них пострадал Владислав. И в этот раз, поведи они себя агрессивно, она била бы их по пьяным мордам всем, что бы ей ни попалось под руку. «А Семен все же молодец, — подумала она. — Не испугался…»
— Вот вас бы с вашей культурой, — сказала Валерия, — командировать в здешний колхоз.
— Меня? — удивился Семен. — Это за что же?
— Не за что же, а для чего же. Культуру прививать. Глядишь, по вашему примеру и другие бы пить перестали. Им же заняться нечем. Отработали и — гуляй!
— Вы наивны, — заключил Семен и повернулся к Александру, внезапно появившемуся из-за елок. — Где вы пропадали?